- Еще бы! Я жил у вас в плену. Потом из эшелона знаменитого чехословацкого корпуса видел Сибирь. Но чехов и словаков презираю, как и вы.
- Я? - удивился Ян. - С чего вы взяли?
- Ну-ну, - погрозил ему пальцем Штоль. - Я вчера всё заметил. Не смущайтесь, можете довериться судетскому немцу.
Громко хохоча и хлопая Яна по плечу, как старого приятеля, Штоль стал выпытывать:
- Как вы погуляли? Плохо? - Он был возмущен утвердительным кивком Ширвиса. - Боксер не должен плохо гулять! К госпоже Фридляндровой заходили? Нет? Как можно!
Не давая Яну опомниться, краснолицый господин потянул его на улицу и чуть не силой усадил в "фордик".
Обдавая Яна запахом крепкой сигары, он обещал показать, как гуляют в Праге.
Штоль привез Яна на Пожичью улицу в восьмиэтажный дом молодой миллионерши-пловчихи Беллы Фридляндровой.
Госпожа Фридляндрова построила дом, в котором спортсмен мог получить всё, что ему угодно. Здесь была гостиница на сотню номеров, ресторан с бассейном, гимнастический зал, души, кабинеты, массажистки.
Они уселись за столик над бассейном с зеленоватой водой. В бассейне плавали рекламные шары, переливаясь огнями отражались столики. Штоль заказал полторы дюжины устриц, вина, тильзитского сыра. Ян было запротестовал против выпивки, ссылаясь на строгий характер капитана команды, но Штоль, не слушая его, наполнил бокалы:
- Для такого боксера, как ты, никогда не повредит бокал хорошего вина.
Пришлось выпить. После вина прохладные и скользкие устрицы показались необыкновенно вкусной закуской. Ян выпил второй бокал. С непривычки в голове зашумело. Всё стало шатким.
Ян, чтобы не показать своего опьянения, старался сидеть прямо, говорить поменьше. А Штоль все подливал и подливал вина. К их столу подсели еще какие-то люди, они уже знали Ширвиса по портретам, напечатанным в пражских газетах, наперебой упрашивали выпить за дружбу атлетов.
Внизу, в зеленой воде бассейна, шумная компания парней и девушек затеяла игру в ватерполо. По вспененной воде прыгал гулкий мяч. К столикам летели брызги. Ширвису показалось, что он находится не в ресторане миллионерши Фридляндровой, а в атлетической стране Элладе и в его честь устроено празднество. Он поднял бокал и сказал, что неплохо бы возродить страну атлетов.
Штоль сначала недоверчиво таращил на него свои голубовато-серые глаза, а потом полез через стол обниматься:
- Боже мой! Да мы оба думаем одинаково. Я всю жизнь желал делать в дряхлеющей Европе такую страну.
С Яном обнялся и маленький курносый человечек, подсевший к их столику. Этот щупленький пучеглазый гость Фридляндровой был суетливей и восторженней других. Он чем-то напоминал Ширвису вертлявую комнатную собачонку.
- А вы каким видом спорта занимаетесь? - спросил у него Ян.
- О, это Рэнгольм Лэйн - самый лучший импрессарио малых стран, - отрекомендовал Штоль и, вежливо улыбнувшись, что-то вполголоса сказал человечку.
Импрессарио немедля сорвался с места, побежал в другой конец зала и вскоре вернулся с высокой и стройной девушкой.
Девушку звали Боженой. Словачка, она умела говорить по-русски и по-украински. Ян пригласил ее танцевать. Пышноволосая и кареглазая словачка внешне напоминала Зосю Кальварскую. Даже смех ее был каким-то знакомым. Только опущенные уголки рта делали ее лицо утомленным. Танцевала Божена легко, послушно отдаваясь ритму.
Ян угостил словачку коктейлем и, не задумываясь, пообещал в ее честь нокаутировать всех противников.
Маленький человечек всё время с какой-то подобострастностью смотрел Ширвису в глаза. Казалось, что он сейчас подпрыгнет и по-собачьи лизнет прямо в нос. Яну надоел этот взгляд, он взял импрессарио за плечо и грубо спросил:
- Вы, кажется, чего-то ждете от меня?
Маленький человек, не поняв его, показал в заискивающей улыбке мелкие желтые зубы и вопросительно взглянул на Божену. Та сказала ему несколько слов по-английски. Он радостно закивал головой и поманил Яна с Боженой в отдельный кабинет.
В узкой комнате их уже ждал столик, накрытый на три персоны. Но Ширвис не стал здесь пить. Ему хотелось как можно скорее избавиться от неприятного человека.
- Спросите, чего ему от меня надо? - обратился он к Божене.
Импрессарио, сразу став серьезным, что-то заговорил на непонятном Яну языке. Божена не торопясь перевела:
- Содруг Лэйн, известный в Европе импрессарио, предлагает вам заключить контракт на один год. Каждое выступление - тысяча долларов. Тренер, разъезды и гостиница за счет импрессарио.
- Скажите ему, что Ян Ширвис и без его тысячи постарается уложить всех средневиков Чехии, Словакии и Скандинавии.
Лэйн был уверен в том, что подвыпивший боксер ломается, набивая себе цену. Решив основательно торговаться, он после некоторого раздумья увеличил сумму:
- Полторы тысячи!
Ян пьяно мотал головой:
- Не выйдет!
- Две тысячи! - застонал импрессарио, и выпуклые глаза его стали влажными.
- Советские боксеры не продаются, - гордо заявил Ян. - И если им очень назойливо предлагают доллары, то они, потеряв терпение, - могут покалечить неудачных менажеров.
- Три тысячи долларов! - как бы бросаясь в омут, трагически выкрикнул Лэйн и вытащил из кармана отпечатанный на машинке текст договора.
- Переведите этому шпику, - уже раздраженно сказал Ян Божене, - если он сейчас же не уберется отсюда, то испытает своим задом крепость моей ноги.
Божена, видно, перевела всё в точности. Лэйн с опаской взглянул на ноги боксера, вежливо раскланялся и, советуя обдумать предложение, пятясь вышел из комнаты.
С Яном осталась одна словачка. Он с благодарностью пожал ей руку и предложил выпить за дружбу. Девушка согласилась. Они медленно осушили бокалы и, взглянув друг другу в глаза, весело засмеялись.
У Яна вдруг появилось, желание обнять ее. Он протянул руки, но Божена, покосившись на дверь, уклонилась.
"Боится, что кто-нибудь войдет", - догадался Ян. Неверной походкой он подошел к двери и повернул ключ в замке.
Вновь приблизясь к словачке, он решил поцеловать ее, но она, лукаво погрозив пальцем, отстранилась.
Эта девушка умела гибкими движениями ускользать из рук.
Ширвису надоела игра словачки, он, как на ринге, сделал ложный выпад в сторону, крепко схватил ее и, притянув к себе, стал искать губами рог… И тут произошло неожиданное: Божена вдруг громко закричала, начала отбиваться, царапаться…
Ян сразу выпустил ее. Девушка бросилась к двери и, плача, забарабанила кулаками.
Дверь пришлось открыть. На шум прибежали официанты, Лэйн и еще два каких-то молодца. Они схватили Ширвиса за руки и потребовали вызвать "стражу беспечности". Какой-то рьяный блюститель порядка уселся писать протокол.
От полиции и скандала Яна спас неожиданно появившийся в дверях Штоль. Увидев своего гостя в таком бедственном положении, он поспешил успокоить негодующих друзей Вожены:
- Умоляю отпустить… очень неловко. Содруг Ширвис - мой гость. Он немного выпил, немножко не так вел себя… Я думаю, мы это дело уладим миром.
Яна освободили, но не выпустили из комнаты. Ошеломленный, он стоял у стены и не понимал, почему плачет Божена. Штоль попробовал успокоить ее:
- Прошу простить моего друга. Вы очень нравитесь ему. Он сделает вам самый интересный подарок, и всё будет хорошо. Ну зачем плакать и портить такие глазки? Лучше подайте ему руку.
Божена вытерла платком глаза. Штоль подвел ее к Ширвису и соединил их руки:
- Не надо сердиться. Все хорошо! Смотрите, сколько вина на столе. Поднимем бокалы за приятную встречу.
Присутствующие заулыбались. Они снисходительно чокнулись с Ширвисом, выпили за здоровье пострадавшей и все аккуратнейшим образом расписались в протоколе.
Штоль горел желанием скорее умиротворить всех. Он отвел Яна в сторону и шепнул:
- Надо дать несколько крон официантам, и они будут молчать. Потом небольшой подарок девушке. У вас нет чешских денег? Хорошо, мы сделаем все как надо.
Он подозвал Лэйна:
- Надеюсь, вы сумеете дать русскому боксеру пятьсот крон в долг?
Импрессарио мотнул головой, с готовностью полез в боковой карман и вытащил бумажник. Отсчитав пятьсот крон, он жестами показал, что надо писать расписку.
Ян, чтобы поскорей уйти, написал требуемую расписку. Лэйн взял ее и вместе с протоколом спрятал в карман.
- Почему он не отдал мне протокола? - возмутился Ян.
- Протокол нужен для гарантий, что вы будете скоро отдавать долг, - поспешил успокоить его Штоль и, расплатившись с официантами, повел Яна в общий зал.
В зале играла музыка, кружились пары, хлопали пробки, звенела посуда. Боксер вскоре забыл о происшедшем, ему опять было весело и хорошо.
Ширвис только под утро возвратился к себе в гостиницу. Сомов не спал. Он встретил Яна в коридоре и, хмурясь, прошел за ним в номер.
- Где пропадал? - спросил он коротко.
Ян, бессмысленно ухмыляясь, в костюме и ботинках повалился на постель.
Владимир Николаевич схватил его за ворот и, сердито встряхнув, поднял:
- Где ты был, спрашиваю?
- Был? - Ян как бы не понимал Сомова, мутными глазами глядел на него, потом вдруг сжал кулаки и не своим голосом закричал: - Что вы ко мне пристаете? Убирайтесь отсюда, или вас вынесут! Я не позволю себя хватать!
Затевать скандал в гостинице, да еще ночью, Сомову не хотелось. Взбешенный, он ушел от Ширвиса и долго ходил у себя в номере, не в силах успокоиться.