Пантюхин призывался с Кирова. Добрый, обаятельный парень… В свободное время Урманов обучал его азам бокса. Первую смену выпало стоять ему. Значит и в Новый год он заступит на свой пост как раз под звон курантов, меняя Нечаева… Урманову повезло больше. По крайне мере Новый год он встретит вместе со всеми, за праздничным столом.
Переодевшись, курсанты получили в ружпарке свои штык-ножи, надели красные повязки – обязательные атрибуты дневального – и прошли положенный в этом случае инструктаж. Потом Пантюхин заступил на пост, а Урманов с Нечаевым отправились в учебный класс мыть полы.
Только в армии Урманов узнал, что полы, оказывается, можно мыть с мылом. По крайней мере, в учебной роте влажную уборку делали именно так.
Нечаев принес в класс ведро теплой воды и тонким ножичком, сделанным из лезвия пилы-ножовки, принялся строгать большой кусок светло-коричневого хозяйственного мыла. Стружка падала в воду и медленно тонула. Когда кусок мыла уменьшился почти наполовину, курсант взял швабру и как на миксере, взбил воду до образования густой белой пены. Потом к делу подключился Урманов. Он разбросал пену по полу и начал методично, метр за метром, тереть его шваброй. Белая пышная пена постепенно таяла, становилась все тоньше, превращаясь в грязные мелкие лужицы. Следом шел Нечаев и протирал пол начисто.
Когда с делом было покончено, в учебный класс внесли елку – настоящую, резко пахнущую свежей хвоей, лесную красавицу.
– Вот подставка, – раскрыл картонную коробку ротный старшина прапорщик Гладченко. – Вот инструмент… Сами установите?
– Разберемся, – уверенно ответил Урманов.
– Игрушки и гирлянды возьмете у Гомзикова… И смотрите, чтобы все красиво было. Сам командир части придет вас поздравить.
Елочная подставка представляла собой выкрашенный зеленой краской обрезок железной трубы со складной треногой. Сбоку торчал регулировочный болт, с помощью которого ствол фиксировался в трубе. Урманов легко разобрался в конструкции – точно такая же была у него дома.
Приподняв одной рукой, лежащую на полу ель, Урманов слегка обтесал топориком основание ствола, очистив его от сучьев. Потом надел на него трубу и ударом обуха посадил на место. Затянув регулировочный болт, он проверил – не шатается ли? Нет, все крепко…
– Взяли!
Вместе с Нечаевым они подняли ель и установили ее вертикально. Густые еловые ветви упруго закачались, наполняя воздух свежим лесным ароматом.
– Пойду, игрушки принесу, – сказал Урманов.
Он сбегал в каптерку, взял у Гомзикова коробку с игрушками и гирляндами. Расщедрившись ради праздника, тот дал Урманову несколько конфет и пару мандарин.
– Ух, ты-ы! – изумленно воскликнул Нечаев, принимая из его рук половину подарка. – Мандаринка-а… Настоящая-а.
Тому, кто не служил, трудно понять эту восторженную радость. На гражданке многое воспринимается по-другому… Там ты можешь есть все, что захочешь. А здесь – только то, что дадут. Редкая возможность отовариться в магазинчике "военторга" – не в счет. И хотя армейская пища сытная и калорийная, все же хочется чего-нибудь вкусненького. Такого, что на солдатский стол не подают. Урманова в последнее время преследовали разные гастрономические фантазии. Ну, допустим, такая… Открывается банка сгущенного молока, туда крошится много-много шоколадных конфет, потом все это тщательно перемешивается – и ложкой, ложкой… Можно даже без чаю. А Кольцов тоже недавно поделился: "Пойду на дембель, зайду в первый попавшийся магазин и куплю настоящий свежий батон. Такой, чтобы был румяный, с хрустящей корочкой… И пару банок кильки в томате. Представляешь?.. Вот такое странное желание. Но очень хочется…"
Запах мандарин, перемешанный с запахом свежей хвои, разноцветные яркие огоньки на еловых ветках, блестящие новогодние игрушки – все это напоминает Урманову детство. Столько радостного и светлого было в эти зимние дни…
Пока наряжали елку, пришло время Урманову заступать на дежурство. Сержант Бадмаев в качестве разводящего сопроводил его на пост.
Оставшись в одиночестве, Урманов слегка ослабил левую ногу, и чуть-чуть, незаметно, оперся правой ладонью о тумбочку. Пока никто не видел, можно было расслабиться. Ведь стоять ему предстояло еще долго – целых четыре часа.
В расположении было тихо. Рота ушла на фильм… Скучая, Урманов рассматривал свое отражение в стеклянной двери напротив, на которой большими красными буквами было написано: "Комната для хранения оружия". В толстом полупрозрачном стекле отражались очертания высокого, подтянутого солдата, с молодцеватой выправкой: в шапке ушанке, c желтой кокардой на козырьке; с красной нарукавной повязкой, с висящим на поясе штык-ножом. А чуть дальше, за отражением, угадывались стоящие рядами закрытые на замки темно-серые ящики оружейных пирамид.
Время тянулось неспешно. Круглые настенные часы над входом мерно отстукивали секунды: "Тик-так, тик-так". Мысли сами собой подхватили и понесли Урманова вспять, туда, где он был еще совсем недавно – в последнее доармейское лето.
Над открытой танцевальной площадкой раскинулось звездное небо. Конец августа… Громкая музыка далеко разносится окрест. В центре освещенного круга энергично танцует молодежь.
Сашка стоит, прижавшись спиной к ребристой высокой ограде, и отрешенно смотрит перед собой. Недавний разрыв с Ниной тягостной болью отдается в душе… Знакомые девчонки призывно машут руками, приглашая присоединиться, но он только грустно улыбается в ответ. Не до этого ему сейчас…
Согласно неписанным законам, танцплощадка условно поделена на сектора. В каждом – своя тусовка. Как правило, это обусловлено районом проживания: "привокзалка", "тульские", "горьковские", "новый район"… Сашка с друзьями относится к последним. Они, что называется, держат верхушку – самые сильные здесь и самые многочисленные.
Периодически, в пределах танцплощадки или в непосредственной близости от нее происходят скоротечные драки. Бывает – район на район, а чаще – просто банальное выяснение отношений. Обычно до серьезных травм дело не доходит, но адреналина хватает.
Сашка, хоть и занимался боксом с восьмого класса, драться никогда не любил. Одно дело на ринге, в перчатках… И совсем другое – просто так.
В школе он не дрался ни разу. Хотя поводы иной раз имелись, и можно было бы приложить забияку хуком справа, но Сашка словно не мог переступить какую-то запретную черту. Как так? Ударить по лицу человека… Тем более – одноклассника. Это было табу.
А вот просто продемонстрировать силу удара – это он мог с удовольствием. Однажды по осени они всем классом выехали в ближайшее село на уборку турнепса. Это такие корнеплоды, по вкусу напоминающие репу, а по форме – человеческую голову. Идут в основном на корм скоту… И вот, во время обеденного перерыва Сашка под настроение устроил такое шоу – разбивание кулаком этих самых корнеплодов. Две девушки, одноклассницы, на вытянутых руках держали за хвостик крупный, тяжелый и твердый турнепс, а Сашка одним ударом, под громкий визг ассистенток, разбивал его вдребезги… Только брызги во все стороны летели. Вот это было зрелище.
В общем, он был довольно миролюбивым и безобидным парнем. Но после расставания со своей девушкой его как будто подменили. Если раньше Сашка старался особо не конфликтовать, то теперь чуть что – сразу бросался в драку. Только вчера за день он участвовал в трех потасовках.
Громкая, резкая музыка бьет по ушам. Вспышки яркого света выхватывают из полумрака пеструю толпу. Десятки тел движутся в ритме танца.
Внезапно сквозь музыку слышится женский визг. По толпе пробегает паническая волна. Где-то там, в глубине вспыхнула драка… Оторвавшись от ограды, Сашка движется к эпицентру. Взгляд бесстрастно фиксирует происходящее.
"Наши с "привокзалкой" схватились"
Музыка обрывается, в микрофоне звучит искаженный помехами голос "Что вы делаете! Прекратите немедленно!.. Милицию вызову!"
По нескольку человек с той и другой стороны яростно месят друг друга. Пары секунд Сашке хватает, чтобы оценить обстановку. Увернулся от удара, кого-то толкнул – и вот он у цели. Трое чужаков с "привокзалки" дубасят одного из "нового района". Шаг, другой… Двое, увидев его, отскочили. Третий продолжает увлеченно мутузить несчастного. Сашка левой рукой крепко хватает противника за кисть. Тот мгновенно вскидывает глаза и, увидев соперника, растерянно цепенеет. Он выше почти на голову, но узок в плечах и костист… Не отводя взгляд, Сашка чуть откидывается, припадает на правую ногу, затем резко выпрямляет ее, и, разворачивая одновременно таз и плечи, бьет коротким крюком справа в подбородок. Удар!.. Противник словно ломается сразу в нескольких местах: колени – в одну сторону, зад – в другую, голова – в третью; и безвольной тряпичной куклой валится к его ногам.
Сашка делает шаг назад. Взгляд налево, взгляд направо… Опасности нет. Он медленно опускает руки. Драка затихает так же быстро, как и началась.
Рядом с ним оказывается девушка. Она что-то говорит. Сквозь громкую музыку не совсем понятно, что именно… Сашка разбирает только: "Вы меня спасли".
– Да ну, что вы… Пустяк… – смутившись, Сашка не знает что ответить. Каким образом он мог ее спасти? Что она выдумывает?
Высокая стройная блондинка с распущенными длинными волосами стоит рядом. Улыбка играет на смуглом лице.
– Вы меня не помните?
Сашка недоуменно пожимает плечами. Он еще не успел отойти от схватки, в нем еще бушует адреналин.
– Меня Наташа зовут… Помните, Островичное? Я тогда чуть не утонула. Если бы не вы…