- Ну как, лучше? - с участием спросил он.
- Чудесно охлаждает, - ответил мальчик.
И тут Грилле, наблюдавший за всей этой процедурой, спросил неожиданно и строго:
- А где, собственно, расположилась твоя таинственная зенитная батарея?
Густав показал в направлении ближайших к усадьбе высоких деревьев:
- Там, в лесу.
- Зенитные орудия в таком высоком лесу? Как же вы оттуда сможете вступить в наземный бой, например, если появятся русские танки?
Солдат снова смочил платок, пожал плечами.
- Спроси у кого-нибудь другого. Нас, низших чинов, об этом нечего спрашивать.
- Слушай, приятель, у тебя не только нет в физиономии ничего актерского, - насмешливо заговорил Грилле, - но ты, как я посмотрю, вообще совершенно не приспособлен для игры. Ты думаешь, если ты мне сейчас расскажешь, что твой карабин стоит в камере хранения вокзала Фюрстенвальде, я тебе так и поверю? Уж не считаешь ли ты меня за идиота, дружище! Это нехорошо, мое сокровище, очень нехорошо. - Он снял автомат с колен, прислонил его к стенке возле себя и нагнулся к бутылке, которую Густав поставил у своих ног. Вызывающе схватив бутылку, он встряхнул ее, посмотрел на этикетку и понюхал у горлышка. - В самом деле, французская. Настоящая французская водка! Где это ты добыл?
- Трофейная, - недовольно пробурчал Густав, - и в дальнейшем не суй нос не в свое дело.
- Да, да, - прошипел парень, и глаза его угрожающе сузились, - ты рискуешь высказаться откровенно.
- А ты тут мешаешь!
Паренек нагло ухмыльнулся:
- Трофейная. А ты знаешь, что такое грабеж? А знаешь, что будет, если я тебя здесь сейчас же прикончу? Ничего не будет! Тебе небось известен приказ фюрера? - Он снова с видимым удовольствием приложился к бутылке и сделал небольшой глоток.
- Приказ фюрера? - медленно спросил Густав. - Фюрер выпустил много приказов. Все их разве упомнишь.
- Я имею в виду приказ от шестнадцатого апреля, трехдневной давности! Самовольный уход из части - предательство, и предатель должен быть расстрелян на месте…
Джонни испугался. Хотя он и старался внимательно следить за этой словесной перепалкой, принимавшей все более угрожающий характер, но понимал он из нее мало. Его распухшее и ставшее круглым, как мяч, колено занимало все его внимание. Однако слова "предательство", "предатель" сразу же насторожили его. "К кому они относятся? Неужели к Густаву?"
Мальчик видел, что солдат презрительно пожал плечами.
- Убить - в этом нет ничего нового. Такое уже давно можно услышать. А если ты хочешь испортить мне настроение, то это и я с успехом могу тебе сделать.
Грилле сделал еще один большой глоток.
- Ты забываешь одно существенное обстоятельство, мой дорогой. Я… - он махнул рукой в сторону стены, - у меня еще есть оружие.
Джонни вдруг стало безразлично, о чем идет речь в их перепалке. Его беспокоило только то, что Густава, его спутника и товарища, так самоотверженно заботившегося о нем и помогавшего ему вот уже целых два дня, обижает этот парень из гитлерюгенда. Он отнял у них даже бутылку. И все только потому, что у него есть автомат, которым он может хвастаться и всем угрожать? Джонни беспокойно задвигался по крыльцу. Еще кусочек, еще. Теперь осталось только протянуть руку.
- Брр… - произнес в это время Грилле, встряхнул плечами и довольно вытер рукой влажные губы. Потом предостерегающе закричал: - Эй, эй!
Но было уже поздно. Мальчик схватил автомат за ремень и потянул к себе.
- Густав, держи!
Густав поймал автомат.
- Спасибо, Джонни, отлично действуешь!
Лицо Грилле приняло еще более глупое выражение, чем раньше.
- Отдай автомат! - потребовал он.
Густав быстро подскочил и встал прямо перед ним.
- Ты уже довольно наболтал, - злобно проговорил он, - и достаточно надоел нам.
- Что ты собираешься делать? - спросил Грилле.
- Ты так любезно напомнил мне о приказе фюрера…
Парень откинулся к стене.
- Я готов, - сказал он и расстегнул две верхние пуговицы на гимнастерке. - Можешь стрелять. Ну, стреляй же! - вдруг закричал он, и его тонкий голос оборвался. - Или ты думаешь, я боюсь?
- Ты сейчас в том возрасте, когда ломается голос, - пробормотал Густав, - к тому же я больше ни в кого не стреляю.
Он повернулся к колодцу, открыл крышку ствольной коробки, вынул затвор, потом магазин и выбросил то и другое в колодец. Потом он взял автомат за ствол и стал изо всех сил бить им по каменной колоде колодца, пока ствол не согнулся, а затем выбросил его в колодец.
- Вот так-то лучше, - сказал он, вернувшись, потирая руки. - Вот так! - А потом заметил тоном человека, который в этот день неплохо потрудился: - Время обеда давно прошло, а в животе у нас еще пусто. - Он повернулся к сжавшемуся в комок пареньку и спросил: - У тебя есть что-нибудь пожевать?
Грилле отрицательно покачал головой.
- Ах, мальчики, мальчики, - задумчиво произнес Густав, - они бросают вас в огонь и в воду. А вот есть не дают. Может, у тебя во фляжке что-нибудь осталось?
- Только чай.
- Давай ее сюда. А если у тебя найдется перевязочный пакет для мальчика, тоже давай. И не жалей, за это мы тебя накормим.
Затем они втроем ели запасы из рюкзака Густава; Грилле тоже получил свою порцию. Он уселся в сторонке у стены и зажал между колен банку с тушенкой. Он вынимал вилкой большие куски мяса и накладывал их себе на большой ломоть черного хлеба.
У Джонни не было аппетита. Он съел только несколько небольших кусочков, потом попил чаю.
- Послушай, Густав, - помолчав, сказал он, и неуверенно посмотрел на друга.
- Что тебе?
- Он назвал тебя предателем… - Джонни показал на парня из гитлерюгенда.
- Я это слышал.
- Но ведь ты никакой не предатель, правда?
В эту минуту Грилле отбросил пустую банку на другой край двора. Она покатилась с ужасным шумом. Парень же с удовольствием погладил свой живот.
- Отличное ощущение появляется сразу, когда поешь, - сказал он, слегка отрыгивая, - а вот это вам, наверное, еще пригодится. - Он щелчком подвинул Джонни и солдату перевязочный пакет. - А теперь позвольте вас спросить: когда вы собираетесь трогаться в путь?
- А ты как думаешь? - обратился Густав к Джонни.
- Я бы хотел еще немножко передохнуть, - попросил тот.
- Мы не можем оставаться здесь долго.
- Густав, пожалуйста, ну еще хоть часок!
- Так долго? - подал голос Грилле. - И попасть здесь в руки русских?
- Наелся и опять надулся от спеси? - недовольно проворчал Густав.
Грилле потянулся. Он действительно чувствовал себя отлично.
- Задержать вы меня не можете, - сказал он, позевывая. - А короткая передышка мне и самому нужна. - Он поднялся, вышел на середину двора и снова уселся в тени колодца, повернувшись к Густаву и Джонни спиной.
- Послушай, Джонни, - возобновил Густав прерванный разговор, - я хочу тебе кое-что объяснить.
- Да?
- Когда мы еще были в шалаше, ты мне рассказывал о солдатах, которые хотели ехать на поезде с беглецами, помнишь?
Мальчик кивнул. Перед глазами его снова возникла ужасная картина: полевые жандармы сталкивают с поезда ефрейтора, и тот надрывно плачет.
- Я такой же, как и он, - тихо продолжал Густав. - Но, видишь ли, слово "предатель" здесь никак не подходит. Так говорят только те, - он на секунду замолк, подыскивая нужное слово, - только свиньи, да-да, свиньи. Твоя мать нашла для них самое подходящее название.
- Так, значит, ты все-таки расслышал меня тогда? - подавленно спросил Джонни.
- Расслышал. Твоя мать, должно быть, умная и понятливая женщина…
Мальчику пришлось по душе такое замечание.
- Она, конечно, не слишком рада этой войне?
Джонни постарался смягчить свой ответ:
- Она иногда ругается.
- Я тоже больше ничего не хочу знать о войне. Она принесла столько горя, стоила стольких жизней! Я не собираюсь отдать ей и свою, я хочу жить, ты понимаешь?
Джонни удивленно посмотрел на друга. Конечно, такой храбрый солдат, как Густав, никогда не умрет так просто.
- Я просто должен остаться в живых, - говорил Густав. - Мой отец погиб в Польше, в самом начале войны. Мой старший брат получил гроб бесплатно: он погиб в подводной лодке где-то в Атлантике. У матери остался теперь я один. Поэтому я не хочу больше воевать. Вот, собственно, почему я и скрываюсь. Я не хочу погибнуть сейчас, за пять минут до конца войны!
Солдат замолчал, пристально глядя в глаза мальчику.
Джонни не знал, что ему ответить; он чувствовал себя слишком смущенным. Где-то он мог понять своего взрослого друга. "Моя мама тоже за меня боится", - подумал он.
- Но что же будет? - спросил он через некоторое время.
- Мы пойдем дальше, Джонни.
- А что мы будем делать с ним? - Он кивнул в сторону Грилле, отдыхавшего в тени возле колодца.
Густав пожал плечами.
- Я и сам не знаю. Во всяком случае, не можем же мы тащить его с собой до самого Берлина…
Джонни встрепенулся:
- Ты тоже хочешь попасть в Берлин?
- Да, - ответил Густав, - я тоже там живу.
Джонни облегченно вздохнул. Густав тоже пойдет в Берлин! Этот ответ разрешил сразу все проблемы. Его друг никакой не предатель. Глупости все это. Кто хочет остаться живым ради того, чтобы увидеть маму, тот не может быть предателем. А уж Густав-то знает, что он делает!