Шли дни. И вот Паша взволнованно поделилась с Шурой новостью - её вызывает хозяин столовой. Подруги насторожились. По какому поводу?
- Раз вызывает, - советовала подруга, - пойди, только раскуси замысел старого волка.
Хозяин встретил Пашу расплывшейся улыбкой.
- Как работается, барышня? Нравится у нас?
- Уже привыкла.
- О другой работе разве ты не мечтаешь? - сделал он ударение на слове "ты".
- От меня ведь не зависит.
- А от меня зависит! Но прежде надо научиться приличным манерам, понимать желания офицеров. Приходи сегодня вечером, посидишь, присмотришься, а там и работать начнешь.
- Благодарю за внимание, но я не могу, тем более одна.
- Подумай!
Паша все до мелочей рассказала Шуре. Сомнений не оставалось - у хозяина нечестные намерения. Не пойти, значит разгневать "старого сухаря". Как быть? Но ведь можно его использовать в своих интересах? Так ведь? Появился план: Паша пойдет, "пронюхает" обстановку! Пригодится знание немецкого языка.
- В обиду тебя не дадим. Мы с товарищами будем внимательно следить за тобой.
Паша оставалась неподвижной, смотрела вдаль. Затем медленно, но отчетливо отчеканила:
- Пойду!
К хозяину столовой она явилась перед ужином.
- О! - бурно выразил восторг предприниматель. - Я знал, ты благоразумна.
Чуть согнувшись, он заискивающим тоном говорил:
- Понимаешь, тут один офицер… Ну, как тебе объяснить, уж очень ты ему пригляделась. "Кто такая?" - все спрашивал, а потом признался: "Хочу, говорит, познакомиться". Я сейчас, подожди минуточку.
Хозяин засеменил по залу и присел к столику, за которым беседовали два рослых офицера.
- Разрешите? - обратился он к одному из них, и на его лице засияла многообещающая улыбка. - Дама ждет вас. Где изволите?
Офицер сощурил левый глаз, выпил глоток коньяку, закурил и строгим тоном спросил:
- Вы ручаетесь за фрау?
- Вполне!
- Извини, друг, сердечные дела!
Светловолосый офицер вышел из-за столика. В кабинете услужливого хозяина его ждала миловидная девушка.
- Честь имею! - щелкнул каблуками. - Герберт! Офицер немецкой армии!
Стараясь рассеять скучное настроение фрейлейн, обратился по-русски:
- Наверное, я виновник вашего плохого настроения? Не так ли?.. Гм…
- Паша! - быстро вставила Савельева, назвав свое имя.
- Не так ли, Паша?
- Настроение у меня хорошее, напрасно сокрушаетесь.
Девушка прислушалась к его голосу: говорит он ровным, как будто приглаженным тенором. И своей обходительностью и приятной внешностью Герберт вызвал симпатию Паши.
- Я давно хотел с вами познакомиться. Сегодня сбылось мое желание. Но, я вижу, это вас мало радует!
Паша не ответила по существу, а прямо в упор, с укором сказала:
- Вы немец? А где же научились так хорошо говорить по-русски?
- Я переводчик. Пойдемте на свежий воздух.
Паша и Герберт медленно шли по слабо освещенной улице Словацкого. Она рассеянно слушала офицера, говорившего о Германии, которая быстро возвеличилась и стала могущественной державой в Европе. Пройдет немного времени, уверял он, и великая Германия будет самой сильной в мире. Да, да, так говорит фюрер.
Паша не вступала в беседу. Что ему ответить? Нужна осторожность, задень честь мундира фашиста и - не оберешься беды.
Офицер замолчал. Молчала и Паша. О чем говорить? Что приятного скажет ей чужой человек? В сгустившихся сумерках его лицо казалось продолговатым, задумчивым. Глаза Паши блеснули нехорошим огоньком, когда на мгновение задержались на кобуре. "Выхватить бы пистолет и стрелять, стрелять в мундир с фашистской свастикой, пока в обойме не останется патронов".
- Вы нас боитесь и ненавидите! Я прав, фрейлейн?
- Вы очень хотите знать правду?
- Конечно!
- Думаю, бояться вас не следует, а рады вам единицы.
- Но так думаете только вы!
- Нет, так думают многие.
Герберт начал насвистывать любимую мелодию.
- Вы сказали, вас зовут Паша?
- Да.
- А у меня есть сестра Мария, тоже очень хорошая девушка.
"Для чего он об этом говорит?" - силилась попять Паша. - "Тоже хорошая девушка"… Косвенный намек?
Первое знакомство было скоротечным и, главное, непонятным. Чего добивался офицер своими россказнями о "великой Германии"? Хотел проверить ее отношение к немцам? Но он же не встретил никакого одобрения. И все же на прощание офицер сказал:
- Очень буду рад увидеть вас завтра.
Знакомство с Гербертом продолжалось. По отдельным фразам, сказанным Гербертом, Паша поняла, что переводчик гестапо не сторонник нечеловеческой морали фашистов и чуть ли не противник их гнусных методов. Все сказанное ею о войне, грабежах, невыносимых людских страданиях проникало в его сознание, как обвинение, как приговор. Ее правота словно парализовала язык Герберта, и он только слушал.
На Восток Герберта послали в первую очередь потому, что он в совершенстве владел русским языком, к тому же он проявил себя вполне надежным патриотом рейха. Ему сулили большой успех после завоевания "жизненного пространства", где он сможет в полной мере себя проявить, сделать блестящую карьеру. Ранее Герберт преподавал русский язык в школе шпионов. За безупречную там работу удостоился повышения в чине. Потом его отправили в захваченные районы Советского Союза. Здесь он столкнулся с явлениями, которые его потрясли. Переводчик лично убедился, как проводятся дознания в гестапо. Тогда он и начал искать встречи с теми, кто мог бы облегчить его переживания. Дважды ему повстречалась хорошенькая русская блондинка, и Герберт задался целью познакомиться с нею. Несколько встреч расположили его к Паше, он отнесся к ней с необъяснимым довернем и даже однажды сказал:
- Давайте послушаем радио.
- Где?
- У меня дома.
Паша насторожилась. Неужели немец предлагает от чистого сердца?
- Для вас разве не опасно, если чужой человек послушает радио в вашей комнате?
- А разве вы не опасаетесь знакомства с сотрудником гестапо? Наверняка вам этого не простят! - отпарировал Герберт.
Паша обратилась за советом к близкой подруге.
- Как быть? - спросила она у Белоконенко. - Мне действительно не простят, если узнают, что была у немца на квартире?
- Пашенька, твоего переводчика я знаю, - успокоила Шура. - Он бывает иногда в лагере военнопленных и, представь, не прошел равнодушно мимо меня. Я с ним тоже знакома. Впечатление такое, будто он и в самом деле не такой, как другие. Сердцем чую - вести должен себя пристойно.
- Хорошо, рискну.
Подруги еще долго беседовали. Паша рассказала о том, что последние несколько дней к ней стал приставать хозяин столовой.
- Пришлось надерзить старому дураку, - рассмеялась Паша. - Но это не беда. С завтрашнего дня начинаю работать на кирпичном заводе.
- Кем?
- Статистиком.
- Я рада за тебя, поздравляю!
- Далековато приходится идти на завод, но, как говорят, ничего не попишешь. Выбора нет, надо терпеть, - делилась Паша. - А ты на прежнем месте?
- Да, пока там.
- Почему пока?
- Нам передали, что в канцелярии лагерей военнопленных будут работать только немцы или фольксдойчи.
- Тебя не тронут, - уверенно, но без всякого основания произнесла Савельева.
Паша шла с Гербертом. Состояние такое, будто еле-еле отрывает ноги от земли. Вернуться? Теперь поздно. Зашли в небольшую комнату, кое-как обставленную. Герберт настроил приемник. Из репродуктора полилась музыка. А потом… раздался голос Москвы! От неожиданности глаза девушки повлажнели. Как далеко сейчас родная столица от нее!
Невинная на первый взгляд затея с приемником повторилась и в другой раз. Паша поняла - у них появился доброжелатель, хотя сам в этом пока не признается.
- Может быть, за гестаповской формой кроется честное человеческое сердце? - делилась Паша своими домыслами с Марией Ивановной Дунаевой, когда после работы пришла к ней.
- Если так, это очень хорошо. Проверь его. И вот на чем. Пусть поможет тебе устроиться и канцелярию лагеря военнопленных. Это было бы здорово, тогда бы ты наверняка смогла общаться с военнопленными. Понимаешь?
- Да, да.
- Пусть даже несколько наших товарищей выйдут на волю - и то мы сделаем большое дело! - с волнением заключила Мария Ивановна.
Прохаживаясь на следующий день по пустынным улицам, Паша рискнула:
- Я доверяюсь вам, Герберт, ибо убеждена всем сердцем - вы не фашист. А я хочу помочь моим соотечественникам.
Герберт поднял брови.
- Фрейлейн Паша, не рекомендую шутить такими словами.
Щеки девушки зарделись румянцем.
- Я беззащитная, вам легко со мной расправиться. Арестуете?
- Замолчите!
- Нет! Молчать я не могу, не хочу, не буду!
- Вы невыносимая девчонка! Забываете - я немецкий офицер!
- Мне ясно и другое, Герберт. Я это чувствую, чувствую.
- Что же вы чувствуете?
- Не знаю, но в одном не ошибаюсь - вы не такой жестокий, как те…
- Такой же! Иначе не служил бы в гестапо.
- Наивно защищаетесь, Герберт!
Навстречу шли два фельдфебеля. Они громко приветствовали офицера. Собравшись с мыслями, он повернул голову к Паше.
- Не обещаю, однако узнаю. Чем смогу, помогу.