- В подвал! - скомандовал Усольцев, но сам остался у окна. Однако и он долго не усидел - совсем близко, рядышком раздался оглушительный взрыв, и Емельян увидел огненный султан, всплеснувшийся ввысь. Горячая струя ударила в лицо и откинула его к противоположной стене. Земля и осколки рухнули на особняк и, как показалось Усольцеву, продырявили крышу, стены. Он мотнул головой - уцелел, только лицо горит, особенно глаза, будто их на огне жарят. Испугался: не ослепнуть бы! И вдруг услышал крик. Сначала не понял, откуда он доносится, потом разобрался: с улицы. Осторожно приподнялся, встал на ноги и сделал шаг - ничего, ноги слушаются, значит, и они в целости. Отчетливо услышал: "Эй, кто в доме, всем в траншею!". Подошел к двери и увидел бойца, прижавшегося к стене.
- Чего тебе?
- Во взвод, в траншею бегите!
- Кто приказал?
- Командир. Скорее!
Огненная кутерьма не прекращалась. Низко над головой с шипением проносились снаряды, а в небе волнами плыли крестоносные самолеты.
Усольцев с друзьями тут же оставили особняк и вслед за посыльным устремились к взводной позиции. Там нырнули в траншею и укрылись. А земля дрожала, ее без устали рвал металл. За траншеей возник пожар, загорелся тот самый деревянный барак, в котором еще совсем недавно располагался взвод. Дым и смрад стелились по земле и ползли в траншею. Дышать стало тяжело. Усольцев опустился на дно траншеи и, собравшись в комок, застыл будто неживой. Вот так бы просидеть подольше, чтоб не слышать воя и грохота, да и крики то ли раненых, то ли слабонервных рвали душу. Но сидеть в покое не пришлось. Он отчетливо услышал свою фамилию: кому-то снова потребовался Усольцев.
- Здесь я, здесь, - нехотя ответил и, упираясь в холодную траншейную стену, встал.
Перед ним возник взводный Брызгалов с перебинтованной головой. Хотел Емельян спросить про голову, но не успел - сильно рвануло, аж в ушах зазвенело, плашмя повалился на дно траншеи. И взводный грохнулся. Лежа на дне, все же спросил:
- Чуть царапнуло. Осколком. Катюша вытащила его и забинтовала. Ничего... Как твоя команда?
- Все живы. Здесь они.
Оба стряхнули с себя землю и сели. Усольцев увидел на виске у Брызгалова кровь. И бинт тоже окровавило.
- Перевязать надо...
- Хорошо. Потом, - махнул рукой взводный. - У нас беда. Завалило в блиндаже командира полка. И замполит, твой партизанский комиссар, тоже там.
- Старший политрук Марголин, комиссар нашего батальона?
- Бери повыше. Майор Марголин. Заместитель командира полка по политической части. Только что назначен. Отстал ты, брат, от полковых новостей. Так вот, надо их спасать. Бери своих архаровцев и марш к Волге... Лопатки при вас?
- Имеются, кажется, у всех. Проверю.
И только сейчас Усольцев заметил на петлицах взводного три кубика.
- Поздравляю с повышением, - сказал и быстро встал.
Лавируя меж воронок, Усольцев и все его прежние подчиненные, кроме Зубова, которого взводный оставил при себе, быстро достигли крутого обрыва, где уже у заваленного блиндажа копошились люди, разгребавшие землю. Два бойца притащили длинную железную трубу, за что капитан, незнакомый Усольцеву, похвалил их и велел протолкнуть ее внутрь блиндажа, чтоб дать туда воздух. Бойцы, ухватившись за трубу, начали ею колотить по сыпучему грунту.
- Эх вы, мастера-чудики, кто ж так делает? А ну-ка, посторонитесь, - и Усольцев, взяв в руки лопатку, принялся за дело. Через несколько минут ямка, в которой скрылся черенок и даже рука Емельяна, была готова. - Теперь и труба пойдет.
Усольцев, стоя на коленях, подтянул трубу к себе и вставил ее одним концом в ямку. Она легко вошла туда. Емельян встал в рост и, ухватившись за верхний конец трубы, надавил. Труба поползла вниз.
- Вошла!
- Вот и хорошо, - облегченно вздохнул капитан. - Пускай дышат.
Тем временем Галстян, Гулько и Нечаев вместе с другими бойцами значительно прорубились в толщу завала. К ним подключился и Усольцев. Жарко стало. Сняли с себя ремни, скинули шинели и работали так, что даже взрывов и стрельбы не слышали. А капитан все торопил и торопил. Усольцев, хотя и понимал, что тот волнуется, однако злился: лишне такое понукание, сами знаем, что каждая минута дорога, и не стоим же руки сложа, вон сколько земли понакидали. У Ашота вся чуприна взмокла, а у Захара даже по усам вода течет.
Впереди всех в туннеле шел Клим. Он и первым уперся в дверь. Постучал. Последовал ответный стук.
- Живые они! - во весь голос крикнул Клим.
- Как знаешь? - спросил Усольцев.
- В двери стукаюць. Вот она...
К Климу подобрались Галстян и Нечаев. Землю, которую они отгребали от двери, кидали на плащ-накидку, а Усольцев вытаскивал ее из туннеля. Капитан наконец улыбнулся.
- Придумали же волокушку!.. По сто граммов получите.
- Маловато, товарищ капитан, - оживился Нечаев.
Галстян дернул дверь на себя - пошла, но с трудом. Клим еще малость копнул, и дверь, двинутая изнутри, настежь открылась. Полковник, обсыпанный землей, вырвался из блиндажа и, никого не замечая, проскочил туннель, встал как вкопанный.
- Полк где? - с хрипотой в голосе крикнул. Никто не ответил полковнику. Все будто онемели. Не ждали такого: человека вырыли из-под земли - мог и концы отдать, а он, ни слова спасителям не промолвив, промчался как ужаленный мимо них. Усольцев никогда прежде не видел командира полка, но кое-что слыхал про него. Говорили: крутого нрава, строгий, но вояка смелый. Кадровый он, еще с гражданской шинель не сбрасывает, все служит. В кавалерии служил, кого только не рубал: и басмачей, и деникинцев, и всякую другую контру. На гимнастерке всегда носил медаль "XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии" и орден Красного Знамени, который получил одним из первых еще в двадцать четвертом году. Очень любит употреблять слово "красный". Если речь произносит, а говорить зажигательно он может, обязательно скажет и не раз: "Вы есть красные бойцы..." И про себя говорит: "Хотя фамилия моя Белых, но я - красный".
Полком стал командовать в Сталинграде. Сам попросился на полк, а ведь был заместителем командира дивизии по строевой. Пожелал быть ближе к противнику.
- Я спрашиваю: полк где? - повторил полковник.
Только сейчас к нему подбежал капитан и доложил, что полк стойко обороняется, изо всех сил держит рубежи.
- Какие рубежи? Покажите на карте!
Капитан схватился за полевую сумку, где лежала его карта-двухверстка, но вспомнил, что на ней, конечно, не обозначены последние рубежи, опустил сумку и сбивчиво попытался объяснить ситуацию: мол, вот здесь застрял, откапывал...
- Вы что, землекоп или красный командир?
Усольцев быстренько надел шинель, подпоясался ремнем, набравшись смелости, подошел к командиру полка и, глядя ему прямо в глаза, громко доложил:
- Вторая рота первого батальона стоит насмерть. Ни метра земли фриц не получит.
- Молодец, - сбавил тон полковник, на его бледном худом лице, усеянном следами оспы, появилась улыбка. - Хвалю! Кто такой?
- Красноармеец Усольцев, старший группы по спасению вас, товарищ полковник.
- Так это вы меня... нас откопали?
- Так точно!
- Ну, спасибо! Всех угостить обедом! Тарасюк!.. Где Тарасюк? Пропал Тарасюк, растяпа-ординарец...
- Спасибо, товарищ полковник. Мы сыты.
- Сыты? Н-ну...
Из блиндажа, держась за голову, вышел майор Марголин. Ушибло чем-то его. Он подошел к Емельяну и обнял.
- Родственник? - удивился полковник.
- Брат родной... Спаситель дочери... И наш спаситель... Я вам рассказывал, помните, про бойца-партизана... Про зондеркоманду... Это он с ней разделался.
- Ты? - полковник ткнул пальцем Усольцеву в грудь. - Будешь при мне... Вместо Тарасюка. Мне нужен храбрый ординарец. Остальные - марш на позицию.
Ошеломило Усольцева, аж желваки заиграли. Надо же, в ординарцы попал! Вот те раз...
- Товарищ полковник, мне тоже на позицию надо. С ними вместе... Немчуру бить...
- Разговорчики! Приказ отдан!
Майор Марголин улыбнулся и кивнул головой: мол, не горюй, Усольцев, все будет в порядке.
Чуть успокоился, подумал: может, с помощью комиссара как-нибудь вырвется из ординарцев. Ну разве это его дело чистить командирские сапоги, подавать чай... Нет, не умеет он прислуживать, да и нужно ли в такое время заниматься ерундой. Во взводе узнают - засмеют, скажут: дослужился!
Полковник резко повернулся и направился в блиндаж. Усольцев распрощался с товарищами, молча обнял каждого.
- Вот ведь как неладно вышло, елки-моталки, - с жалостью в голосе произнес Захар. - Ничего, отоспишься в тепле.
Клим сказал только два слова: "Встретимся яще!" - и ушел. А Галстян на ухо шепнул: "Сбеги!.. К нам... Ничего не будет..."
Полковник вышел из блиндажа с автоматом и, обращаясь к майору Марголину, отрывисто произнес:
- Пошли! На НП...
Посмотрел на Усольцев и, окинув его с ног до головы острым взглядом, сказал:
- Вижу - горюешь.. Зря. Мы еще с тобой повоюем... А сейчас - за мной! Будешь и за адъютанта.
На ходу майор Марголин сообщил Усольцеву, что только вчера полковник Белых лишился адъютанта: немецкий снайпер насмерть скосил его.
Вокруг наблюдательного пункта одна за другой рвались мины, но полковник, словно не замечая их, быстрым шагом подошел к двери здания и, поднявшись на второй этаж, бросился к телефонисту:
- Связь есть?
- Действует! - четко произнес телефонист.
- Мне первый батальон!
Связист тут же докричался до первого батальона и передал трубку полковнику.
- Кравцов!.. Слышишь меня?