Идея простая: его карьера, которая до сих пор развивалась пусть и не стремительно, но достаточно успешно, вышла на уровень, когда для продолжения карьерного роста майор Ортнер должен был перейти в новое качество - из "офицер" в "боевой офицер". Посудите сами: одно дело, если офицер знает о войне только по учебникам и кинохронике, и совсем иное, если в его личном деле записано, что он побывал в бою, проявил отвагу и находчивость; что подразделение, которым он командовал, прорвало эшелонированную оборону противника и т. д. Иоахим Ортнер с самого начала знал, что когда-то через это придется пройти. Он никогда не пытался представить, как оно будет; не пытался и теперь. Нет смысла. Ведь все равно пойдет как-то иначе.
"И куда же?.." - спросил майор Ортнер. "В Россию", - тихо сказал дядя и приложил палец к губам. С Россией был пакт о ненападении, свеженький, еще горячий, как пирожок из печи. Все знали, что этой войны не миновать, но чтобы вот так, сразу… Красиво.
Следующий день прошел в рутинных хлопотах. Майор Ортнер совсем забыл о княжне, и когда она позвонила вечером: "Господин майор, вы не предупредили, что наше занятие отменяется…", - не нашелся сразу, что ей сказать. Голова была занята другим. Звонок был из прошлого, а прошлое - слишком тяжелый груз, чтобы его тащить через жизнь. От этого прошлого майор неосознанно уже освободился, но вот оказывается, что оно зацепилось коготком… "Ах, да… виноват… так случилось… Мне предстоит командировка… Пока не представляю, сколько она продлится, но как только вернусь - непременно свяжусь с вами…" - "Вы нарушили правило, господин майор. Мы условились разговаривать только по-русски…" Она все поняла, но - женская манера - оставила призрачный мостик. Мол, я была бы не против…
Свою дивизию на месте дислокации майор Ортнер не застал - она была уже в пути. Майор Ортнер отнесся к этому философски; уж что-что, а война от него не уйдет.
Он стал нагонять войну уже в сотне километров от границы. Вначале это были отдельные колонны; затем колонны пошли чаще; потом сплошняком. Пехота, артиллерия, танки; не только немецкие танки, но и французские, и бельгийские, и чешские. И в грузовиках были не только немцы, - он дважды обогнал итальянцев и один раз румын. Хорошо, что все это двигалось в одну сторону, так что пробираться не составляло труда. А в сложных ситуациях выручал экстерьер "опеля": мужчины любой страны неравнодушны к автомобильной красоте. Приходилось пускать в ход и обаяние. Майор - не ахти какая персона, но если он не чинится, а руководствуется старой истиной, что ласковое слово и кошке приятно… Короче говоря, все получалось как надо.
В этих хлопотах майор Ортнер не заметил, как они пересекли границу. Пейзаж не изменился и дорога не изменилась, что и не удивительно: еще недавно это была одна страна. Солнце застряло над головой, часы подтверждали: дело идет к полудню; и желудок подтверждал, что завтракали они давно и всухомятку, и лучше бы этот эксперимент не повторять. Желудок напоминал, что в природе существуют харчевни, и в некоторых из них даже прилично кормят.
Такова была диспозиция и ход мыслей майора Ортнера, когда Харти обернулся к нему (Харти сидел рядом с водителем, во-первых, для того, чтобы подчеркнуть - для окружающих - статус майора, а во-вторых, чтобы избавить майора от неудержимого трепа Харти), и произнес жалобно-жалобно:
- Господин майор, разрешите остановиться на пару минут.
Хотелось бы знать, подумал майор Ортнер, он специально делает так, чтобы я читал его мысли, или же я настолько сжился с этим прохвостом, что мыслям уже не обязательно превращаться в слова, поскольку они доходят по адресу напрямую?
- Чего вдруг? - спросил он из протеста.
- Терпения нет - надобно отлить.
- А прежде не мог? О чем ты думал, когда час назад мы заправлялись?
- Об этом и думал, господин майор. Вот так и думал: дотерпи, дотерпи, сукин сын, пока не окажемся в России.
- Так мы уже в России…
Россия была пуста, плоска и обесцвечена солнцем. Майор Ортнер не думал, какой окажется Россия (в прошлый приезд, когда он вместе с дядей побывал в Москве, за окном вагона он не увидел ничего, кроме леса; лес был неухоженный, дикий, непроглядный; лишенный информации; теперь майор Ортнер въезжал в Россию значительно южней, и предполагал, что увидит другую страну; так и случилось), - так вот, если б ему сказали вчера: дайте определение - одним только словом - какой вам представляется Россия, - он бы ответил: сочной. Выходит - ошибся бы. Впрочем, ему было все равно.
- Так точно, господин майор.
- Если не секрет, - спросил майор Ортнер, - зачем терпел?
- Виноват, господин майор… - Пальцы, которыми Харти вцепился в спинку своего сиденья, побелели, а нижняя часть его тела едва заметно ерзала, движением пытаясь снять напряжение. - Все дело в примете. Есть у меня такая: если в новой стране, сразу после границы, отолью, - дальше все идет как по маслу. - Харти резко выдохнул: еще одна попытка снять напряжение. - Примета верная, господин майор. Только отлить надо убедительно. Не пару капель, а чтобы струя была, как у крепкого мужика…
- Ладно, - рассмеялся майор Ортнер, - ритуал - дело святое. Стоим три минуты.
"Опель" выехал на обочину и приткнулся позади сгоревшего, раскоряченного легкого танка. Харти выскочил, стал спиной к дороге, но запутался пальцами в пуговицах и даже присел от боли.
- Славный денек, майор, не так ли?
Речь медленная, скрашенная едва уловимой снисходительностью. Но ничего оскорбительного.
У майора Ортнера реакция отличная, в университете на турнирах по джиу-джитсу побеждал качков за счет ловкости и быстроты. Неторопливо повернул голову на голос. Генерал. Достаточно чуть наклониться в его сторону - и дотянешься рукой. Сидит в массивном "опель-адмирале", почти одногодок майора Ортнера. На шее Рыцарский крест с Дубовыми Листьями, на груди Железный крест, золотой Испанский крест с мечами, испанский же знак "За ранение" и штурмовой пехотный знак. Успел.
Правая рука майора Ортнера открывает боковую дверцу; правая нога наружу; перенес на нее тяжесть тела; приставил левую. Вытянулся.
- Так точно, господин генерал.
Теперь, когда они были лицом к лицу, генерал заметил на груди майора Ортнера такой же значок, какой носил сам.
- О! Оказывается, вы учились в той же академии, что и я! Будьте проще, майор. Ведь мы, как говорится, из одной миски хлебали.
Генерал даже не понял, что отдал мяч. Если разговариваешь с человеком, нужно не просто смотреть на него - нужно постараться его увидеть. Майор Ортнер не стал тушировать противника сразу, растянул удовольствие.
- В нашем выпуске это называлось иначе, господин генерал.
- То есть?
- У нас говорили: мы все сиживали на одном толчке.
Не хамски, а почтительно. Сам напросился.
- Вот как?.. Этого, впрочем, следовало ожидать: каковы времена - таков и контингент…
- Как утверждал великий Мольтке, - Майор Ортнер даже чуть поклонился, - материал всегда один: глина. И только от мастера зависит, что он захочет - или сможет - вылепить: ночной горшок - или голову Афины.
Генерал поджал губы. Но ведь отвечать все равно придется…
- Вы уверены, что такой текст есть у Мольтке? Я что-то не припомню…
- Не сомневайтесь, господин генерал.
- М-да… Ладно. Я к вам, собственно, по делу, майор.
- Да, господин генерал?
- Мой олух, - генерал указал на водителя, - перед дорогой не посмотрел свечи. И запасных не взял. Не поверите: каждые полчаса мотор перестает тянуть, приходится останавливаться. У вас не найдутся запасные?
- Сейчас узнаем, господин генерал.
Майор Ортнер взглянул на водителя. Взглянул не акцентированно - вот только этого недоставало. Ведь и так все ясно: идет игра; так поддержи ее! забей второй мяч. Всего трудов-то: разведи руки, изобрази растерянность на роже, пробормочи "виноват". Харти именно так и поступил бы… Нет - этот крестьянин засуетился, выскочил из машины - и к багажнику. Майору Ортнеру сразу стало скучно.
Зато генерал опять смотрел хозяином.
- Кстати, майор, как прикажете понимать, что ваш подчиненный позволяет себе стоять спиной, когда рядом находится генерал? Это что - тоже новые веяния?
У майора Ортнера застыло лицо, но он даже головы не повернул.
- Харти!
Харти вздрогнул, очнулся, поглядел через плечо, увидал генеральский мундир, встретился с ледяным взглядом… Штаны расстегнуты, руки заняты… Он повернулся и заставил себя вытянуть руки по швам.
- Виноват, господин генерал!
В глазах генерала блеснул еле сдерживаемый смех.
- Надеюсь, майор, вы помните, как квалифицирует такие ситуации дисциплинарный устав…
Генерал сделал знак своему водителю - и "опель-адмирал", неслышно тронувшись, влился в поток войск. Спасибо, что не распорядился поменять свечи на месте, а то бы мне и Харти этот денек запомнился надолго, признал майор Ортнер. Он взглянул на Харти, на его мокрые штаны.
- Что-то у тебя сразу не заладилось, ефрейтор. Может - повторишь попытку?
Ехать в след генералу не хотелось. Дадим ему пятнадцать минут, он успеет о нас забыть, а там как-нибудь разминемся…
Чтобы убить время, майор Ортнер подошел к лежавшему на брюхе, черному от копоти танку. Танк весь поник, и только его длиннющая фирменная антенна тянулась, тянулась ввысь, словно силилась поставить танк на катки. Это был чешский LT-38, классная машина; однажды майору Ортнеру довелось на таком прокатиться и даже пару раз пальнуть из пушки. Тоже чешской, шкодовской 37-миллиметровки. Незабываемое впечатление, едва не оглох. Разумеется, стреляли не в боевой обстановке, а якобы пристрелочно. Но все равно - что-то в этом было…