Захожу я за ним утром, чтобы представить его штабному офицеру. "Господин сержант, - говорит мне Теодор, - все мои надежды на вас. Вы отнеслись ко мне как отец. Я знаю, что сегодня вечером полк вступит в бой. Нельзя ли не представлять меня штабному офицеру? Я никогда не забуду вам этого, господин сержант, ни я, ни мой отец. Вы получите все что угодно!" - "Что мне угодно? - говорю я ему. - Да мне ничего не нужно. Жаль мне тебя, пропадешь ни за что ни про что. Ну ладно, штабной офицер мой приятель". А штабным был у нас Фонтас Дакалос, турки убили его потом, при Иконио. "Если удастся, я с ним поговорю. А ты давай-ка извести своего отца, чтоб он поскорее забрал тебя отсюда". - "Спасибо, говорит, спасибо!" И - святой Георгий свидетель - целует мне руки! "Не пройдет, - говорит, - и двух-трех дней! Я уже послал отцу срочную телеграмму!" Поговорил я с покойным Фонтасом. Он согласился, но потребовал денег - водился такой грешок за покойником. Вот так и спасся бедняга Теодор. Прошло несколько дней, и приказом генерального штаба его срочно перевели в Афины. Прислал он мне оттуда открытку, - жаль, потерял я ее в бою вместе с рюкзаком. Подписал ее, как помню, и сам министр, господин Лампрос Марантис. Написал собственноручно: "И я приветствую тебя, мой славный сержант", - а внизу подписался…
Ну вот и думаю я, друзья мои: что было бы, если б мы с Фонтасом не спасли тогда Теодора? Полк потерял бы никуда не годного солдата, а государство - большого политика. Теодор стал министром в правительстве Пангалоса{}. Потом он дважды был министром в правительстве Народной партии{}. В тридцать третьем году я приехал в Афины показаться врачам и захотел повидаться с ним. Пошел в министерство. "Вряд ли он меня помнит", - думал я, но он, как только услышал мое имя, сказал секретарю: "Передай Аристидису, чтобы пришел вечерком в партийный клуб". Секретарь дал мне адрес. Я пошел туда вечером, но Теодора не застал. Смотрю, подъезжает секретарь на машине. "Прости, Аристидис, - говорит он, - но министра вызвал к себе господин президент. Министр просил тебя прийти завтра в министерство". Но я должен был уехать в тот же вечер. "Он будет огорчен, если не увидится с тобой". Но я все-таки уехал.
Отец больше не ездил в Афины и так и не повидался с господином Теодором. Но они обменялись несколькими письмами. Каждый раз, когда приближались выборы, господин Теодор вспоминал Аристидиса ("Дорогой Аристидис, здравствуй!"). Сам он не выдвигал своей кандидатуры в провинции, но письмецо приносил местный представитель партии, адвокат с закрученными усами, господин Трихилос.
Потом наступила диктатура{}, и господина Теодора отправили в ссылку. "Теодор, как видно, социалист, - говорил отец. - Он стоит за новые идеи". Космасу тоже казалось, что господин Теодор социалист, в библиотеке мэрии он нашел его книгу "О чертах христианского социализма, бытующих у некоторых племен Латинской Америки".
В тот вечер, когда Космас, отправляясь в столицу, садился в поезд, он не думал о господине Теодоре. Он не думал о нем и в те минуты, когда впервые ступил на землю голодного города.
Однако ночью, ворочаясь на диване Андрикоса и с тревогой размышляя о неизвестном будущем, он вспомнил о Теодоре. Кто еще в этом необъятном, чужом, замученном городе мог подать ему руку помощи в страшный час одиночества?
* * *
Андрикос где-то откопал телефонный справочник, и они стали его перелистывать. Нашли двух Марантисов, у обоих одинаковые имена и профессии: "Теодор Марантис. Адвокат".
Один из Марантисов жил на улице Фемистокла, другой - на улице Илии.
Едва рассвело, Космас отправился к другу своего отца.
IV
На улице Фемистокла ему открыла пожилая женщина в наброшенном на плечи мужском пальто.
Вид у нее был недовольный, и прежде чем объяснить причину своего визита, Космас несколько раз попросил извинения. Женщина посторонилась, давая ему дорогу.
- Господин Марантис немного болен… - И попросила не задерживать его слишком долго.
Они поднялись по лестнице и вошли в темную, холодную гостиную, где стоял одинокий столик и два-три ободранных кресла. Космас обернулся к женщине:
- Простите, я не ошибся? Господин Марантис, бывший министр?
Она не успела ответить. Внутренняя дверь отворилась, и перед Космасом появился мужчина. Высокий, в длинном халате. Старик.
- Я бывший адвокат, - сказал он и рассмеялся. - Прошу! - И нарочито медленным, изысканным жестом пригласил Космаса пройти в кабинет.
Космас робко пробормотал, что ищет господина Марантиса, то есть другого Марантиса, но не знает адреса, а по телефонному справочнику…
- Понимаю, - прервал адвокат его оправдания. - К сожалению, не в первый раз мне по несчастному совпадению фамилий выпадает честь встречать нежданных посетителей.
Он говорил, а его взгляд настойчиво изучал гостя.
- Из провинции? - внезапно спросил он.
- Теодор, - сказала женщина, стоявшая позади Космаса, - в дверях холодно…
- Совершенно верно, Анна, - адвокат не тронулся с места, - в дверях холодно, зато в комнате…
- Но здесь сквозняк!
- Прошу вас, мой юный посетитель! Здесь нам запрещают разговаривать. Проходите!
- Но я…
- Прошу вас. Целый век мой кабинет не видел посетителей. Сделайте одолжение.
Кабинетом служила полупустая комната: тяжелый черный стол, два кресла, такие же, как в гостиной, древний диван в углу. На подоконнике и на полу беспорядочные груды книг и пожелтевших от времени газетных пачек.
- Достоуважаемый родитель моего достоуважаемого родителя, - неожиданно начал адвокат, медленно и раздельно произнося каждое слово, - имел счастье в течение сорока лет служить Фемиде. После его смерти это служение продолжал мой достоуважаемый отец, а потом и я, однако мне оно счастья не принесло. Садитесь, дорогой мой.
Космас осторожно опустился на диван. Под тяжестью его тела диван отчаянно заскрипел и стал угрожающе проседать. Космас поднялся и примостился на краешке кресла.
- Ваше поведение, мой юный друг, - тем же тоном продолжал адвокат, - позволяет мне сделать вывод, что вы еще очень далеки от того, чтобы правильно оценивать истинное положение вещей. Etiam periere ruinae{}.
Космас не уловил смысла слов и вопросительно посмотрел на адвоката.
- То, что вы видите в этой комнате, - последние свидетельства былого величия. Я не стал отдавать эти реликвии, и, конечно, не потому, что они представляют собой археологическую ценность. Нет, причина тут другая: они уже никуда не годятся. Разве что в печку, для которой мы пока используем более дешевое топливо - бумагу. Вы курите?
- Нет.
- Жаль.
Он сел в кресло у стола.
- То, что вы видите здесь, мой друг, - голос адвоката вдруг потерял напыщенность, зазвучал глухо и надломленно, - это все, что у меня осталось. Больше ничего нет. Да, пожалуй, и не нужно.
Космас не нашелся, что сказать. На полу он различал следы вынесенной мебели, на старых, выцветших обоях выступали темные пятна от висевших здесь картин. Уцелела только одна. На ней была изображена молодая женщина с очень тонкой талией, в старинной греческой одежде.
- Это бабушка, - сказал адвокат, не оглядываясь на портрет, висевший за его спиной, - работы Гизиса{}, он был близким другом моего деда. Там, - он указал на противоположную стену, - еще позавчера висело другое полотно того же мастера. Портрет моего деда.
Он покачал головой и закончил со скорбной улыбкой: - Мы пустили его с молотка! Позавчера мы с женой пошли на рынок. Я с портретом деда, она с ножами и вилками. Ножи и вилки, дорогой мой… - Он сделал маленькую паузу и продолжал, понизив тон: - Ножи и вилки мы продали вдвое дороже, чем деда.
Деланно рассмеявшись, адвокат забился в сильном приступе кашля.
- Вы давно уже здесь?
- Я приехал вчера.
- Это сразу видно. Вы как бы олицетворяете провинциальный достаток. Из Фессалии?
- Из Пелопоннеса.
- Если мне не изменяет память, мой однофамилец выдвигал свою кандидатуру в Фессалии.
- Не знаю, - ответил Космас, - я с ним незнаком. Господин Марантис был другом моего отца.
Адвокат с минуту помолчал, тихо постукивая пальцами по столу, потом спросил:
- И надолго вы намерены остаться здесь?
- Как вам сказать… Я уехал с таким чувством, будто навсегда покидаю родные места или по крайней мере не скоро туда вернусь…
- Очень горькое чувство. Оба помолчали.
- Не знаю, какие обстоятельства заставили вас принять это решение. Очевидно, очень серьезные обстоятельства. Поступок ваш нельзя назвать иначе, как отчаянным. У вас здесь родственники?
- Нет.
- Ваши родители живут в провинции?
- Видите ли… Их уже нет на свете…
- Понимаю. Очевидно, вы пришли к такому решению потому, что здесь у вас есть ангел-хранитель?
Космас улыбнулся.
- До сих пор я никогда не рассчитывал на постороннюю помощь. Но отец всегда говорил, что господин Марантис непременно поможет мне в трудную минуту.