До берега оставалось метров сто. Но усилия человека в лодке заметно слабели. Буря одолевала. Нос лодки неуклонно заносило в сторону. И вот, наконец, сильный порыв ветра пересилил гребца. Лодка круто накренилась и перевернулась. Высокая волна покрыла ее. Ребята услыхали:
- И-и-и-те!
Мигом "шхуна" была сброшена на воду. Славка взмахнул веслами и заорал:
- Держитесь - плывем! В волнах мелькнула голова человека. Напрягаясь, он плыл вперед.
- Разворачивай! - скомандовал Балашов другу. - Правым, правым греби! Левым табань!
"Шхуна" с трудом развернулась, черпнув немного левым бортом, встала носом навстречу ветру. Человек уцепился руками за корму.
- Греби! - крикнул Володя и повернулся к пострадавшему. - Залезайте осторожно. Лодку не переверните.
- Я буду держаться за корму - так лучше, - ответил тот.
Причалили к берегу. Славка убежал собирать хворост для костра. Володя потянул лодку. Пострадавший встряхнулся, как гусь, и совсем неожиданно улыбнулся:
- Осердился на Шишкина Сугомак. Чуть в свое водное царство не утянул.
Лицо спасенного показалось Балашову мужественным. Поперек подбородка тянулся лиловый шнурочек шрама. Нос с горбинкой, а глаза коричневые, с поволокой.
- Смотришь на меня, как прокурор, - пошутил незнакомец. - Знаешь меня? Я Федор Шишкин.
Володя смутился. Нет, не слышал он про такого.
- А вы, по всему видать, боевые ребята, - продолжал тот. - Я у вас в долгу. Любую плату берите - не пожалею.
- Что вы! - возразил Балашов.
Шишкин разделся. Оставшись в трусиках, принялся выжимать одежду, скручивая ее жгутом. Володя помогал ему. Славка появился с охапкой хвороста. Закрапал дождь, крупные и тяжелые, словно из свинца, капли упали в траву.
- Полосне-ет сейчас, - покачал головой Славка.
Сквозь рваные просветы сосен видно было, как стремительно неслись пепельные тучи.
- Дождя не будет, - успокоил Шишкин, выжимая штаны. - Сильный ветер разнесет грозу в клочья. Поверьте старому лесовику.
Весело затрещал костер. В лесу было сравнительно тихо. Ветер куролесил вверху. Гром грохотал беспрестанно, а дождя действительно не было.
Шишкин развесил возле костра одежду - от нее повалил пар. Сам присел на корточки и протянул руки к огню. Он был совершенно спокоен, словно не он, а кто-то другой полчаса назад звал на помощь. И это Балашову понравилось: "Тертый, видать, калач. Иной на его месте все еще выколачивал бы зубами чечетку, а с этого - как с гуся вода. Отчаянный дядя!"
- После такой ванны недурно позагорать у костра. Верно, ребята? - улыбнулся Шишкин. - Попал я нынче в переплет. На Ломову пашню собрался одну бороду повидать. Пешком вокруг озера идти поленился, вот и попал. Помните, как в той книге: жизнь человеку дается один раз, и не будь дураком - бери ее за глотку, выжимай из нее все удовольствия до капельки.
- В той книжке не так, - сердито поправил Славка.
- Так или не так, не в этом дело! - весело возразил Шишкин. - Для меня так - и этого хватит. А сегодня сама жизнь взяла меня за глотку. Оплошал я. Чем благодарить вас, ребята? Говорите, не стесняйтесь.
- А чего нам стесняться? Ничего мы от вас не хотим! - обрезал Славка.
Шишкин недоуменно поднял брови:
- Ты, я вижу, приятель, сердишься? Брось, ни к чему. Я с тобой все равно ссориться не буду. Верно ведь? - улыбнулся он Балашову.
Володя тоже не понимал Славку: чего он, словно еж, колется?
- У него это бывает, - примирительно сказал Володя. - Находит порой.
Славка взглянул на друга сердито и обиженно. Шишкин рассмеялся:
- Славные вы, однако, ребята. Ну, кто угостит табачком?
Володя протянул Шишкину раскрытый портсигар с папиросами.
- О! Шикарная вещичка! Позволь полюбоваться?
Шишкин с интересом повертел портсигар в руках и, заметив на внутренней стороне буквы "БМВ", спросил:
- Инициалы твои, что ли?
- Нет.
- Старинный портсигар. Серебро. Купил?
- Нашел.
- Редкая находка! - Шишкин по-приятельски подмигнул Володе. - Продай, а?
- Нет, что вы!
- Ладно, я шучу. На такой портсигар у меня и денег не хватит, - и он вернул его Балашову.
Между тем ветер растрепал тучи. Дождь упал небольшой и скорый. Шишкин натянул на себя еще волглую одежду.
- На мне досохнет, - пояснил он. - Счастливо оставаться, друзья!
И зашагал по тропинке в лес, высокий, легкий на ногу. Когда скрылся за поворотом, Володя заметил:
- Интересный мужик.
- А ты обратил внимание, - сказал Славка, - улыбается, а глаза сердитые. Словно чужие на лице.
- У тебя сроду что-нибудь не так, - усмехнулся Балашов. - Вот-вот опять начнешь фантазировать: мол, глаза не глаза, а сплошная загадка.
- А! - махнул рукой Славка. - Что ты понимаешь? Не задирай меня, понял? Давай лучше варить уху.
- Давай, - согласился Володя, и друзья принялись чистить рыбу. Уха удалась на славу, слегка попахивала смоляным дымком. Друзья к тому же проголодались и с котелком ухи расправились незаметно.
После еды Балашов начисто соскреб песком с котелка копоть и присел рядом с задумавшимся Славкой. Миронов лежал на животе, подперев рукой подбородок, и смотрел на присмиревшее после бури озеро. Оно лениво гнало вдаль тихие волны, шелушилось солнечными блестками.
- О чем задумался? - спросил Володя.
Славка вздохнул.
- Так. Взгрустнулось что-то, - отозвался он неохотно. Володя поглядел внимательно на друга, кинул в озеро камешек.
- Трудно придется тебе в жизни, Славка.
- Это почему же? - встрепенулся Миронов, покосился на Балашова.
- Сложный ты какой-то, что ли. На ерунду порой можешь засмотреться, а главное упустишь. Или вот сегодня. Что-то тебе не по нутру пришлось в этом Шишкине, и чепуха всякая полезла в твою голову.
- Может быть, - задумчиво согласился Славка. - Может быть, ты и прав. А может, и не прав. Это ведь как понять. Ты говоришь, на ерунду могу засмотреться. Иногда в этой ерунде главное, словно в капельке воды солнце, отражается. Увидел я бруснику в лесу, солнце ее красиво так осветило, загляделся, а через нее открылась мне вся красота нашей тайги. А про мужика не будем поминать. У хорошего человека все должно быть хорошим.
- Не будем, - кивнул головой Володя и улыбнулся: - Ты стихи не пробовал писать?
- Не пробовал. А вообще иногда хочется, Боюсь, не получится.
- Я первый раз боялся молотком по зубилу ударить. Думал, промахнусь-и по пальцам. Как боялся, так и получилось. Так саданул по пальцам - неделю болело. Потом ничего. Перестал бояться - и получилось.
Ветер совсем стих. Озеро окаменело, стало гладким, как зеркало. Солнце клонилось к вечеру.
5
"Володя, ты очень нужен. Мы ждем тебя с Люсей у нас. Приходи обязательно. Галя".
Володя пожал плечами: интересно, для чего он так срочно понадобился? Вечером все равно встретится с Галей. Это первое. А второе - ждала бы одна Галя… Но почему с Люсей? С нею знаком мало. Девушка она красивая, с чудесными синими глазами, но молчаливая. Привычка у нее - глядеть собеседнику в глаза. Галя говорила, что это от близорукости. Да хоть бы от чего: все равно неудобно, когда она неотрывно смотрит на тебя.
- Мама, Галя сама принесла эту записку? - спросил Володя, садясь за стол.
Мать поставила перед ним сковородку жареной картошки, села на табуретку.
- Сама, - ответила мать. - Я воду из колодца носила. Отобрала у меня ведра и мигом кадочку наполнила. Соседки посмеиваются: не сноха ли в доме объявилась?
- Они скажут, - смущенно пробурчал Володя.
- Трудно мне одной, Володенька, - вздохнула мать. - Годов-то уж много. Уедешь в армию - и останусь одна-одинешенька.
- Переходи к Василию. Он тебя давно зовет. А сюда пусти квартирантов.
- Василий - отрезанный ломоть. У него своя семья. С Анюткой нас мировая не возьмет. Грубая больно. Да и как я из дома своего уйду? С отцом его строили сами. Каждый уголок и бревнышко к сердцу прикипели. Нет уж, хоть и сын мне Василий, а дома лучше.
Девушки, ожидая Володю, сидели на лавочке возле Галиного дома. Он шутливо представился:
- Явился по вашему велению.
Но девушки не поддержали шутливого тона: Люся была не в настроении, присмирела и Галя.
- Володя, - сказала Люся. - Мама очень просит тебя зайти к нам.
- К вам? - удивился Балашов. - Это по какому же делу?
- Если надо, значит надо, - решительно заявила Галя. - Идемте!
Володя не посмел отказаться, хотя не хотелось ему идти к Воронцовым. Мария Петровна Воронцова была известным человеком в городе: преподавала географию в средней школе, частенько выступала с публичными лекциями. Володя у нее не учился, но от других слышал, что учительница Воронцова строгая, не очень приветливая.
Марии Петровне нездоровилось. Куталась в пуховую шаль и говорила в нос. Ей было под пятьдесят, но она хорошо сохранилась для своих лет. Синие умные глаза глядели еще молодо. Светлые волосы собраны сзади в валик. И, может быть, потому, что они были светлые, седина на висках не так бросалась в глаза.
Володя растерялся. Руки казались чересчур длинными, их некуда было деть, а неуклюжие ноги несли совсем не туда, куда следовало.