- Да, ждет тебя.
- Вот что вы наделали! - с укором сказал Ян.
- А может, не мы?
Ян, нахмурясь, молчал. Трудно было понять, что творится в его голове.
Кочеванов решил перейти к делу.
- Ребята просят тебя, - сказал он, - явиться на заседание секции бокса и во всем сознаться. Своим поведением ты поставил дядю Володю в тяжелое положение.
- Вам, конечно, хочется, чтобы я один пострадал? - со злой усмешкой спросил Ян.
- Твои страдания нам не нужны. Мы надеемся, что ты не струсишь… будешь честен и скажешь правду. На другое мы тебя не толкаем. Взываем лишь к обычной совести.
- Вы, видимо, принимаете меня за какого-то христосика! Сомов делал мне пакость за пакостью. Из-за него я потерял отца, а теперь должен выручать, да?
- Мы очень тебе сочувствуем, но думаем, что в смерти отца Сомов неповинен.
- А кто же? Я сам его убил, что ли? Ведь Сомов не выставил меня на матч в Осло и последний разговаривал с отцом.
- А другой на его месте выпустил бы пьянствующего боксера? В том матче ты был больше нужен, чем я. У дяди Володи не было возможности маневрировать.
- Так, так… вали все на меня, - с дрожью в голосе сказал Ян. - Плевал я на таких товарищей! Найду других, которые защитят меня. Можешь не утруждаться… Катись, откуда пришел.
- Я уйду, - едва сдерживая раздражение, сказал Кирилл. - Но помни: если по злобе ты навредишь дяде Володе, тебя ждет всеобщее презрение. Мы будем беспощадны.
У Яна заходили на скулах желваки.
- Это что, угроза? - приближаясь и повышая голос, спросил он. - Запугивание или шантаж?
- Нет, просто товарищеское предупреждение.
- Хотите, чтобы я упал на колени? Не выйдет! Угроз кучки завистников я не боюсь. А с тобой мы еще посчитаемся.
Ян забрел по колени в озеро и, хватая пригоршнями воду, стал яростно поливать лицо, шею, голову. Брызги летели во все стороны.
Видя, что дальнейшие переговоры бесполезны, Кирилл отнес удочки на место и, собравшись уходить, сказал:
- Не забудь, Ян, - заседание секции бокса в пятницу в три часа.
- Ладно, проваливай.
- Советую одуматься, - добавил Кирилл. - Заносчивость никому не нравится. Ты и для Гарибана скоро станешь обузой. Он стремится к легкой жизни, а не к возне со строптивым.
* * *
После ухода Кирилла Ян развесил на просушку одежду, поел холодных рыбных консервов, запил хлебным квасом и вновь улегся на топчан.
Сегодня он не пойдет на охоту, надоело. И вообще пора кончать с отшельничеством. Но чем заняться? Набрать стопку учебников и подготовиться к поступлению в мореходку? А что она ему сулит? Звание помощника капитана по грузам или пассажирам. И будет он болтаться в одном из внутренних морей в однообразном каботажном плавании. Нет, такое существование не по нему. То, чего достиг он в боксе, не даст никакая служба.
Без ринга жизнь для Яна станет унылой и неполноценной. Либо надо пересилить себя, поступиться гордостью и попросить прощения, либо зарядить ружье пулей-жаканом… Он, наверное, выстрела не услышит. Но это же бегство, трусливое и омерзительное.
Ян представил себя безглазым, с раздробленным лицом и содрогнулся: отвратительнейшее зрелище. Нет, это не выход!
В жизни он все получал без особых усилий и хлопот. В пионеры был принят с ребятами всего класса. В комсомол вступил потому, что неловко же сыну старого большевика остаться вне союза молодежи! То, что говорилось на сборах и собраниях, его мало трогало. Казалось, что все призывы на новостройки относятся не к нему, а к тем, кто ни на что иное не способен. Яну хотелось быть первым лишь на школьных вечерах и спортивных соревнованиях. Кроме бокса, охоты, танцев и кино, он других увлечений не признавал.
Когда его выгонят отовсюду, он не сумеет заработать на кусок хлеба. Он даже в грузчики не годится, так как не приучен к труду.
А если забыть о всяких угрызениях совести и полностью довериться Гарибану? Тот изворотлив, сумеет вытащить из беды. Через несколько месяцев или, самое большее, год Ян будет восстановлен в правах и выйдет на ринг. Тогда ему наплевать на сплетни и угрозы. При-желании он сможет переехать в Москву. Его примут в любое спортивное общество.
Но ведь бокс не даст заработка? Как знать. Это зависит от находчивости. Могут принять в Институт физкультуры на повышенную стипендию, да и не трудно сделаться тренером бокса. Майка чемпиона откроет двери клубов. Правда, в нем не находили воспитательского таланта, но Ян же не олух и кое-что успел перенять у Сомова и Гарибана. Надо только быть деятельным и не унывать, потом он найдет другой выход…
Яну послышалось, что в открытую дверь кто-то вошел и остановился на пороге. Кто бы это мог быть? Наверное, сторожиха, никого другого он не ждал.
- Никандровна! - окликнул Ян.
В ответ послышалось презрительное:
- Ну и свинарник же здесь! Словно берлога неандертальца.
Это был голос Зоей Кальварской. "Что стряслось? Почему я и ей понадобился?" - удивился Ян и в тон ей пригласил:
- Присаживайтесь, будьте как в своей берлоге.
- Вы сногсшибательно любезны! Принято вставать, Ян, когда входит женщина.
- Зосенька, чувствую, что вы раздражены. Не делайте из меня громоотвода для своих эмоций.
- Для этой цели вас уже использовали. Я вижу разлагающиеся обугленные останки.
- Вы пришли дразнить меня? Учтите - я не в клетке, могу покусать.
- Я учла. Прошу и других не считать беззубыми.
Ян приподнялся и не без удивления взглянул на Зосю. Лицо ее было возбужденным. На щеках горели алые пятна, тонкие ноздри раздувались, а глаза потемнели. Чувствовалось, что она решилась на что-то такое, чего никогда бы не сделала в спокойном состоянии.
"Как хороша сейчас эта злюка!" - подумалось Ширвису.
А Зося продолжала свое:
- Сейчас я расскажу такое, что этот глупый острослов наконец прекратит балаган и станет серьезным.
- Я уже всего вкусил, меня больше ничто не смутит, - ответил он. - Сегодня я сказал себе: эй, ты, перестань, довольно!
- Я тоже не раз так говорила, а поступала как форменная дура. Я слишком доверялась и вот теперь расплачиваюсь. Он всегда был гнусной личностью, хотя прикидывался заботливым добряком…
- Одну минутку! - перебил ее Ян. - Прежде всего мне бы хотелось выяснить: о ком идет речь?
- А без пояснений невозможно догадаться, что эго Гарибан? - спросила она. - Или вы, как и другие, принимаете его за благодушного воспитателя?
- А он действительно такой.
- Ошибаетесь. Евгений Рудольфович - ловкий актер, умеющий за доброй улыбкой скрывать довольно подлую и грязную душонку. Я-то его хорошо знаю. Да и другим, если они не страдают куриной слепотой, нетрудно это заметить.
- Ну, Зосенька, тут вы перехватили! Не могу постигнуть: чем он вам так насолил?
- А если я признаюсь, что он и мне не раз внушал быть покладистей?
- Ну что ж, совет не лишен мудрости, - не сдавался Ян.
- Думаю, что от подобной мудрости всякому захочется треснуть его по самодовольной физиономии. Он мне твердо обещал, что по окончании института я останусь в Ленинграде. И вдруг меня вызывают в деканат испрашивают: "Где желаете преподавать язык - на востоке или на севере?" И называют какую-то Закатулиху и Большую Туру. Оказывается, уже было распределение. Я, конечно, к Гарибану. А он вдруг на попятную: "К сожалению, ничего не смогу изменить. История с Ширвисом заставляет меня быть осмотрительным. Не полезу же я сейчас с такими просьбами к начальству! Советую на время выехать, а когда утихнет, что-нибудь предпримем". Я знаю, как он будет хлопотать за меня. Уже взял Заварнину. У той на четырехсотке время лучше моего. И Большинцовой намекнул, что у нее хорошо пойдут длинные дистанции, хотя недавно убеждал в обратном. Ему просто хочется скорей отделаться от меня. Я опасна для него: слишком много знаю, могу проговориться. Но Гарибан зря принимает меня за дуру, безропотно покоряющуюся судьбе. Я пойду на все, чтобы остаться в Ленинграде. Если надо - выйду замуж. И очень скоро.
- Кто он, этот счастливчик? - не без иронии спросил Ян.
- Не бойтесь, не вы. Мне больше везет на тучных и добрых.
- Борис? - удивился Ян. - Но вы же его не любите, Зосенька!
- А какое это имеет значение! Есть французская поговорка: в любви не бывает равенства - одна сторона целует, а другая лишь позволяет целовать. Сильней, чем Борис, меня вряд ли кто полюбит. С ним я буду обеспечена всем необходимым, и главное - свобода. Вы, Ян, этого не могли бы создать.
- Да, наверное. Но я не понимаю, почему Гарибан должен перед вами трепетать?
- Потому что я мстительная и обид никому не прощаю. Хотела скрыть одну его подлость, а теперь не пощажу его - выдам. Только прошу не перебивать.
Угрюмо глядя в окно, Зося рассказала о ночном визите старого Ширвиса к Гарибану.
Ян насторожился. Ему показалось, что Кальварская всё выдумывает лишь для того, чтобы восстановить его против Евгения Рудольфовича. Он перебил ее:
- Каков он с виду? Как выглядел в тот вечер?
- Сухощавый, высокий… с вытянутым и очень бледным лицом. Седой, немного сутулый.
- В каком часу это было?
- Ты мне не доверяешь? - возмутилась она.
- Я должен убедиться. Серьезные обвинения на веру не принимаются.
- Хорошо, допрашивай, я готова отвечать. Случилось все во втором часу ночи.
- Что вы так поздно делали у Гарибана?