Я почувствовала, как кровь приливает к моему лицу.
– Нет, но я…
Сундари ожидала, что я скажу дальше.
– Разве ты не согласилась?
Кахини опять меня перехитрила. Больше всего на свете мне хотелось остаться со своей семьей на время Дурга-пуджи. Но если я сейчас честно об этом скажу, я разочарую рани. Я ощущала сильнейшее давление в своей груди, когда принимала решение.
– Я с радостью останусь, – молвила я.
На протяжении следующей недели я наблюдала за сборами дургаваси. Все отлично понимали, что сделала Кахини, но именно я приняла решение и скрыла правду, не желая расстраивать рани. Часть меня жалела, что я смолчала. В ночь накануне отъезда это чувство усилилось до такой степени, что вот-вот грозило вырваться наружу.
Повсюду в дургавасе стояли собранные в дорогу сундуки. Джхалкари, смеясь, просила Моти не есть весь ладду , который приготовит ее мама, иначе подруга очень пожалеет, когда, вернувшись, выйдет на майдан. Кахини и Раджаси вошли в дургавас в сопровождении двух немолодых уже женщин, которые прежде были дургаваси.
– Я четко сказала, что желтое сари надо выстирать и привести в порядок на сегодня, – заявила Кахини. – Скажи, Раджаси, разве я не так объяснила?
– Я собственными ушами слышала, как ты им это говорила.
– Ну и где мое сари? – потребовала Кахини.
– Извините, – сказала старшая из двух женщин. – Ткань очень деликатная…
Кахини размахнулась и ударила старуху по лицу.
– Мне извинения не нужны.
Я поднялась со своей кровати, на которой сидела.
– Это не твое дело, – прошептала Джхалкари. – Сядь.
– Извините, – повторила пожилая женщина и расплакалась. – Я сейчас все сделаю…
Она тотчас же ушла из дургаваса. Другая служанка поспешила вслед за ней. Кахини заметила, что я видела ее безобразное поведение. Ее лицо осветилось улыбкой.
– Решила, что твоя деревня не стоит того, чтобы туда возвращаться?
– Твое поведение в дургавасе просто неслыханно! – заявила я.
Другие женщины, повернувшись, уставились на меня. Я понимала, что веду себя глупо, но меня это сейчас не тревожило. Она уже и так отобрала у меня то, чего я больше всего хотела, – возможность повидать моих родных.
– Серьезно? – медленно, словно была удивлена моим поведением, произнесла Кахини. – Извини, но кто из нас рос при дворе, а кто – в деревне?
– Оставь ее в покое, – сказала Мандар.
– Не вмешивайся! Сита думает, что знает о дворцовой жизни больше, чем я. Ладно, – произнесла Кахини и, шлепая подошвами тапочек, приблизилась ко мне, – полагаю, через три дня мы узнаем, какая из тебя придворная. Ты так и не поблагодарила меня за услугу.
Она так близко стояла к моей кровати, что до моего обоняния долетел аромат ее жасминовых духов. Мне ужасно хотелось ударить ее, причем посильнее, чтобы Кахини пожалела о том, что она уже успела сделать, желая насолить мне. Но если я не сдержусь, меня выгонят. Тогда у Ануджи не будет будущего.
– Мне показалось, что тебе совершенно не хочется возвращаться в ту нору, которую ты называешь деревней. Здесь куда приятнее жить. Здесь есть мягкие постели, туалет и проточная вода.
– Довольно, – сказала Мандар.
– Желаю удачи тебе с раджей. Уверена, когда он будет навещать рани, ты найдешь чем развлечь его. Ты ведь знаешь все, что следует знать о театре. Кто не захочет обсудить великолепие английских пьес, если англичане проявляют такую доброту и заботу о нас?
Мандар угрожающе поднялась со своей постели, но Кахини лишь улыбнулась и ушла.
На следующее утро, стоя во внутреннем дворе, я наблюдала, как уезжали женщины. Мое сердце сжималось от тоски.
– Джхалкари рассказала мне, что случилось, – сказала Сундари.
Она обняла меня за плечи и повела обратно в зал рани. Там было пусто, только слышалось журчание воды в фонтане. Сундари уселась на длинной подушке возле двери, рукой указав, что мне следует сделать то же самое. Я уселась, скрестив ноги, и ждала, что она скажет.
– Кахини понятия не имеет, что хорошо, а что плохо, – спокойно произнесла Сундари. – Она будет жалить тебя до тех пор, пока ее жало не найдет твое самое больное место. Чем меньше ты будешь откровенничать в ее присутствии, тем лучше. Мы всегда должны помнить о том, что Кахини – любимица раджи. Кахини кажется, что она наказала тебя, но на самом деле она дала тебе шанс улучшить свое положение во дворце. Расценивай это именно так.
– Она украла у меня возможность увидеться с семьей!
– Не следует так думать. Следующие три дня тебе надлежит доказать свою полезность рани. Никто не будет отвлекать вас от общения друг с другом. Кахини очень хотелось насолить тебе, однако она упустила из виду кое-что важное. Я видела, как ты ведешь себя, беседуя с рани. Госпоже приятно общаться с тобой. Тебе очень повезло, что отец обучил тебя английскому языку.
В данный момент я бы не сказала, что мне сопутствует удача.
– Итак, в ближайшие дни постарайся воспользоваться своим преимуществом, – настаивала Сундари. – Тем более что Кахини не ждет этого.
В полдень рани прислала за мной служанку, и я последовала за ней. У тяжелых двустворчатых дверей на посту стояли два стража. В ушах одного из них поблескивали золотые серьги. Подойдя ближе, я узнала в нем Арджуна. Капитан улыбнулся мне, и мое сердце почему-то забилось сильнее.
Старуха сложила ладони в намасте. Арджун ответил на ее приветствие, но при этом смотрел на меня, и я заметила читавшееся на его лице беспокойство.
– Я думал, что вы поехали домой праздновать Дурга-пуджу, – сказал он.
Стараясь, чтобы мой голос не выдал обиды и негодования, которые переполняли меня, я спокойно ответила:
– На этот раз не получилось.
Арджун кивнул. Интуиция подсказала мне, что капитан уже наслышан о том, что сделала Кахини. Но если даже и так, внешне он ничем не выдал своей осведомленности.
– Рани ожидает вас за дверью. Она желает, чтобы ей почитали на английском языке. Этот язык становится все более популярным у нас. Некоторые говорят, что если дела и дальше так пойдут, то со временем мы все заговорим по-английски, забыв о своих корнях.
– Неужели такое возможно?
– Ну, я буду с вами откровенен: британцы не хотят, чтобы рани произвела на свет наследника.
Я нахмурилась.
– У них больше солдат, чем у Джханси. Если британцы захотят, они легко смогут завоевать нас.
Арджун улыбнулся.
– Британцы поступают иначе. Они ищут предлог своей агрессии, чтобы оправдать ее в глазах собственного народа. Что может быть более веской причиной, чем княжество, оставшееся без наследника престола?
Служанка рани беспокойно переступала с ноги на ногу.
– Шримати… – начала она, но я проигнорировала ее.
На этот раз мне хотелось узнать правду. Надоело мне быть невежественной деревенской девчонкой.
– Именно поэтому они не пересмотрели свое решение насчет новых фуражек и патронов? – спросила я. – Они надеются на бунт сипаев?
– Да. Если сипаи восстанут, то они смогут захватить Джханси под предлогом подавления бунта.
Страж, стоявший рядом с Арджуном, нахмурился и покачал головой. У меня по спине пробежали мурашки, словно кто-то и впрямь дотронулся до кожи холодными пальцами. Что будет с рани? Что будет со всеми нами? Потом я поняла, что страж имел в виду, качая головой.
– Рани не верит в это?
– Нет, не верит. Британцы бывают весьма… убедительными. Особенно хорошо подвешен язык у майора Эллиса и капитана Скина.
Я взглянула на плотно закрытые двери библиотеки и подумала о том, как мне следует вести себя.
– Вы ей не советчица, – сказал Арджун, словно прочитав мои мысли. – Нас здесь не для этого держат.
– Вы уже готовы, шримати? – нервно спросила служанка. – Ее Высочество ждет вас…
– Да… веди меня.
Арджун и другой страж открыли двери. Пару секунд я была слишком ошеломлена, чтобы сделать хотя бы шаг.
– Когда я впервые увидел библиотеку, то тоже стоял как вкопанный, – улыбнувшись, произнес Арджун.
Это было, пожалуй, самым красивым помещением во всем Джханси. Двери закрылись за моей спиной. В воздухе пахнуло пылью и кожей. От потолка и до самого пола вся комната была заполнена книгами, переплетенными в кожу, парчу и изысканный шелк. В дальнем конце, под высокой аркой окна, рани удобно восседала на широкой, мягкой кожаной подушке.
– Сита! – словно давнюю подругу, приветствовала меня рани. – Ты же раньше никогда не бывала в библиотеке?
Я сложила ладони в намасте и поклонилась, чтобы затем приблизиться к ней.
– Да, Ваше Высочество. И это… это великолепно.
Рани, как и я, обвела глазами высокие стены зала, а потом ее взгляд остановился на резных деревянных изображениях Сарасвати. Мой папа любил вырезать из дерева лики богини искусств. Я подумала, что теперь ему придется праздновать Дурга-пуджу без меня, и с трудом сдержала накатившиеся слезы.
– Когда я здесь, меня всегда охватывают сильные чувства, – сказала рани. – Уверена, что Сундари уже передала тебе, но скажу еще раз: я весьма признательна тебе, Сита. Когда в следующем месяце будут праздновать Дивали , ты сможешь целую неделю провести с семьей.
– Ваше Высочество…
Она подняла руку в предупреждающем жесте, чтобы я не успела высказать ей свою благодарность.
– Садись, – погладив подушку, лежавшую рядом с ней, пригласила рани.