- Она отобрана у пленного офицера, - пояснил Ильин-Миткевич. - Как видите, на ней обозначен Владимир-Волынский укрепленный район. Красные стрелки указывают недостроенные узлы обороны. В пограничных селах мы слишком миндальничали с явно подозрительными лицами. Это их работа. Лазутчики не дремали.
- Прорыв в районе Сокаль… На стыке армий Музыченко и Потапова. Среди девяноста семи дотов разведано самое уязвимое место - незавершенные узлы обороны. - Кирпонос отодвинул трофейную карту.
- Все гарнизоны стояли насмерть, - продолжал Ильин-Миткевич. - Отдельные, еще не законченные доты воины удерживали до одиннадцати часов утра. Только подтянув тяжелые пушки, немцам удалось подавить огонь уровцев. Но бои продолжаются. Многие гарнизоны дотов ждут нашей помощи. В пограничной полосе надо выручить храбрые дивизии генералов Сущего и Алябушева.
- Так… - тяжело вздохнул Кирпонос. Из-под густых дугообразных бровей он глянул в упор большими серыми глазами на Ильина-Миткевича. - В беде товарищей не бросим… А немцев надо остановить. Но как это лучше сделать? Что скажете?
- В последнее время мы обходили осторожно, словно глубокий овраг, одно слово, товарищ командующий…
- "Оборона", - вставил Пуркаев.
- Совершенно верно, - согласно кивнул Ильин-Миткевич. - Да, оборона - отражение атаки превосходящих сил противника. Нам почему-то не верилось, что вражеская армия на каком-то этапе войны может иметь преимущество. Как ни горько, но уже в первый день битвы, на мой взгляд, приходится думать о старой государственной границе и в данный момент сожалеть о совершенно не вовремя законсервированных там укреплениях.
- Я поручаю вам заняться ими, - сказал командующий Ильину-Миткевичу.
Раздался телефонный звонок. Кирпонос снял трубку, и все услышали знакомый голос начальника связи генерала Добыкина:
- Товарищ командующий, сейчас Москва передает по телеграфу очень важную директиву наркома.
Кирпонос порывисто встал:
- Извините… Пойдемте со мной, Михаил Алексеевич.
В переговорной дежурный офицер подал командующему боевые донесения. В полосах Шестой, Двадцать шестой и Двенадцатой армий шли упорные оборонительные бои. Противник не смог перейти там государственную границу и глубоко вбить танковые клинья. Ему удалось, не считаясь ни с какими потерями, ворваться только в Перемышль.
- Михаил Алексеевич, эта дорога на Львов, - встревожился Кирпонос. - Командарм Костенко должен отбросить фашистов за реку Сан.
- Потребуем к утру восстановить положение.
- Да, к утру! И не позднее.
Из телеграфного аппарата с легким шуршаньем потянулась лента, и выстроились четко отбитые слова, над которыми сразу пришлось Кирпоносу крепко задуматься. Нарком требовал силами Пятой и Шестой армий с привлечением не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта, при поддержке дальней бомбардировочной авиации Главного командования нанести удары по сходящимся направлениям на Люблин, окружить и уничтожить группировку противника, наступающего на фронте Владимир-Волынск - Крыстынополь, и к исходу двадцать четвертого июня овладеть районом Люблина. Продолжая думать о сложности этого задания, Кирпонос протянул ленту Пуркаеву.
Тот принялся читать с необычайной быстротой. Кирпоносу показалось, будто Пуркаев меряет ленту на аршин.
- С наступлением сейчас трудно согласиться. Можно встречным ударом закрыть пробитые бреши, но после такого горячего дня овладеть Люблином?! Это слишком… У нас не хватит сил. - Начштаба, стараясь не запутать ленту, осторожно положил ее на столик.
- Вы за оборону?
- Решительно!
- Противник владеет инициативой, всякая пассивность может нам дорого обойтись.
- Я думаю, Михаил Петрович, в этой ситуации только упорная оборона на заранее подготовленном рубеже способна измотать и обескровить сильного врага.
В аппаратную вошел генерал Добыкин.
- К нам Жуков прибыл, - доложил он.
- Вот и отлично! - воскликнул Пуркаев. Представитель Ставки поймет: надо обороняться.
- Давайте в присутствии Жукова все обсудим, - предложил Кирпонос.
В кабинете командующего собрались все члены Военного совета, начальники управлений и отделов, но совещание не начиналось. Кирпонос знакомил представителя Ставки с нанесенной на карту обстановкой. Пробежав последнюю оперативную сводку, Жуков сказал:
- Картина сражения вырисовывается, но она еще недостаточно полная. Точных данных о наших войсках и о противнике мы так и не смогли получить. Показания пленных требуют анализа и проверки.
Начальник штаба фронта придвинул к Жукову только что принятую телеграмму наркома. Он вопрошающе посматривал на начальника Генштаба снизу вверх.
"Пуркаев не согласен", - подумал про себя Жуков. Он перелистал странички телеграммы и пояснил:
- Я советовал подождать. Утром разобраться и принять решение. Однако директива наркома одобрена Ставкой. Ясно, Максим Алексеевич?
Поднялся худощавый, невысокого роста, подтянутый Пуркаев и сказал:
- Направление ответного удара выбрано наркомом правильно. Но может ли сейчас Юго-Западный фронт наступать на Люблин? Нет! Чтобы окружить группировку фельдмаршала Рундштедта, нашим войскам необходимо продвинуться на сто двадцать километров. Задача реальная?! Нет! Против первого эшелона Пятой армии генерала Потапова - четырех стрелковых и одной танковой дивизий - фельдмаршал Рундштедт выдвинул крупные силы: двенадцать пехотных, пять танковых и четыре моторизованные дивизии.
Жуков слушал, слегка склонив набок бритую голову. Пуркаев всматривался в лица членов Военного совета, голос его звучал резко:
- Наши механизированные корпуса вынуждены совершить четырехсоткилометровые и двухсоткилометровые броски. Вражеские воздушные разведчики обнаружат такое крупное передвижение войск. Бомбежка походных колонн замедлит график форсированного марша. Корпуса выйдут на исходные позиции в разные сроки, и нанести согласованный удар, обрушиться на противника всеми силами одновременно, подобно лавине, мы не сможем. Как только наступит утро, немцы попытаются выйти на оперативный простор. Они заставят нас в разных местах закрывать опасные бреши. Это ослабит наш ударный кулак. - И он тут же предложил: - Давайте перейдем к оборонительному сражению и на выгодных рубежах перемелем технику и живую силу врага.
- А что думает командующий фронтом? - спросил Жуков.
- Обстановка сложилась тяжелая, и все-таки надо бить с юга и севера под самый корень вражеского клина, - как всегда, негромко, но отчетливо сказал Кирпонос. - Медлить нельзя. Пока мы подтянем главные силы, механизированный корпус генерала Карпезо пойдет на выручку дивизии Сущего. Двадцать второй мехкорпус генерала Кондрусева поддержит дивизию Алябушева. В окружении ведут бои многие гарнизоны дотов и пограничные заставы, они тоже ожидают подмоги. - Кирпонос повернулся к Пуркаеву: - Максим Алексеевич, я не отвергаю оборону, но сейчас важнее контрудар.
- Наступать! Этого требует и директива наркома. Никаких колебаний, - сказал с места член Военного совета корпусной комиссар Вашугин.
Поднялся начальник артиллерии генерал-лейтенант Парсегов:
- Мы сейчас не сможем насытить достаточным количеством артиллерии выгодные для нас рубежи. Если немцы прорвутся, то они выйдут на тылы Юго-Западного фронта. В этой ситуации лучшая оборона - все-таки наступление.
Выслушав генералов, Жуков сказал:
- Контрудар механизированных корпусов против танковых клиньев врага - единственно правильное решение. Я предлагаю вам, товарищ Кирпонос, дать предварительный приказ командирам механизированных корпусов и поддержать их действия всей авиацией фронта.
- Я ставлю Потапову и Музыченко боевую задачу. В чем ее суть? - Кирпонос обвел всех присутствующих взглядом и пояснил: - Командармы должны не только остановить немцев, но и своими стойкими действиями помочь штабу фронта развернуть мехкорпуса. Дальше… Для разгрома вражеских танковых клиньев я решил создать две ударные группировки: северную - в районе Луцка; южную - в районе Броды. Наступать двадцать пятого июня в девять часов утра в общем направлении на Сокаль.
Под рукой у начштаба, словно сухарь, хрустнул опустевший папиросный коробок. Пуркаев очинил над пепельницей толстый красно-синий карандаш.
- Ну что же… Я солдат, - проронил он.
После совещания Кирпонос до самой зари курил папиросу за папиросой и, стараясь проникнуть в ход событий, почти не отрывался от разложенной на столе оперативной карты. В эту ночь он мог по достоинству оценить удивительную выдержку и распорядительность Пуркаева. Его организаторские способности счастливо сочетались с энергией неутомимого начальника оперативного отдела полковника Баграмяна. Штабные офицеры быстро уточнили график марша, наметили маршруты и районы развертывания механизированных корпусов. Сложная работа прошла без лишней нервозности и суеты.
Командующий слышал, как за окном, пофыркивая моторами, уносились в ночь легковушки связных. Посланцы штаба спешили доставить в корпуса и дивизии срочные пакеты. Ночная дорога таила засады диверсантов - предательский выстрел из-за угла и автоматные очереди из высоких хлебов. Жив?! Не ранен… Вперед! И снова пофыркивает мотор на глухой проселочной дороге. К сердцу офицера прижат пакет, который должен изменить обстановку на фронте.
Кирпонос не сомневался в успехе контрудара. Он верил: мехкорпуса разобьют вероломного противника и прежнее положение на государственной границе будет восстановлено. Но командующий еще не имел точных данных о силе врага, она пока выяснялась. Он не знал, что за спиной двадцати пяти наступающих немецких дивизий стояли наготове двенадцать резервных, специально предназначенных вермахтом для захвата Украины и Кавказа.