- Прошу слова, - раздался в этот момент голос лейтенанта Альбрехта. - Наш товарищеский долг - прежде всего быть объективными. Так что сядьте.
- Согласен. Ты прав, товарищ Альбрехт. Но не думай, что мое мнение изменится, если я сяду, - улыбнулся Гартман.
Альбрехт не смутился. Он встретил взгляд Рэке и тихо, но настойчиво сказал:
- Вы напрасно упорствуете, товарищ Рэке. Хочу вам сказать, в чем заключается ваша ошибка: вы недооцениваете противника.
Ульф удивленно повернулся к Альбрехту, хотел возразить ему, но только скривил губы и промолчал. "Я недооцениваю противника? - думал он. - Я? Это что-то новое".
В нем постепенно поднималось чувство оскорбленного самолюбия, но, погрузившись в свои мысли, он прослушал выступление Альбрехта. И только когда Раудорн подтолкнул его, он увидел, что все смотрят на него, а Гартман с упреком заметил:
- Подождите предаваться мечтаниям, товарищ Рэке. Кто еще хочет выступить?
- Я, - вызвался Раудорн. - Мы должны дать ему время. Он должен все еще раз продумать. И мы тоже. Позже на общем собрании обсудим этот вопрос.
Гартман оглядел присутствующих и, не слыша возражений, сказал:
- Хорошо. Пусть будет так. Товарищ Рэке, ты согласен?
Ульф кивнул.
- Тогда на этом закончим.
Ульф поднялся первым и молча вышел из комнаты. Он был зол на себя и на других. Придя к себе в комнату, он подошел к окну и прижался лбом к холодному запотевшему стеклу. Затем выключил настольную лампу, лег, не раздеваясь, на кровать и уставился в потолок, слабо освещенный уличным фонарем.
По коридору прошли Гартман и Альбрехт. На лестничной площадке они остановились.
- Он ничего не понял, - заговорил Альбрехт, - мы хотели услышать от него осуждение собственного поступка, а он этого не сделал.
- Не оправдывай его, - перебил его Гартман, - я все понимаю. Но понять человека - еще не значит извинить его. Это было бы самое плохое, что мы могли сделать.
- Согласен! - произнес Альбрехт после секундного раздумья. - Но позвольте вам заметить: упреками мы от него ничего не добьемся. Рэке - человек, который прежде всего реагирует на целесообразность и логику…
- Логика - это хорошо, - перебил его Гартман. - Но при охране государственной границы нужно быть особенно бдительным, строго выполнять инструкцию, а не болтать с подчиненными…
Приподнявшись на кровати, Ульф слушал этот разговор. Но вот офицеры пошли дальше, шаги звучали все тише и тише. Ульф снова лег и закрыл глаза.
Случайно этот разговор слышал и Кольхаз. Он стоял у стенгазеты этажом ниже. Задрав кверху голову, он прислушивался. Когда он услышал, что говорившие спускаются вниз, быстро зашел в комнату отдыха и прикрыл за собой дверь.
Неделя тянулась очень долго. Рэке часами просиживал над книгами и редко бывал в комнате своего отделения. Он заходил туда на минутку, отдавал указания, а остальное поручал своему заместителю.
Встречи с Кольхазом он старался избегать. Он следил за ним на занятиях издалека и видел, что тот все выполняет, но, как говорится, без души.
Раудорн попытался дважды заговорить с Кольхазом, но, встретив вежливый отпор, отступал.
Однажды холодным утром Рэке и Кольхазу поручили проверить посты на правом участке погранзаставы.
В девять часов утра они уже были на наблюдательной вышке. Ульф поставил задачу, Кольхаз коротко ответил:
- Слушаюсь!
На участке все было спокойно. Сразу за заградительной полосой поднималась стена густого хвойного леса, чуть дальше местность плавно понижалась.
Ульф поднес к глазам бинокль и стал рассматривать местность, но спускавшиеся до земли густые еловые лапы не позволяли заглянуть в глубь леса. Он не замечал, что Кольхаз моментами испытующе на него поглядывал.
После длительного молчания Кольхаз отважился и спросил нерешительно:
- Как называется вон та деревня?
- Рорбах, - ответил Ульф, не отнимая от глаз бинокля.
- А церковный купол позади леса, это в Хютенроде?
- Да.
- Таможня расположена там же?
- Нет.
Кольхаз обиженно поджал губы, отвел взгляд в сторону и через некоторое время тихо спросил, не глядя на Ульфа:
- Что нам теперь будет?
"Что нам теперь будет?.." Ульфу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он имел в виду. Он опустил бинокль и холодно ответил:
- Вам - ничего.
- Я очень сожалею.
Рэке отвел глаза. "Это была моя вина", - подумал он и стал припоминать свою оплошность.
Когда Кольхаз спросил, не по поводу ли этого случая собирается партийное собрание, Ульф резко ответил:
- Товарищ Кольхаз, мы с вами оба должны сделать из этого случая выводы. Я готов отвечать на все ваши вопросы, но только не во время выполнения боевого задания. А сейчас я требую, чтобы вы не отвлекались от наблюдения.
Кольхаз с недоверием взглянул на него и, отвернувшись, стал рассматривать опушку леса.
* * *
После обеда Рэке пошел на собрание. У дверей его поджидал Раудорн. Ульф хотел протай мимо, но ефрейтор остановил его.
- Что случилось? Ты что, совсем уже дошел?
- Как это "дошел"?
- Со своими мечтаниями.
Рэке скривил губы.
- Да. Насколько это возможно.
- Что значит да? Ты сегодня опять собираешься отмалчиваться, а говорить должны другие?
- А разве я не пытался объяснить им, как все произошло?
- Нет, - ответил Раудорн, - сегодня речь пойдет о другом.
- Идем, - сказал Ульф, - а то опоздаем.
Они вошли в зал. Ульф сел и, опустив голову, начал листать свой блокнот. Раудорн занял место рядом. Негромкие перешептывания стихли, все взгляды обратились на Гартмана, когда он объявил собрание открытым.
Ульф сильно волновался. Он ожидал упреков, но Гартман коротко изложил суть дела, так что раздражение Ульфа постепенно начало проходить.
Закончив говорить, Гартман предложил Ульфу дать оценку своему поведению.
Рэке встал и огляделся. Альбрехт кивнул ему одобряюще. Одни избегали его взгляда, в глазах других он видел любопытство. Он колебался, пока Гартман не сказал:
- Ну, товарищ Рэке, мы ждем ваших объяснений.
Ульф рассказал, как было дело, назвал причины проступка я прямо признал свою вину.
- Только с одним я не могу согласиться, - сказал он в заключение, глядя на Гартмана, - с тем, что я якобы недооцениваю врага. Это уж слишком.
- Хорошо. Кто хочет выступить? - предложил Гартман.
Несколько рук поднялось одновременно. Мнения выступавших разделились. Одни считали проступок незначительным. Другие говорили, что, как им кажется, Рэке еще не понял всей важности происшедшего.
- Нам не надо приводить доказательства того, что ты недооцениваешь противника, ты сам доказал это, - сказал в своем выступлении Раудорн. - Твои слова расходятся с действиями…
- Разве я спорю? - перебил его Ульф. - Разве я сказал что-то другое? Разве я хочу уклониться от сделанных выводов?
- От своих нет! - возразил Раудорн. - Но от наших да.
- Тогда говорите яснее, - попросил Ульф, - я намеков не понимаю.
- Я и собираюсь сделать это, - сказал Альбрехт. - Раудорф совершенно прав. Итак, мне кажется, что вы представляете себе последствия своего проступка следующим образом: я, мол, провинился, хотя у меня и были хорошие намерения. Накажите меня, и кончим с этим. Верно?
- Да.
- Кончить о этим должны вы сами. Пока вы теоретически пытались доказать опасность противника, он предпринял нападение на нашу государственную границу, и, между прочим, не теоретически, а практически! Вы должны понять, что совершили серьезный проступок.
Ульф опустил голову и прикусил до боли нижнюю губу. Аргументы Альбрехта были достаточно убедительны, но в эту минуту он был не в состоянии встать и честно признать это.
- Ну, теперь ты понял, чего мы от тебя хотим? - спросил Гартман.
Рэке кивнул. Раудорн встал:
- Я предлагаю объявить товарищу Рэке на первый раз замечание.
Некоторые согласно закивали, другие о чем-то перешептывались.
- Товарищ Рэке, ты хочешь еще что-нибудь сказать? - спросил Гартман.
- Нет.
- Все слышали предложение? Есть другие предложения? - Гартман подождал секунду. - Ну что ж, давайте голосовать… Единогласно.
Собрание закончилось. Ульф ушел первым. Альбрехт вышел за ним, догнал его в коридоре и сказал:
- Пойдемте вместе. Нужно кое о чем поговорить.
В комнате командира взвода было тепло. Альбрехт налил себе и Ульфу по чашке кофе. Они сели.
- Ну что же? - начал Альбрехт. - Как будем жить дальше?
Не поднимая глаз, Ульф помешивал ложечкой кофе, на его губах застыла грустная ироническая улыбка.
- Как будем жить? - повторил он наконец. - Как-нибудь будем…
- Как-нибудь нельзя, не имеем права, - прервал его Альбрехт. - Только не вздумайте обижаться и дуться, как мальчишка, которому запретили играть в футбол.
- Я буду стараться!
- Это хорошо.
- Вы думаете, мне сейчас легко? Думаете, я могу спокойно приступить к работе?
- Нет.
- Хорошо, я вам скажу, как буду жить дальше…
Они помолчали. Первым нарушил молчание лейтенант: