Наконец мы достигли большого соснового леса. Значит, мы убежали от немцев, мы свободны! Предстоит только найти партизан. Это непросто без связей. Идя вперед по лесу, мы наткнулись на опушке на лесную деревеньку. В нее ведет проселочная дорога. Стоим возле дороги, ожидая встретить какого-нибудь местного жителя, расспросить. Видим – идет женщина. Мы вышли из своей засады ей навстречу. Она очень испугалась. Мы ее успокоили и спросили, есть ли в деревне немцы. Она ответила, что накануне, днем, немцы были, но на закате уехали. Сейчас немцев в деревне нет. О партизанах она ничего не знала, была не местная, а беженка родом из Новосибирской области. Женщина ушла. У нас, как я уже говорил, не было спичек, и мы уже третий день почти ничего не ели, только сухари. Нужно было сварить кашу из гороха, запасенного в дорогу. Ведро было, а огонь нечем было разжечь. На краю деревни мы увидели дымок, идущий из трубы одного из домов, значит, там топилась печь. Алексеев зашел в дом, хозяйка, топившая печку, очень испугалась, приняв его за партизана. А надо сказать, положение крестьян в партизанской зоне было очень сложное. Они боялись и немцев, и партизан. Если в деревне были немцы, партизаны подозревали крестьян в связях с немцами. Если же в деревню заходили партизаны, то немцы подозревали крестьян в связях с партизанами. Поэтому когда Алексеев забежал в избу за угольком из печки, женщина так растерялась, что стояла, онемев. Алексеев схватил горящий уголек из печки, положил его на клочок ваты на рукав телогрейки и, раздувая, чтобы не погас, выбежал наружу, столкнувшись на пороге с мужчиной, по-видимому, хозяином. Алексеев бегом убежал в лес, где мы его уже ждали. Углубившись подальше в лес, мы развели костер, сварили гороховую похлебку, поели. Затем в блаженстве накурились махорки, отдохнули и уже свободно пошли навстречу своей судьбе. Короче говоря, пошли искать партизан. Здесь, в лесу, греясь у костра, мы, наконец, почувствовали свою свободу, но проблема найти партизан была самая главная. Только бы не напороться на лжепартизан. Ведь немцы практиковали создавать из полицейских группы по борьбе с партизанами, выдавая их за настоящих партизан. Зачастую в такую ловушку попадали и те, кто шел к партизанам.
На второй день нашего блуждания по этому большому лесу, на закате солнца, мы вышли на довольно большую поляну. Из укрытия мы увидали, что на другом конце поляны человек с винтовкой за плечами вывел из лесу лошадь, вбил в землю кол, к которому привязал лошадь за длинную веревку, а сам ушел обратно в лес. Наблюдая такую картину, мы начали рассуждать, и мнения наши разделились. Так как человек был с винтовкой на плече, я предположил, что это был партизан. Горохов же сомневался, считая этого человека полицейским. Свой вывод Горохов сделал, зная, что немцы устраивали ловушки на партизан.
Пока мы спорили, зашло солнце, и в лесу быстро стало темнеть. Я настаивал на том, что мы набрели на партизан и что нужно ночевать неподалеку от лошади и ждать, что утром за ней придет этот же человек, затем попытаться поговорить с ним. Горохов же считал, что нам наоборот нужно идти по лесу к линии фронта, пересечь ее в сторону наших войск. Я сказал, что больше чем уверен, что мы нашли то, что искали. А ходить без толку по лесу, без карты, без компаса, без связей – пустая затея. Тем более что кончились продукты, а сапоги мои полностью развалились. Когда я решительно потребовал действовать по моему плану, меня, наконец, поддержал Алексеев, до этого молчавший. Мы подошли поближе к лошади и устроились под елью на ночлег. На рассвете рядом с местом нашего ночлега мимо прошел тот же человек, который выводил накануне лошадь. Я подал голос, он остановился. Спрашиваю его, кто он такой. Тот отвечает:
– Раз я в лесу и с винтовкой, то я – партизан. А вы кто такие?
– А мы пленные, бежали из лагеря от немцев, – отвечаю я.
– Тогда идите за мной, – сказал мужчина, предварительно сняв винтовку с плеча.
Пройдя метров триста, мы вышли к костру, вокруг которого спали партизаны. Метрах в десяти от костра стоял шалаш, сооруженный из еловых веток. Больше никаких строений не было. Как оказалось, мы попали в расположение партизанского отряда "Народный мститель", действовавшего на территории Холм-Жирковского района Смоленской области. Вернее, в ту его часть, которая действовала в направлении на юго-восток от города Холм-Жирковск. Возглавлял эту группу комиссар отряда Н. Крюковский. До войны он был первым секретарем Холм-Жирковского района Смоленской области.
Вторая часть отряда, руководимая командиром отряда "Народный мститель" Марышевым, бывшим председателем районного исполкома, действовала на северо-западе от Холм-Жирковска.
Группа Крюковского, в которую мы пришли, в течение последнего месяца была вынуждена дважды сменить место стоянки лагеря, поэтому лагерь пока не был оборудован. Причины смены были следующими.
В сентябре 1942 года, по данным разведки, отряд узнал, что из Холм-Жирковска на станцию Игорьевская готовится к отправке обоз с обмундированием под охраной власовцев. В день ожидаемого следования обоза партизаны устроили засаду на станции. За 10–15 минут до появления здесь обоза, со стороны станции, в сторону Холм-Жирковска, здесь проезжал из отпуска немецкий военный комендант Холм-Жирковска, обер-лейтенант с денщиком-ефрейтором. Их сопровождала охрана из власовцев. Ехали они на двух конных повозках, вооруженные ручными пулеметами и автоматами. Партизаны решили расстрелять коменданта и его охранников-власовцев. Перебив охрану и немцев, партизаны пощадили двух ездовых, молодых 21–22-летних пареньков во власовской форме. Ездовые, совсем молодые ребята, обещали честно сражаться с немцами в партизанском отряде. Партизаны пожалели их, оставили в живых и забрали в отряд. Однако жизнь партизанская в лесу власовцам показалась тяжелой: без крыши над головой, без хорошей пищи (а иногда и без нее), да и все время в опасности, в движении. Вопреки уверениям, через пять дней после боя, один ездовой сбежал обратно, в Холм-Жирковский власовский гарнизон. Партизаны вынуждены были поменять место расположения своего отряда. Второй власовец стал просить не убивать его, клятвенно уверяя комиссара Н. Крюковского, что не сбежит. Но и он сбежал из отряда. Опять пришлось отряду менять место. И вот, когда партизаны сменили место лагеря во второй раз, в это время в отряд явились мы. Надо сказать, партизаны, особенно небольшие отряды, сильны тем, что немцы никогда не знают их расположения. А вслепую борьба с партизанами безрезультатна. Явились мы в отряд из плена как раз после этих неудач.
Шел октябрь 1942 года. Картина открылась пред нами такая: горит костер, а вокруг него, кто как – кто в шалаше, а кто и на земле – спят партизаны. Два партизана, уже проснувшись, смотрят на нас. Постепенно партизаны проснулись и окружили нас, расспрашивая. Потом проснулся и комиссар Крюковский. Он начал вести наш допрос: кто мы, откуда явились в отряд. Я все рассказал по порядку о лагере, о наших похождениях, о побеге из Никольского. Попутно Крюковский задавал вопросы, я отвечал на них. Допрос окончился. Несколько минут стояла тишина. Затем Крюковский обратился к партизанам:
– Товарищи! Какие будут предложения? Вы уже имеете горький опыт, который приобрели, поверив власовцам. Я жду ваших мнений.
Затем в тишине, последовавшей за его словами, мне подумалось: "Неужели нас расстреляют свои?" Молчание длилось минут пять. Первым заговорил адъютант Крюковского Александр (Сашка). Он сам бежал из плена и поверил нам, зная не понаслышке, что такое плен. Он сказал:
– Товарищ комиссар! Это наши, честные люди. Я верю им, они будут честно служить советскому народу.
Сразу все зашевелились, но никто не возразил, никто не сказал против. Снова заговорил Крюковский:
– Я не возражаю против предложения принять их в отряд.
А обратившись ко мне, он сказал:
– Смотрите, оправдайте наше доверие.
Я обещал, что мы честно будем служить Родине".
Глава 4. В партизанском отряде "Народный мститель"
"Так 11 октября 1942 года (так пишет отец в своей рукописи) мы стали партизанами отряда "Народный мститель", действовавшего в Холм-Жирковском районе, что расположен на севере Смоленской области, которым командовал председатель Холм-Жирковского райисполкома Марышев. Сам Марышев находился с другой группой этого отряда в северной части лесов по отношению к Холм-Жирковску. А группой, в которую зачислили нас, командовал первый секретарь райкома партии Крюковский. В нашей группе было 40–42 человека. Ядро группы составляли работники местных районных организаций, их подкрепляли диверсионно-подрывные группы, заброшенные в расположение отряда из Москвы с помощью самолета. Были и такие как мы, бежавшие из плена солдаты.
В группе же под командованием командира отряда Марышева ядро группы составляли офицеры-кавалеристы (около 70 человек), ранее входившие в состав 2-го кавалерийского корпуса Белова, попавшего в окружение весной 1942 года. Перед самым нашим приходом в отряд они с проводником ушли за линию фронта на соединение с регулярной армией.
На следующий день Крюковский отдал распоряжение заместителю по хозчасти сшить мне из подсобного материала сапоги, увидев, что я оказался почти босиком. Затем он велел партизану по фамилии Кузьменко отвести нас на базу за 5 километров от лагеря, где хранилось запасное оружие, и выдать мне винтовку. Это оружие Кузьменко, бывший председатель одного из местных сельских советов, сам собирал на полях былых сражений и сохранил для партизан.