Комиссар Потапенко, который забрался в кузов машины Эрвина, перегнулся к открытому окну кабины и прокричал:
- Как только переедешь мост, сворачивай сразу направо, уходи с дороги - и живо, живо!
За Эрвином двигалась вся их колонна. Немцы снова бомбили западное предмостье, там скопилось множество шедших со стороны Риги людей. Несмотря на бомбежку, какая-то стрелковая часть начала взводными колоннами перебежкой преодолевать мост. Видимо, командир решил, что так все же лучше, чем отсиживаться в бездеятельности под бомбами. Бойцы держались ближе к поручням и низко пригибались, это было инстинктивное движение, попытка оставаться по возможности незамеченными.
Вполне понятно, это не могло скрыть их присутствия. Немецкие летчики заметили передвижение войск на мосту. Часть была крупная, она все шла - двумя колоннами, каждая по своей стороне моста. Самолеты принялись один за другим утюжить мост, ведя огонь из бортового оружия. От настила моста летели щепки. То один, то другой пехотинец спотыкался, падал и оставался неподвижно лежать на мосту. Никто возле них не задерживался, подходили все новые бойцы, с винтовкой в руке и вещмешком за плечами, огибали упавших и бежали дальше, к спасительному противоположному берегу. Эрвин с ужасом смотрел на это зрелище. Он не понимал, почему немцы не стреляли из пулеметов по их колонне - так бы они все там и остались! Возможно, их спасло то, что они стояли без движения. Может, немцы подумали, что автоколонна со страху брошена на мосту и люди от нее разбежались, как куры, в разные стороны.
Пляска смерти на мосту продолжалась.
Вдруг от бежавших бойцов отделилась фигурка. Вниз по откосу, прямо к колонне дивизиона бежал военный в портупее и с планшетом. Когда он приблизился, стали видны его малинового цвета полковничьи петлицы и прикрученный к выгоревшей гимнастерке орден Красного Знамени. Полковник тяжело дышал, гимнастерка со спины была насквозь пропотевшая.
- Кто тут за командира? - закричал он, оказавшись у машин. - Где командир, сукин сын?
Командир дивизиона капитан Паюст находился в отдалении и не услышал вопроса. Из кузова спрыгнул комиссар.
- Я комиссар части. Батальонный комиссар Потапенко, товарищ полковник.
Полковник подскочил, горящим взглядом уставился ему в лицо и жесткой костлявой рукой схватил комиссара за портупею.
- Послушай, комиссар, это как ты тут, черт побери, воюешь? Ты в своем уме? У тебя же зенитки.
- Зенитки.
- Ты что, не видишь, что он, сволочь, вытворяет? Я вывел людей из литовских лесов, из-под носа у немецких танков, а ты преспокойно смотришь, как их словно зайцев стреляют! Комиссар! Совесть-то есть у тебя, комиссар?
- Совести у меня, может, больше чем нужно, - меланхолично ответил Потапенко, только ею пушек не зарядишь. У меня снарядов нет!
Бомбардировщик выходил над правым берегом из пике с таким завыванием, что полковник и комиссар невольно пригнули головы. Было видно, как летчик, осматриваясь, вертел головой, не иначе как выискивал новые цели.
- Ах ты, мать твою, перемать! - стараясь пересилить грохот мотора и треск очередей, кричал полковник на ухо комиссару. - Да я понимаю, что ты все выпустил, но один-то, последний снаряд у тебя на каждую пушку имеется! Он всегда есть у каждого артиллериста под собственным сиденьем! Чего ты их бережешь, хуже уже не будет! Жахни гадам из всех стволов по снаряду в лоб, сбей одного-другого. Вот увидишь, сразу наутек кинутся, уж я-то их чертовы трещотки знаю, с самого первого дня знаком. Бога ради, комиссар, неужели же у твоих ребят не чешутся руки, фрицы твои пушки брюхом утюжат, до чего обнаглели!
Полковник хватал ртом воздух и вопросительно глядел на Потапенко. На его лице застыло умоляющее выражение.
Комиссар сокрушенно покачал головой:
- Нет у меня под сиденьем ни одного снаряда. С самого начала так и не было. Стволы изнутри чистенькие, блестят, как их с завода выпустили. Вот так и воюю, товарищ полковник.
Полковник отпустил его портупею и отступил на полшага, будто имел дело с сумасшедшим. Недоуменно глядел он на Потапенко, но во взгляде комиссара сквозило такое страдание, что не поверить ему было нельзя.
- Какой же идиот тебя без единого снаряда на войну послал, комиссар? - потрясенно спросил полковник.
Потапенко грустно усмехнулся:
- В общем-то, этого идиота Гитлером зовут, - сказал он.
Полковник непонимающе тряхнул головой и повернулся на каблуках. Он полез по откосу наверх к мосту, чтобы подбодрить своих бойцов. Те улавливали ритм пикирования немцев и начинали перебежку всякий раз, когда бомбардировщик пикировал в центр моста. Это казалось рывком в волчью пасть, но было относительно безопасно. Так появлялась возможность преодолеть мост прежде, чем налетит очередной самолет.
Мост немцы не бомбили, явно приберегали для себя. Бомбы постоянно рвались перед мостом. Временами там возникала паника. Обезумевшие от страха обозные лошади бросались прочь с дороги вместе с повозками, неслись во весь опор вниз по откосу, телеги переворачивались, оглобли ломались, колеса, наткнувшись на препятствия, отлетали, они катились дальше, угодив на камни, подскакивали в воздух и наконец ухали в реку, тут же уходя на дно. Одна лошадь влетела с разгона в реку вместе со своей защитного цвета повозкой, она билась и отчаянно ржала, пытаясь выбраться на берег, но течение подхватило повозку и тащило ее теперь под мост вместе с лошадью. Ни у кого не было времени прийти на помощь животному.
Снова и снова нарастал вой пикирующих бомбардировщиков.
Книга времени свидетельствует о том, что предпринималось в эти дни, чтобы удержать откатывающийся через Латвию фронт.
25 июня Рижское пехотное училище было переброшено на автомашинах по шоссе Рига - Лиепая к реке Вента, чтобы прорвать извне кольцо окружения, в котором уже со второго дня войны сражались защитники Лиепаи. Три дня курсанты непрерывно атаковали осадивших город немцев, освободили от немецкого авангарда и буржуазно-националистических отрядов айзсарговцев город Айзпуте, расположенный в центре Курземе, но прорваться к Лиепае не смогли. 28 июня военное училище было отозвано с фронта и отправлено в тыл.
28 июня под Даугавпилсом прямо с железнодорожных платформ был направлен в бой прибывший из Московского военного округа не законченный формированием 21 механизированный корпус. Во взаимодействии с 5 воздушно-десантным корпусом танкисты должны были отбить Даугавпилс, уничтожить мосты и организовать оборону на рубеже северного берега реки. В течение целого дня корпус яростными атаками пытался оттеснить немцев за Даугаву, отдельные кварталы города неоднократно переходили из рук в руки, но силы оказались недостаточными, и к вечеру атакующие вынуждены были перейти к обороне на Резекнеском направлении, в сорока километрах к востоку от Даугавпилса.
30 июня, когда стало уже совершенно очевидным, что немцы концентрируют на предмостном плацдарме Даугавпилса крупные силы для дальнейшего наступления на слабо защищенном советскими войсками направлении на Остров и Псков, для противодействия этому были введены в дело все имеющиеся авиационные резервы. Так как фронтовая авиация Северо-Западного направления в ходе предыдущих боев уже потеряла значительную часть своих аэродромов, а также самолетов, командование прибегло к помощи воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота, В течение дня в общей сложности 120 бомбардировщиков и торпедоносцев неоднократно бомбили колонны немецких войск на переправах через Даугаву и в прилегающих к ним районах.
Бомбардировщики прилетали издалека, с приморских флотских аэродромов. Малый радиус действия преобладающих в воздушных силах КБФ истребителей И-15 и И-16 не позволял им сопровождать на такое расстояние бомбардировщики, которые из-за этого были слабо защищены от атак немецких истребителей. Подожженные бомбардировщики таранили истребителей противника и колонны немецких войск, ценой значительных потерь продвижение последних оказывалось на некоторое время нарушенным.
29 июня немецкие войска перешли Даугаву в ее среднем течении, в районе Плявинаса и Крустпилса, и создали новое предмостное укрепление. Утром следующего дня передовые немецкие части захватили в Риге шоссейный, понтонный и железнодорожный мосты через Даугаву, но не смогли форсировать реку, на правом берегу которой вместе частями Красной Армии держали оборону также соединения латышского народного ополчения. К полудню ударом с востока, вдоль берега, немцев отбросили от Даугавы. Вечером все рижские мосты были взорваны, в то же время немецким войскам удалось перейти реку чуть выше города, у острова Доле, который находится на юго- востоке от Риги. Защитники Риги оказались под угрозой окружения. В течение нескольких предыдущих дней правительственные учреждения Латвийской ССР были эвакуированы из зоны военных действий в Валку, и в ночь на 1 июля Рига была оставлена.
Кроме 8 армии, защищавшей северный берег реки в нижнем течении Даугавы и побережье Рижского залива, и располагавшихся на восток от нее разрозненных подразделений 11 армии, в северной части Латвии находилось еще одно боеспособное, хотя и не полностью укомплектованное войсковое соединение - 24 территориальный корпус, который был сформирован на базе бывшей армии буржуазной Латвии. С началом войны одна из дивизий вместе со штабом корпуса и артиллерийскими полками находилась в летних лагерях Литене близ Гулбене, вторая - севернее Риги в Царникавском лагере. В последние дни июня соединения и части корпуса получили приказ сосредоточиться в Островском укрепрайоне и занять оборону на рубеже реки Великая.