Джхалкари нахмурилась, но ничего не сказала.
Я отнесла письма в развернутую холщовую сумку почтмейстера.
– Вы их доставите? – спросила я.
– Лично нет, – бросив на меня пронзительный взгляд, произнес Гопал, – но я прослежу, чтобы письма доставили по назначению.
– Он всегда такой брезгливый? – спросила я у Джхалкари, когда мы вернулись в дургавас.
Она присела на мою кровать.
– Он считает, что в прошлой жизни был раджей, – рассмеявшись, произнесла девушка. – С ним та же проблема, что и с Кахини.
– Моя бабка страдает тем же недугом, – пошутила я.
– Ты с ней не ладишь?
Я не собиралась этого делать, но невольно заговорила тише и настороженно, так, как если бы бабушка находилась сейчас в этом помещении вместе со мной.
– Между нами нет согласия. Догадываюсь, что после моего рождения она предлагала воспользоваться опиумом.
Джхалкари кивнула.
– Моя тоже. Она не хотела девочки, но отец встал на мою сторону.
Я улыбнулась.
– Мой отец тоже меня защитил.
– И у твоего отца – две дочери. Твоя сестра на тебя похожа?
– Не очень. Она милая, добрая и почтительная. Когда-нибудь из нее выйдет хорошая жена. Именно поэтому я здесь.
– Как замечательно с твоей стороны!
– Ну, у меня не было особого выбора: либо сюда, либо в храм.
Джхалкари кивнула.
– Почти у всех нас одна и та же история: либо сюда, либо в храм.
Глава 9
В третью неделю службы в дурга-дале, в самом начале июля , Сундари разбудила нас раньше обычного и сказала, что мы сегодня не будем упражняться в боевом искусстве на майдане. Я выглянула из окна и посмотрела на тучи, принесенные сезоном дождей. Должно быть, жрецы предсказали необычайно сильный ливень, но Сундари сообщила нам, что рани сегодня днем созывает дурбар для женщин.
Тотчас же другие женщины вскочили на ноги и принялись рыться в своих корзинах с одеждой, передавая друг дружке драгоценности. Я присела на край кровати. У меня была лишь одна ангаркха, та, которую подарила мне Джхалкари в мой первый день в дурга-дале. Я не могла себе ничего придумать… пока не могла, поскольку хотела сберечь деньги для Ануджи.
– Ты не можешь одеться в ту же самую ангаркху, в которой проходила две недели, – сказала Джхалкари, садясь рядом со мной.
В утреннем свете ее схожесть с рани показалась почти жутковатой.
– Это женский дурбар. Такое случается раз в году. Я сейчас пойду с тобой в лавку, и ты сможешь купить себе что-нибудь.
– Но времени не останется подогнать ткань под мои размеры.
Джхалкари надула губы. Я, усмехнувшись, догадалась, что она изображает недовольную Кахини.
– Я не знаю, как в твоей деревне, но в городе мы покупаем уже готовые, пошитые вещи.
Я рассмеялась, несмотря на то, что Кахини с противоположной стороны спальни могла нас слышать.
Мы заглянули в казначейство, где хранились рупии, которые нам платили каждую неделю. Я взяла столько, сколько, по словам Джхалкари, будет вполне достаточно на приобретение шелковой ангаркхи и простого ожерелья. Затем мы под моросящим дождиком направились к лавкам у подножия крепости.
Джханси в те времена было одним из богатейших княжеств Индии. Всюду виднелась сочная, буйная зелень, отбрасывающие густую тень манговые и апельсиновые деревья, колышущиеся на ветру сады… Город Джханси был изумрудом севера Индии, золотисто-зеленым драгоценным камнем, вздымающимся из песков на берегах реки Пэхудж. Направляясь в город, я уже издалека видела все ворота с башенками над ними, которые были достаточно высокими и широкими, чтобы через них мог пройти слон. Я подумала о том, что бы сказала моя семья, увидев меня сейчас проходящей через одни из ворот с пистолетом на боку и Джхалкари в качестве подруги и спутницы. Какой же огромной свободой пользуются женщины Джханси! Здесь мы имели право покупать вещи без посредничества родственников и мужей, тратя деньги по своему усмотрению.
Только в третьей лавке нашлась ангаркха, которую Джхалкари сочла вполне приличной для женского дурбара.
– Как насчет вот этой?
Я взяла в руки одеяние, сшитое из фиолетового бенаресского шелка. Изящная вещица. Верхнюю часть украшали стежки, сделанные серебряной нитью, а на шароварах были вышиты розовые и серебряные листочки.
– Сколько? – спросила Джхалкари у лавочника.
– Для дургаваси рани – десять рупий, – произнес лавочник, который своими подкрученными кончиками усов напомнил мне нашего деревенского соседа Шиваджи.
Цена, как по мне, была вполне умеренной, но Джхалкари рассмеялась.
– Она что, похожа на капитаншу? Эта девушка – новенькая. Мы заплатим пять.
– Я что, похож на нищего? – встрепенулся лавочник. – Я стану нищим, если буду продавать свой лучший товар за пять рупий… Восемь.
– Пять, – твердо произнесла Джхалкари. – В Джханси – десятки лавок, мой друг.
– И скольким девушкам посчастливилось одеваться в столь шикарные наряды? В этом оттенке фиолетового она будет выглядеть истинной принцессой. Такого вы нигде не найдете.
Джхалкари приподняла брови.
– Посмотрим.
Я понимала, что теперь мне следует вернуть ангаркху на полку, хотя, признаться, ничего красивее этого я в продаже сегодня не видела. Мы уже направились к выходу, когда лавочник нас догнал.
– Шесть! – выкрикнул он.
Джхалкари развернулась.
– Пять, и нам не нужны продающиеся в комплекте тапки.
Мужчина глубоко вздохнул, демонстрируя преувеличенное разочарование. Две женщины, зашедшие в лавку и выбирающие товар, захихикали. Подозреваю, что этот его вздох был предназначен для их ушей.
– Пять без тапочек.
Как же он заворачивал мою покупку! Создавалось впечатление, будто мы попросили лавочника завернуть коровью лепешку. Он все время вздыхал и сокрушенно качал головой. Когда мы вышли на улицу, Джхалкари закатила глаза.
– Какое лицедейство! Эта ангаркха стоит четыре рупии, ни одной анны больше! Его прибыль – целая рупия.
– Откуда ты знаешь?
А я-то всерьез полагала, что мы лишаем лавочника куска хлеба.
Джхалкари окинула меня пристальным взглядом.
– Мой дед двадцать лет подметал улицы и копил деньги, чтобы купить лавку, в которой собирался торговать сари. Когда он накопил нужную сумму, никто не хотел сдавать ему помещение в наем, потому что он далит. Поэтому дед сам построил себе лавку и стал продавать одежду другим далитам. Ко времени, когда мне исполнилось десять лет, я могла точно определить цену шелка любого происхождения – от Джханси до самого Китая.
– Он, должно быть, необычный человек.
Даже в наши дни мысль о том, что далит может прикасаться к шелку, покажется для многих шокирующей, как бы это вас ни удивляло.
– Был. Дед умер, надеясь, что сын продолжит его дело, но отец хотел записаться в армию. Его никуда не принимали, поэтому отцу пришлось стать сипаем на службе у британцев. Мама не подарила ему сына, и он начал учить боевому искусству меня.
Две британские женщины прошли мимо нас. Они отчаянно боролись со своими юбками в июльской жаре. Их кожа почему-то покраснела, а голубые глаза сверкали, как отполированные аквамарины. Я поразилась тому, что представители этой расы были способны менять цвет своей кожи, словно хамелеоны.
– Видела их? – спросила я у Джхалкари.
– Кого? Британок?
– Они красные .
– Такое случается, когда ты получаешь ожог.
– Кто их обжег? – повысила я голос.
– Никто, – рассмеялась Джхалкари. – Это все из-за жары. Эти женщины, в отличие от нас, не привыкли подолгу находиться под солнцем.
– Как ужасно!
Каждый раз краснеть, когда ты вынужден выйти за дверь!
– Зачем тогда они одеваются в такие тяжелые наряды?
Джхалкари подняла руки ладонями вверх. Кто может в точности сказать, зачем британцы делают то или иное? Мы вошли в другую лавку. Там на серебряных крючках висели ряды ожерелий, похожие на водопад ярко сверкающих на свету разноцветных каменьев.
– Знаешь, – замерев на пороге, произнесла Джхалкари, – у отца рани тоже не было сыновей, и он воспитывал из нее свою наследницу. Я слышала, что британцы говорят, будто она – истинный раджа Джханси. А знаешь, что они болтают о радже Гангадаре?
Я оглянулась, чтобы удостовериться, что нас никто не подслушивает.
– Нет. А что?
– Они называют его рани.
Джхалкари ожидала моей реакции.
– Кто такое говорит? – прошептала я.
Если нас кто-нибудь услышит, то нам наверняка больше не придется служить в дурга-дале.
– Британские офицеры. Они все побывали на его пьесах и видели, как раджа занимаемся лицедейством. Через два дня, кстати, мы будем присутствовать на очередном его выступлении… Если тебе понравилось одно из этих ожерелий, покупай. Впереди у нас много спектаклей.
Когда мы вернулись, я переоделась в новую ангаркху, натянула на запястья и щиколотки фиолетовые кольца-браслеты, а на шею повесила большое аметистовое ожерелье. Джхалкари начертала серебряную бинди между моими бровями. Когда я приладила оружие к поясу и посмотрела на свое отражение в зеркале, то вместо довольства ощутила растущую тревогу из-за того, что сильно изменилась с тех пор, как приехала в Джханси.