Я прошел сквозь болото и очутился на слабо освещенной тропе, которая быстро превратилась в широкую дорогу, что тянулась сквозь казавшуюся бесконечной степь. По дороге шли тени – тени мужчин и женщин, молодых и старых, тени детей и животных… Но гротескных искаженных теней здесь не было. Казалось, они состояли из тумана… из застывшего тумана. Они шли быстро и медленно, бежали или отставали, шли поодиночке, небольшими группами или толпами. И когда они проходили мимо или когда я обгонял их, я чувствовал на себе их взгляды. Тени, казалось, пришли со всех краев и из всех времен. Среди них был худой египетский жрец, на плече которого сидел кот, он беззвучно шипел на меня, выгибая спину… Были трое римских легионеров, на чьих круглых шлемах виднелись черные пятна. Они вскинули руки в древнем приветствии, проходя мимо… Были греческие воины, на чьих шлемах развевались плюмажи, и женщины в паланкинах, влекомых призрачными рабами… Мимо бесшумно проехали люди верхом на пони, в руках у воинов были луки. Всадники одарили меня свирепыми взглядами… Была тень ребенка, какое-то время шедшая со мной рядом, тянувшаяся руками к сверкающей нити, которая вела меня… влекла… куда?
Дорога все продолжалась. Людей на ней становилось все больше, и я заметил, что многие идут в ту же сторону, что и я. Затем справа от меня в степи возник тусклый фосфоресцирующий свет – как те серые гнилостные огни над верхушками монолитов… Свет источал нависший над равниной полумесяц, напоминавший колоссальную арку. По равнине протянулась тропа пепельно-серого света, и люди-тени устремились с широкой дороги на эту тропу – но не все. Один из них замешкался подле меня – высокий, широкоплечий, с плюмажем на остроконечной шляпе. Ветер трепал его плащ, словно пытался разорвать грузное бесплотное тело тени в клочья, – ветер, дуновения которого я не ощущал.
– Пожиратель Теней пирует, его стол ломится от яств, – прошептал незнакомец.
– Пожиратель Теней? – слабо переспросил я.
Он присмотрелся ко мне, и с его губ сорвался смех – похожий на шелест подгнивших листьев какого-то ядовитого растения.
– Хе-хе-хе… Ты новичок! Только пришел в этот восхитительный мир! Так тебе ничего не известно о Пожирателе Теней? Хе-хе-хе… Он для нас – единственная форма смерти в этом мире, и многие, кто устал от жизни здесь, устремляются к Нему. Ты еще не вполне осознаешь это, ибо Он не проявился. Глупцы… – злорадно прошептал он. – Им следует научиться находить пищу в том мире, откуда они пришли. Как научился я. Не пищу, сотканную из тени, нет-нет, славную пищу из плоти, крови и душ… душ, хе-хе-хе!
Призрачная рука потянулась к сверкающей нити и отдернулась, точно обжегшись. Грузная тень скорчилась от боли, вскрикнула. Шелестящий смех сменился омерзительным воем:
– Ты идешь на свадебный пир… возлечь на свадебном ложе… Твой стол уже ломится от яств… Тебе преподнесут плоть, и кровь, и душу… и жизнь. Возьми меня с собой, жених… Возьми меня с собой к твоей невесте. Я столь многому могу научить тебя! И взамен прошу лишь пару крошек с твоего стола… лишь мельчайшую часть от плоти, крови, души твоей невесты…
Что-то сгущалось под аркой луны на ущербе, что-то нависло над сияющим полумесяцем… Смутные черные тени слетались туда, образуя колоссальное лицо – лицо без черт. Но нет, там были черты – в ткани теней образовались две прорехи, и из них лился свет. Прорехи глаз. Зиял рот – и мертвый свет струился из него, обретая очертания извивающегося языка. Язык слизнул тени, затянул их в рот, и губы сомкнулись. Потом рот открылся вновь – и новые тени влетели туда.
– О, мой голод! Моя жажда, мой голод! Возьми меня с собой, жених, возьми меня к твоей невесте… Я столь многому могу научить тебя – а взамен прошу так мало…
Я оттолкнул молившую меня тень и бросился бежать от этого жуткого шепота. Я мчался, закрывая глаза руками, чтобы не видеть размытый лик на полумесяце.
"Ползи, тень! Алкай, тень, питайся лишь тогда и там, где я укажу! Жажди, тень, пей лишь тогда и там, где я укажу! Ползи, тень, ползи!"
И теперь я понял. Я понял, куда влечет меня серебряная нить, и схватился за нее призрачными руками. Но мне было не разорвать ее. Я попытался бежать назад, сопротивляться, но нить обвила мое тело, она неумолимо тянула меня вперед.
Я понял то, что тень мужчины в плюмаже знала уже давно… Я шел есть и пить… шел на свадебный пир… к моей невесте… Хелене!
Ее тело, ее кровь, ее жизнь утолят мой голод, утолят мою жажду. Тело, кровь, жизнь Хелены!
В землях теней стало светлее, все вокруг словно истончалось, становилось прозрачным… Тени же стали глубже, чернее. А потом все развеялось, исчезло.
Я находился в какой-то комнате. Там были Хелена, и Билл, и Макканн, и незнакомый мне мужчина – худощавый, смуглый, с узким лицом аскета и серебристо-белыми волосами. Постойте-ка… Это, должно быть, Рикори? Как долго я пробыл в землях теней?
Их голоса доносились до меня мерным гулом, я не мог разобрать слов. И мне было все равно, о чем они говорят. Все мое естество сосредоточилось на Хелене. Меня снедали голод и жажда. Я должен был вкусить ее плоти, испить ее крови…
И я подумал: "Если так… то она умрет!"
И я подумал: "Пусть она умрет… Мне нужно есть и пить…"
Хелена резко подняла голову. Я понял, что она ощутила мое присутствие. Девушка оглянулась и посмотрела прямо на меня. Ее лицо побелело… на нем проступила жалость. Янтарно-золотистые глаза потемнели от гнева. Она все поняла. Затем гнев сменился нежностью.
Ее лицо – лицо древней красавицы – окаменело, алые губы изогнулись в загадочной улыбке. Хелена встала и что-то сказала остальным. Я увидел, как они вскочили и принялись изумленно осматривать комнату. Все, кроме Рикори. Тот не сводил глаз с Хелены, его суровое лицо смягчилось.
Теперь я уже мог различать слова в мерном гуле.
– Я сражусь с Дахут, – говорила Хелена. – Дайте мне час. Я знаю, что делаю. – Ее щеки залила краска. – Поверьте мне, я знаю.
Рикори поклонился и поцеловал ей руку. Он поднял голову, и я увидел непоколебимую решимость в его взгляде.
– И я знаю, что вы победите, мадонна… А если проиграете – то будьте уверены, я отомщу за вас.
Хелена вышла из комнаты, и тень, бывшая мною, поползла за ней.
Девушка поднялась на второй этаж, вошла в другую комнату, включила свет, затем, помедлив, заперла дверь. Подошла к окну, задернула занавески.
Протянула руки ко мне.
– Ты слышишь меня, Алан? Я вижу тебя… Еще смутно, неясно, но четче, чем там, внизу. Ты слышишь меня? Тогда иди ко мне…
Меня трясло от вожделения… от жажды, от голода… Но голос Дахут еще звучал в моих ушах: "Алкай, тень, питайся лишь тогда и там, где я укажу! Жажди, тень, пей лишь тогда и там, где я укажу!"
Я знал, что голод и жажда усилятся, что мне не превозмочь волю Дахут. Только жизнь Хелены утолит этот голод, эту жажду. И этим я убью ее.
– Я слышу тебя, – прошептал я.
– И я слышу тебя, дорогой. Иди ко мне.
– Я не могу приблизиться к тебе. Пока не могу. Мои голод и жажда возрастут. Тогда я наброшусь на тебя. И ты умрешь.
Она приглушила свет, подняла руки и распустила волосы. Золотисто-рыжеватые локоны разметались по плечам, ниспадая до талии.
– Что удерживает тебя? Я ведь люблю тебя… И ты любишь меня…
– Дахут… ты это знаешь.
– Возлюбленный мой, то неведомо мне. Это не истина. Ничто не сможет удержать тебя от меня, если я истинно люблю тебя, а ты истинно любишь меня. А это так… И я говорю тебе, приди ко мне, возлюбленный мой… Возьми меня…
Я не ответил – не мог. Не мог я и приблизиться к ней. Но все громче кричал во мне хищной птицей голод, все сильнее сводила с ума жажда.
– Алан, думай только об этом. Думай о нашей любви. Ничто не сможет разлучить нас. Думай только об этом. Ты понимаешь меня?
– Да… – прошептал я.
И я сосредоточился на мысли о любви к ней… А мои голод и жажда, точно дикие псы, пытались сорваться с поводка.
– Дорогой, ты видишь меня? Ты отчетливо видишь меня?
– Да…
– Тогда смотри на меня… И иди ко мне…
Она вновь подняла руки и сбросила платье, стянула чулки… Шелковая комбинация медленно сползла на пол.
Хелена стояла передо мной обнаженная, такая красивая, такая соблазнительная, такая… человечная. Она отбросила за спину пряди, скрывавшие ее белые груди… Ее глаза – золотые озерца любви… В них нет стыда…
– Возьми меня, возлюбленный мой! Ешь меня, пей меня!
Я дернулся вперед, пытаясь оборвать удерживавшую меня нить. Я рвался к Хелене, как рвется душа, которую ведут от врат ада к вратам рая.
– Нет ее власти над тобой. Ничто не разлучит нас… Иди ко мне, возлюбленный мой…
И нить оборвалась… Я оказался в ее объятиях.
И пусть я был тенью, я чувствовал, как ее нежные руки ласкают меня, чувствовал тепло ее груди, чувствовал поцелуи ее губ.
Я возлег с нею, ел ее, пил ее… ее жизнь…
И я ощутил, как ее жизнь струится во мне, растапливая лед призрачных псов… Освобождая меня от пут теней… Освобождая меня от Дахут!
Я стоял рядом с постелью и смотрел на Хелену.
Она лежала там, бледная, безжизненная, и только рыжевато-золотистые волосы прикрывали ее наготу. Была ли она мертва? Дахут победила?
Я склонил голову к ее груди и прислушался, но не различал биения ее сердца.
Любовь и нежность охватили меня, пульсировали во мне сильнее, чем когда бы то ни было. Они животворящим пологом легли на Хелену, и я подумал: "Такая любовь превозмогает смерть… Она вернет Хелене жизнь, которую я отнял…"
И все же – я не слышал биения ее сердца.
Любовь сменилась отчаянием, а с ним пришла и ненависть – холоднее, чем ледяной яд призрачных псов.
Ненависть к Дахут.