Она бросила что-то на стол между ними. Я не разглядел, что это было, но оно стремительной сверкающей волной ринулось к нему. Де Керадель отпрянул, замер, дрожа, и глаза его снова стали голубыми, хотя и налитыми кровью, и тело его съежилось.
– Осторожнее, отец! Ты еще не сидишь рядом с… Его… троном. А я все еще дочь моря, отец. Осторожнее!
Позади я услышал шаги. Ко мне подошел дворецкий с пустым взглядом. Он принялся опускаться на колени – но в этот момент его взгляд прояснился. Он ринулся ко мне, открывая рот, чтобы закричать. Прежде чем ему это удалось, мои руки вцепились в его горло, впиваясь большими пальцами в трахею, а мое колено ударило его в пах. С силой, которой я раньше никогда не обладал, я поднял его за шею над полом. Он обхватил меня ногами, а я упер свою голову ему в подбородок и толкнул. Раздался хруст, и тело дворецкого обмякло. Я отнес его в коридор и тихо положил на пол. Наша борьба была бесшумна. Его глаза, вновь пустые, смотрели на меня. Я обыскал тело. На его поясе я обнаружил ножны с длинным изогнутым ножом, острым как бритва.
Теперь я был вооружен. Я спрятал тело под диван, вернулся к гостиной и снова выглянул из-за занавески. Комната была пуста, Дахут и де Керадель ушли.
Я отступил за портьеру. Теперь мне было понятно, чего боялись призраки старого дома. Я понял, что это были за толчки, что за удары.
Пещера жертвоприношений была разрушена. Она послужила своей цели. Как там сказал де Керадель? Он "уничтожил нищих", и теперь у него было достаточно крови для последней жертвы. "Как Он мощною стопою гроздья гнева разметал" – вспомнилось мне.
Не такой уж и неуместной показалась она мне теперь. Де Керадель соорудил винный пресс для кровавого пойла Собирателя. В нем должна была оказаться и моя кровь, но Дахут не позволила этого!
Я не чувствовал благодарности. Она была пауком, думающим, что муха увязла в ее паутине, и лишь противостояла попытке другого паука отобрать у нее добычу. Вот и все. Но муха уже высвободилась из паутины, и в том не было ее заслуги. Хотя моя ярость по отношению к де Кераделю росла, я не чувствовал, чтобы убывала ненависть к Дахут. Тем не менее то, что я услышал, меняло мои планы мести. Все прояснилось. Тени ошибались. Дахут не должна умереть раньше отца. У меня был план получше… План владыки Карнака, который, как думала Дахут, погиб от ее рук. Этот план стал советом мне – ибо именно он помог тому, другому мне давным-давно, в древнем Исе.
Я поднялся по ступенькам. Дверь в мою комнату была открыта. Я безрассудно включил свет. И увидел Дахут, стоявшую между мной и моей кроватью.
Она улыбалась – но в ее глазах не было улыбки. Она подошла ко мне. Я выхватил нож и направил острие в ее сторону. Дахут остановилась и рассмеялась – хотя в ее глазах не было веселья.
– Ты так неуловим, любимый, – сказала она. – У тебя просто талант к исчезновениям.
– Ты уже говорила это, Дахут. И… – Я коснулся своего лица. – Даже оставила мне напоминание.
Ее глаза увлажнились, и по щекам покатились слезы.
– Ты многое должен простить мне… Но и мне многое предстоит простить тебе, Алан.
Что ж, это было правдой.
"Берегись… Берегись Дахут…"
– Где ты взял нож, Алан?
Этот вопрос будто вернул мне рассудок.
– У одного из твоих людей, – ответил я. – Я убил его.
– И ты убьешь меня, если я подойду ближе?
– Почему бы и нет, Дахут? Ты отправила меня тенью в край теней. Я выучил урок.
– Что за урок, Алан?
– Я должен быть безжалостен.
– Но я не безжалостна, Алан, иначе тебя бы здесь не было.
– Я знаю, что ты лжешь, Дахут. Не ты освободила меня.
– Я не имела этого в виду… – сказала Дахут. – И я не лгу… И я… хочу испытать твою решимость, Алан.
Она медленно подходила ко мне. Я держал нож наготове.
– Убей меня, если хочешь, – сказала Дахут. – Я не особенно люблю жизнь. Я люблю лишь тебя. Если не любишь меня, убей меня.
Она подошла так близко, что острие ножа коснулось ее груди.
– Давай же – покончи с этим, – сказала она.
Моя рука опустилась.
– Я не могу убить тебя, Дахут!
Ее глаза, ее лицо осветились нежностью – но за этой нежностью я видел торжество. Дахут положила руки мне на плечи и коснулась губами отметин от кнута на моем лице.
– Этим поцелуем я прощаю… – говорила она. – И этим я прощаю… И этим я прощаю… А теперь поцелуй меня, Алан, и этим поцелуем покажи, что прощаешь меня.
Я поцеловал ее, но не сказал, что прощаю. Я не простил.
Я разжал пальцы, позволив ножу упасть. Дахут дрожала в моих руках. Она прижалась ко мне и прошептала:
– Скажи это… скажи это…
Я оттолкнул ее, рассмеявшись.
– Почему ты так жаждешь прощения, Дахут? Чего ты так боишься, что хочешь моего прощения, прежде чем твой отец убьет меня?
– Откуда ты знаешь, что он хочет убить тебя? – спросила она.
– Я слышал, как он сказал это, когда не так давно столь очаровательным образом требовал у тебя моей крови. Торговался с тобой за меня. Обещал тебе замену, которая будет куда более удовлетворительной… – Я вновь рассмеялся. – Неужели необходимо мое прощение, чтобы Собиратель воплотился в моем теле?
– Если ты слышал это… – сбивчиво ответила она, – то должен знать, что я не отдам тебя ему.
– Этого я не знаю, – солгал я. – Именно тогда твой слуга вынудил меня убить его. Когда я смог продолжить… На самом деле, когда я вернулся, чтобы перерезать твоему отцу горло, прежде чем он перережет мое… вас уже не было. Полагаю, сделка состоялась. Отец и дочь вновь объединились и отправились готовить пищу – меня, Дахут, – для свадебного пира. И пира погребального. Два в одном, Дахут!
Она вздрогнула, будто моя насмешка причинила ей боль.
– Я не заключала никаких сделок. – Ее голос прозвучал сдавленно. – Я не позволю ему забрать тебя.
– Почему же?
– Потому что я люблю тебя, – ответила Дахут.
– Тогда почему ты так жаждешь моего прощения?
– Потому что я люблю тебя. Потому что я хочу забыть прошлое. Я хочу начать заново, любимый…
На мгновение мне показалось, что моя память раздвоилась, что все это, вплоть до мельчайших деталей, уже происходило. Я понял, что видел это в древнем Исе в моем сне – если то было сном. И сейчас, так же, как тогда, она жалобно, отчаянно прошептала:
– Ты можешь не верить мне, любимый. Что мне сделать, чтобы ты поверил?
– Выбирай между мной и твоим отцом, – ответил я.
– Но я уже выбрала, любимый, – ответила она. – Я говорила тебе… – И снова прошептала: – Что мне сделать, чтобы ты поверил?
– Останови его… – ответил я. – Развей его чары.
– Я не боюсь его, – презрительно сказала Дахут. – И я больше не боюсь того, что он призывает.
– Я боюсь, – ответил я. – Развей его… чары.
В этот раз она поняла значение сделанной мною паузы. Ее глаза расширились, и несколько секунд она молчала, глядя на меня. Затем медленно сказала:
– Есть лишь один способ их развеять.
Я ничего не ответил.
Дахут подошла ближе, притянула меня к себе, заставив взглянуть ей в глаза.
– Если я это сделаю… Ты простишь меня? Ты полюбишь меня? Не оставишь меня, как в прошлый раз, давным-давно в Исе, если я снова выберу между тобой и отцом?
– Я прощу тебя, Дахут. Я не оставлю тебя, пока ты жива.
Это было правдой – я лишь старался не думать о том, что именно имею в виду. И вновь, как и в Исе, я обнял ее. Ее губы, ее тело манили меня, и я почувствовал, как моя решимость тает… Но жизнь во мне, что шла от Хелены, была неумолима и непреклонна. Хелена ненавидела Дахут, как любая влюбленная женщина ненавидит соперницу, – и эта ненависть перешла и ко мне.
Дахут высвободилась из моих объятий.
– Одевайся и жди меня здесь, – сказала она, выходя из комнаты.
Я оделся, но нож оставил при себе.
Гобелен, скрывавший потайную дверь, отдернулся, и Дахут вошла в комнату. На ней была архаичная зеленая мантия, зеленые сандалии, на ее поясе сверкали зеленые камни, одежда ниспадала мягкими складками, а волосы удерживал венок из зеленых водорослей. На ее запястье виднелся серебряный браслет с черным камнем, на котором алым был выгравирован трезубец – символ морского бога. Она сама походила на дитя морского бога…
Вновь я почувствовал, как поколебалась моя решимость, но это прошло, едва она подошла ближе. Она не улыбалась, ее лицо было жестоким, а в глазах плясали дьявольские искорки.
Дахут подняла руки и закрыла мне глаза. Прикосновение ее пальцев было подобно холодному морскому бризу.
– Идем! – сказала она.
– Иди с ней… – шептали призраки старого дома. – Но берегись… Берегись Дахут…
Мои пальцы сжались на рукояти ножа. Я пошел за ней.