Болеслав Прус - Кукла стр 26.

Шрифт
Фон

Вокульский мимоходом подметил, что среди этого сборища возниц челядь знатных господ выделялась важной степенностью, кучера банкиров пытались верховодить, что вызывало издевки и брань, извозчики же отличались самоуверенной бойкостью. Кучера наемных карет держались особняком, брезгливо сторонились остальных, а те, в свою очередь, брезговали ими.

Когда Вокульский вошел в вестибюль, седой швейцар с красной лентой низко поклонился ему и распахнул дверь в гардеробную, где джентльмен в черном фраке снял с него пальто. В тот же миг перед Вокульским очутился Юзеф, лакей графини, который хорошо его знал, потому что переносил из магазина в костел музыкальную шкатулку и поющих птиц.

- Их сиятельство просят пожаловать, - сказал Юзеф.

Вокульский достал из кармана пять рублей и сунул ему, чуствуя, что поступает, как парвеню.

"Ах, как я глуп, - думал он. - Нет, я не глуп. Я только выскочка, который в обществе должен платить каждому на каждом шагу. Ну, да спасение блудниц обходится дороже".

Он поднимался по мраморной лестнице, убранной цветами, Юзеф шел впереди. До первой площадки Вокульский не снимал шляпу, потом снял, так и не зная, принято это или не принято.

"В конце концов невелика беда, если бы я вошел к ним в шляпе".

Юзеф, несмотря на свой более чем солидный возраст, взбежал по ступенькам, как лань, и куда-то исчез, а Вокульский остался один, не зная, куда идти и к кому обратиться. Это длилось недолго, но в Вокульском уже начал закипать гнев.

"Каким барьером условностей они огородили себя! - подумал он. - Ах… если б я мог все это разрушить…"

С минуту ему казалось, что между ним и этим высокочтимым миром изысканных манер неизбежна жестокая борьба, в которой либо мир этот рухнет, либо сам он погибнет.

"Хорошо, пусть я погибну… Но я оставлю по себе память…"

"Оставишь по себе снисходительную жалость", - шепнул ему какой-то голос.

"Неужели я так ничтожен?"

"Нет, ты только прекраснодушен".

Он очнулся - перед ним стоял Томаш Ленцкий.

- Приветствую, пан Станислав, - сказал он с присущей ему величавостью.

- Приветствую тем более горячо, что ваше посещение совпало с весьма приятным семейным событием…

"Неужели обручение панны Изабеллы?" - подумал Вокульский, и у него потемнело в глазах.

- Представьте себе, по случаю вашего посещения… Вы слышите, пан Станислав… по случаю вашего визита я помирился с пани Иоанной, моей сестрой… Что это вы словно побледнели?.. Вы встретите здесь много знакомых. Не думайте, что аристократия так страшна…

Вокульский опомнился.

- Пан Ленцкий, - холодно возразил он, - мою палатку под Плевной посещали и более знатные господа. И они были со мной настолько любезны, что теперь меня трудно смутить присутствием даже более знатных особ, нежели те, каких я могу встретить в Варшаве.

- А… а… - пролепетал пан Томаш и поклонился ему.

Вокульский был поражен.

"Каков холуй! - мелькнуло у него в голове. - И я… я… собирался церемониться с такими людьми?.."

Ленцкий взял его под руку и торжественно ввел в первую гостиную, где находились одни мужчины.

- Поглядите, вот граф… - начал пан Томаш.

- Знаю, - ответил Вокульский и про себя прибавил: "Должен мне рублей триста…"

- Банкир… - объяснял далее пан Томаш.

Но не успел он назвать фамилию, как банкир поспешил к ним и, поздоровавшись с Вокульским, воскликнул:

- Побойтесь вы бога, пан Вокульский, из Парижа страшно теребят нас по поводу этих бульваров. Вы им уже ответили?

- Я хотел раньше поговорить с вами, - ответил Вокульский.

- Так встретимся где-нибудь. Когда вы бываете дома?

- В неопределенное время. Я предпочел бы зайти к вам.

- Так приходите в среду, вместе позавтракаем и договоримся наконец.

Они раскланялись. Пан Томаш нежно прижал к себе локоть Вокульского.

- Генерал… - начал он.

Генерал, увидев Вокульского, протянул ему руку, и они поздоровались, как старые знакомые.

Пан Томаш становился все сердечнее, с удивлением замечая, что галантерейный купец знаком с наиболее видными в городе лицами и не знаком лишь с теми, кто, имея титул или богатство, не утруждал себя какой-либо деятельностью.

У входа во вторую гостиную, где было несколько дам, их встретила графиня. Позади нее промелькнул Юзеф.

"Расставили пикеты, чтобы не скомпрометировать выскочку, - подумал Вокульский. - Очень мило с их стороны, но…"

- Как же я рада, пан Вокульский, - сказала графиня, забирая его у пана Томаша, - как я рада, что вы исполнили мою просьбу… Здесь как раз находится особа, которая жаждет познакомиться с вами.

В первой гостиной появление Вокульского вызвало сенсацию.

- Вы замечаете, генерал, - заговорил граф, - графиня стала принимать у себя галантерейных купцов. Этот Вокульский…

- Он такой же купец, как мы с вами, - возразил генерал.

- Скажите, князь, - спросил другой граф, - как сюда попал этот Вокульский?

- Его пригласила хозяйка, - отвечал князь.

- Я не имею предубеждения против купцов, - продолжал граф, - но этот Вокульский - человек, который во время войны занимался поставками и нажил на этом состояние…

- Да, да… - прервал его князь. - Обычно подобного рода состояния подозрительны, но за Вокульского я ручаюсь. Мне говорила о нем графиня, а я, в свою очередь, спрашивал офицеров, бывших на войне, в том числе и моего племянника. Так вот о Вокульском единодушно говорят, что поставки, в которых он принимал участие, всегда были добросовестны. Даже солдаты, когда получали хороший хлеб, говорили, что, наверное, его пекли из муки Вокульского. Скажу вам больше, граф, - продолжал князь, - Вокульский, снискавший своей честностью внимание высочайших особ, неоднократно получал весьма соблазнительные предложения. Не далее как в январе этого года одно предприятие предлагало ему двести тысяч рублей только за фирму, и он отказался…

Граф усмехнулся.

- Было бы у него больше на каких-нибудь двести тысяч…

- Зато он не был бы сегодня здесь, - возразил князь и, кивнув графу, отошел.

- Сумасшедший старик, - презрительно пробормотал граф вслед князю.

В третьей гостиной, куда ввела Вокульского графиня, помещались буфет и множество столиков, больших и маленьких, за которыми сидели по два, по три, а где и по четыре человека. Несколько слуг разносили кушанья и вина, а распоряжалась ими панна Изабелла, очевидно заменявшая хозяйку дома. На ней было бледно-голубое платье и крупные жемчуга на шее. Она была так прекрасна, так величаво было каждое ее движение, что, взглянув на нее, Вокульский окаменел.

"Нечего даже мечтать о ней…" - с отчаянием подумал он.

В ту же минуту он заметил в оконной нише молодого человека, который вчера был в костеле; сейчас он одиноко сидел за маленьким столиком и не сводил глаз с панны Изабеллы.

"Конечно, он любит ее!" - подумал Вокульский, и на него точно повеяло могильным холодом.

"Я погиб!" - прибавил он мысленно.

Все это длилось несколько секунд.

- Видите старушку, которая сидит между епископом и генералом? - спросила графиня. - Это вдова председателя, Заславская, лучшая моя приятельница, она непременно хочет познакомиться с вами. Вы ее очень заинтересовали, - продолжала графиня с улыбкой, - детей у нее нет, только две хорошенькие внучки.

Смотрите же, сделайте удачный выбор… А пока присмотритесь к ней, и, когда эти господа отойдут, я вас представлю. А, князь!

- Рад вас видеть, - обратился князь к Вокульскому. - Вы позволите, кузина…

- Милости прошу, - отвечала графиня. - Вот вам, господа, свободный столик… Я вас на минуту оставлю…

Она отошла.

- Присядем, пан Вокульский, - сказал князь. - Отлично получилось, право; у меня к вам важное дело. Представьте себе, ваши проекты вызвали большой переполох среди наших мануфактурщиков… Кажется, я правильно сказал: мануфактурщики?.. Они утверждают, что вы хотите погубить нашу промышленность… Разве ваша конкуренция для них так опасна?

- Я пользуюсь значительным кредитом у московских фабрикантов, примерно в сумме до трех, даже четырех миллионов, - отвечал Вокульский. - Но я еще не знаю, как у нас пойдут их товары…

- Страшная… страшная цифра! - проговорил князь. - Вам не кажется, что она представляет действительную опасность для наших фабрик?

- Нет, что вы. Она только несколько снизит их колоссальные прибыли, что меня, впрочем, нисколько не трогает. Мое дело заботиться о собственных прибылях и о дешевых товарах для покупателей, а наши как раз и будут дешевле.

- Но взвесили ли вы этот вопрос с точки зрения своего гражданского долга? - спросил князь, сжимая его руку. - Нам уже так мало осталось терять…

- Мне кажется, что наш гражданский долг как раз и заключается в том, чтобы дать покупателям более дешевый товар и уничтожить монополию фабрикантов, которые связаны с нами лишь тем, что эксплуатируют наших потребителей и рабочих…

- Вы думаете?.. Это мне и в голову не приходило. Впрочем, меня интересуют не фабриканты, а наша родина, наша несчастная родина…

- Что можно вам предложить, господа? - вдруг произнесла возле них панна Изабелла.

Князь и Вокульский поднялись.

- Как ты прелестна сегодня, дорогая! - сказал князь, пожимая ей руку. - Мне, право, жаль, что я не мой собственный сын… Хотя, может, это и к лучшему. Видишь ли, если бы ты отвергла меня, - а это весьма вероятно, - я был бы очень несчастен… Ах, виноват, - спохватился он. - Разреши, дорогая, представить тебе пана Вокульского. Мужественный человек и мужественный гражданин… с тебя этого довольно, не правда ли?

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора

Фараон
2.1К 156