- А это уж не твоя забота…- сухо оборвал его все тот же командир в зеленой пограничной шапке, с бледноватым лицом, на котором резко выделялись подстриженные черные усики.- Мы вот хотим есть, понимаешь?
- А боже мой! Так бы и сказали, товарищ. Чего же мы стоим здесь? В ногах правды нет.
- Что? - переспросил человек с черными усиками.
- Я говорю: чего стоять? Пожалуйте в хату. А поесть доброму человеку всегда у меня найдется.
Военные прошли солдатским шагом по хате. Астап суетился, притащил из чулана два горлача кислого молока, копался в каморке, достал из кадки самый лучший кусок сала.
- Так что, товарищи, извиняйте, если, что, без хозяйки я… Чем богаты, тем и рады. Пожалуйста, пробуйте, угощайтесь. Да не обессудьте… Хотя сало, слава богу, ничего, кабанчик был пудов на семь.
- Ты, старик, зубы не заговаривай, а лучше приготовил бы яичницу, а то поставил на стол бог знает что.
- Простите! - растерялся Астап, не зная, как лучше потчевать гостей.- С яичницей у меня, как бы вам сказать, прорыв… А все через курицу. Птица эта, как известно вам, дюже нежная, деликатная, она и присмотра требует деликатного, женской руки требует это создание… Я, к слову говоря, могу и медведя пощупать, но… извиняйте, чтобы, скажем, это творение, так уж нет. Пусть ее коршун щупает. Поэтому и не держу… - Правда, петушка для порядка завел. Больше за его голос. А чтобы он не томился в одиночестве, с ним и курка одна здесь тупает. Где же ты из нее этих яиц наберешься! Если и заведется в гнезде, так малый его и употребит, сырые наловчился пить! - И Астап взглядом показал в окно на Пилипчика, который умывался возле криничного желоба, поднимая целые фонтаны брызг, сверкавшие всеми цветами радуги на утреннем солнце.
Лейтенант слушал Астапа и улыбался кончиками губ. Остальные молчали, сохраняя на своих лицах какое-то бессмысленное выражение, будто ни одно слово не доходило до их слуха и не трогало их. Лейтенант скупо бросил:
- Однако ты говорун, старый пень, как в три жернова мелешь.
- А почему вы ругаетесь, товарищ? - недоуменно спросил Астап, разрезая буханку хлеба.
- Ругаюсь? Какая там ругань? Тебя подогнать нужно хорошенько, чтобы поворачивался быстрей. Вместо того чтобы рассказывать басни, взял бы эту курицу да на сковородку, вот и был бы ладный завтрак.
- Да что вы, разве наешься одной курицей, пользы от нее столько же, как от рака.
- Рака, рака…- передразнил его лейтенант.- Кислым молоком надумал командиров угощать…
- Простите меня, не знаю, чем я вас прогневал, чтобы меня так обижать?
- Ладно, ладно, шевелись! - немного подобревшим тоном приказал лейтенант и спросил: - Синий мост знаешь?
- Это который на чугунке? Знаю…
- А дорогу к нему?
- А какая там дорога? Через село, потом через поселок - и сразу мост…
- А через лес?
- Через лес? Зачем? Там никто не ходит, неудобно по болотцам и дальше намного.
- Кому неудобно, а военным везде удобно. Понятно тебе?
- Почему не понятно.- Астап говорил уже без всякой охоты. Куда девалось все его красноречие. Он говорил уже вяло, довольно безразлично приглашал к столу.
Военные аппетитно налегали на сало, молчали, занятые едой. Только лейтенант, причмокивая и сопя над свиной шкуркой, буркнул под нос:
- Ты вот после и расскажешь нам про дорогу на мост. А может быть, сам проведешь.
- Почему не провести? Можно и провести… А вы угощайтесь, угощайтесь! Я еще сбегаю в чуланчик, свежего творожку принесу. А может, и в самом деле, товарищи, эту курицу на провиант пустить? Если, скажем, ее с картошечкой, да с салом, да с укропом, так оно выйдет в самый раз.
Лейтенант немного оживился:
- Давно бы так, старик. А то зубы только заговариваешь, оскомину набиваешь своими куриными баснями. Действуй!
Вскоре на дворе усадьбы лесника послышалось отчаянное кудахтанье курицы, которая будто разгадала намерения хозяина и не проявляла особого желания преждевременно попасть на сковороду. Неловкий Астап никак не мог рассчитать своего бега и проносился далеко вперед, когда курица неожиданно бросалась как безумная куда-нибудь вбок. Но ловкий Пилипчик загнал ее наконец под крыльцо клети и быстро пленил, схватив за крылья. Деликатное созданье отчаянно кудахтало, и Астап успел на ходу шепнуть Пилипчику несколько слов. Тот сразу же смылся со двора и, незаметный за деревянной огорожей, перебрался через речку, бросился по лесной тропинке на поляну, где паслась Астапова кобыла. Спустя минуту, отчаянно размахивая продранными локтями и колотя изо всех сил голыми пятками по конским бокам, Пилипчик мчался по лесу.
Астап принес дров из-под повети. Медленно топтался около печки, начал ощипывать курицу. Он немного был растерян, выбит из равновесия и все никак не мог найти тему для разговора. Начал было о тетеревах - это была излюбленная его тема, и лейтенант действительно заинтересовался ею и сразу же обратился к Астапу:
- Давай и тетеревов, если есть… Общипывай и их, мы уважаем всякую дичь.
Астап умолк, оскорбленный до глубины души таким узко утилитарным подходом к важной и интересной теме. У него в запасе было много историй: про лосей, о том, как перехитрил он однажды медведя, о норове барсуков, водившихся на песчаных пригорках в глухих уголках леса, о дивных делах бобров, которые наделали ему забот, затопив сено в Кислом ложке. Построив плотину, подняли воду в реке. Когда Астап подошел к ложку, новое озеро увидел среди леса, а его копешки сена плавали по воде, словно гуси-лебеди. Вот тебе и бобры! Но разве здесь об этом расскажешь. Еще прикажут: поджарь им и бобра! Неучи, одним словом…
Но Астапа волновали и другие мысли, и, видно, еще больше, чем воспоминания о проказах бобров. Он тревожно посматривал незаметно в окно, но там было тихо и спокойно. За забором щипала траву корова, да гудели пчелы около двух ульев, стоявших под самыми окнами в огородике. Астап разжег груду щепочек на камельке, чтоб опалить курицу, и только взялся за это дело, как в сенцах послышался топот многих ног. В хату ввалилось более десятка людей. Были они с винтовками, с обычными охотничьими ружьями, некоторые не имели никакого оружия, но держали в руках увесистые палки. Видны были люди и во дворе. В хату пробрался и Пилипчик,- он с интересом посматривал в угол, где сидели за столом незнакомые военные.
- День добрый в хату! - приветствовал один из мужчин.
- А у тебя, Астап, не иначе гости, познакомь нас.
- Да уж знакомьтесь сами…- иронически ответил Астап и, бросив несчастную курицу, с недвусмысленным видом снял со стены дробовик.
Гости побледнели. Лейтенант, встав из-за стола, высокомерно спросил:
- Что означает весь этот маскарад, почему у штатских лиц оружие?
- Странно, что вы не знаете, товарищ командир, почему у нас оружие. Однако, чтоб долго не задерживать, я попрошу вас предъявить документы. Сами знаете, война, должны мы знать, кто вы и зачем здесь… Извините, что мы вас беспокоим и нарушили завтрак.
Это говорил дядька Мирон, пожилой широкоплечий мужчина. Он настороженно следил, как лейтенант вынимал из кармана удостоверение. Не спуская глаз с военных, Мирон не торопясь просматривал бумаги. Взял документы и у остальных. Не разобрав имя в одном из документов, переспросил:
- Кто из вас, товарищи, Иванов?
Тот, кого назвали Ивановым, моргал веками, но, видно, не понимал вопроса, так как беспомощно посматривал на своих товарищей. Лейтенант делал ему какие-то знаки, но тот никак не мог понять, чего от него требуют.
- Пожалуйста, товарищ Иванов, как ваше имя и как вас по батюшке? - спросил еще раз Мирон.
Тот, будто поняв наконец, начал тыкать себя пальцем в грудь, что это именно он, но почему-то молчал, не отвечая на вопрос.
- Я должен вам сказать, что этот боец у меня контуженный, он не может говорить! - с усилием вымолвил лейтенант, и все видели, как сузились, блеснув острыми огоньками, его глаза и судорожно сжались челюсти.
Дядька Мирон, глядя в удостоверения, назвал еще несколько фамилий. Некоторые ответили на вопрос, а человек шесть, видно, были тоже контужены и совсем не понимали, что у них спрашивают.
- Так говорите, вы с Лешской пограничной заставы? Но до границы от нас далеко, как же вы попали в наши места? - переспросил Мирон, внимательно присматриваясь к новенькой, даже не запыленной еще, с иголочки, форме, к новым хорошим сапогам, не знавшим, по всему видно, далекой дороги.
- Я не хочу отвечать на ваши нелепые вопросы. Вы должны знать, что Минск уже у немцев, а оттуда не так далеко и до вас… А во-вторых, какое вы имеете; право задерживать нас, черт бы… да, задерживать, делать этот допрос? Я о вашем поведении доложу командованию! Вы срываете, господа… гм… товарищи… боевую операцию…
- Руки вверх! - гаркнул дядька Мирон. Лейтенант скользнул пальцами по кобуре, но, увидев под самым носом дуло нагана, весьма проворно поднял руки. Эту команду поняли и "контуженные" и молниеносно последовали примеру лейтенанта.
- Оружие отобрать, обыскать!
- Я не позволю! Я отдам под суд!… Я… Я…- кричал лейтенант, и его коленки мелко-мелко дрожали.
- Ладно, ладно! Чего же вам волноваться? Вот доставим в воинскую часть, выясним ваши личности и, если что такое, попросим у вас прощения за все это беспокойство. А теперь выходите по одному, пойдем в район… Да смотрите, без фокусов!