- Однако я никогда ничего не путала, если мне память не изменяет, - сказала Анжелика. - И не путала и никогда не спутаю. Я по глазам хирурга умею видеть, что ему нужно. Слава богу, не два года работаю.
Вера сердито гладила блузку. Лора сидела подперев лицо руками и поглядывала то на Ольгу Ивановну, то на Анжелику. Потом сказала:
- Будет он жить, девушки, или не будет - вот что главное, а остальное все пустяки. - И вздохнула. - Увезли бы его в Москву, там все-таки профессора, так профессора. А этот Харламов какой-то несолидный.
Заглянул Баркан - спросил, где Александр Маркович.
- А в ординаторской, наверное, - сказала Вера. - Отдыхает.
Баркан постучался в ординаторскую. Левин в расстегнутом кителе ходил, по своей привычке, из угла в угол. Лицо у него было спокойное и даже веселое.
- Чем это вы так довольны? - спросил Баркан, ставя на стол шампанское.
- Чем? - удивился Левин. - А ничем. Просто вспомнил один старый анекдот. Вам, конечно, известно, что великий наш хирург Пирогов обладал довольно скромной внешностью. Был косоглаз, слегка рыжеват. Ну, а современник его, не помню фамилии, профессор, может быть, даже Иноземцев, имел внешность чрезвычайно эффектную. Вот кто-то из тогдашних медицинских остряков возьми и скажи: если вы хотите показать больному профессора, то пригласите Иноземцева. А если хотите показать профессору больного, то пригласите Пирогова…
Баркан усмехнулся.
- Как там наш немец? - спросил Левин.
- Уехал от нас, - сказал Баркан, откручивая проволочки на пробке. - Очень был, я бы выразился, застенчив…
Александр Маркович вымыл стаканы и спросил, откуда у Баркана шампанское.
- Жена прислала! - медленно выкручивая пробку, ответил Вячеслав Викторович. - Приехал тут один и привез посылочку.
- А по какому случаю мы пить станем?
- Ни по какому.
- Врете. Небось за мое здоровье. За благополучный исход.
- И это неплохо.
Пробка сама поползла вверх.
- Если выстрелит - значит, все будет в порядке, - произнес Левин. - Это старая и верная примета: шампанское обязано стрелять.
Он внимательно смотрел на бутылку, и было видно, что он волнуется - выстрелит или не выстрелит. Баркан тоже ждал, и, когда пробка вылетела и пенная струя косо ударила в стену, у обоих - и у Баркана и у Александра Марковича - повеселели лица. Они выпили по стакану пены, и Баркан спросил:
- Что-то последнее время, Александр Маркович, вы на меня не кричите? Чем это объяснить?
- Не знаю.
- И я не знаю. Но, во всяком случае, не потому, что я смирился. Надо думать, что это вы притерлись к нашему отделению…
- Я ни к чему никогда не притираюсь…
- Тогда, значит, наше отделение притерло вас к себе. У нас часто так бывает. Вначале, например, Жакомбай очень хотел от нас уйти, а потом понял, что тут он на своем месте. Притерся.
- Ничего он не притерся, а просто он на вас молится! - рассердился Баркан. - Тут многие на вас молятся, а вы и довольны. Не обижайтесь, вам нравится это поклонение: наш подполковник, у нас в отделении, с этим может справиться только Левин. Все мы люди, все человеки, ничего не поделаешь…
Александр Маркович подумал и сказал, что это не так - никто на него здесь не молится. Что же касается до Жакомбая, то тут особая штука. Надо делать не только то, что положено, но и еще многое иное, такое, что подсказывает душа…
- Что же именно подсказала душа вашему Жакомбаю? - спросил Баркан.
Левин ответил не сразу.
Вячеслав Викторович налил еще пены.
- Что не положено? Он, видите ли, сам ищет. Он отыскивает, что можно еще сделать, и делает: он, например, сам сделал для нас с вами электрический умывальник, для камбуза соорудил электрическую сушилку, сделал гидролизный электрический стерилизатор…
- Но я этого не умею! - буркнул майор.
- Зато вы умеете многое другое. Умеете, но обижаетесь по пустякам, сердитесь и работаете по своей специальности хуже, чем Жакомбай по своей. Но это ничего. Мы вас перемелем…
- Благодарю…
- Пожалуйста. Вы уже помаленьку перемалываетесь.
- Но я еще недостоин заменить вас в отделении, пока вы будете оперироваться?
- Боже сохрани! - испуганно и сердито сказал Левин. - Вы ведь еще не понимаете даже, кто такой Жакомбай.
- А это так важно?
- Ого!
Они помолчали, потом Левин, как ему показалось, довольно искусно перевел разговор на более спокойную тему - на случай перитонита, имевший место несколько лет тому назад. Баркан поддержал разговор, и они заспорили друг с другом без былого недружелюбия, заспорили, как спорят добрые знакомые доктора. А погодя майор ушел напевая, в хорошем настроении.
- Значит, не я буду вас заменять на время операции? - спросил он уже в дверях.
- Нет, не вы.
- А кто же, разрешите узнать?
- Думаю, Варварушкина. Впрочем, мне еще нужно согласовать это с начальником госпиталя…
- Ну, добро! - ответил Баркан и плотно затворил за собой дверь.
Согласовав все с начальником госпиталя, Левин вызвал к себе Варварушкину. Ольга Ивановна очень удивилась и даже расстроилась оттого, что она, а не Баркан, останется заместителем Левина, но он ее утешил, сказав, что это ненадолго, что еще лежа он будет ей помогать и что в особых случаях она вполне может обращаться за помощью к начальнику первого хирургического. Ольга Ивановна слушала, разрумянившись от волнения, ломала спички и все пыталась перебить, но Александр Маркович не позволял, а когда он кончил говорить, она тоже ничего не сказала, только еще больше покраснела и так молча, краснея до ушей, вышла из ординаторской. Но он окликнул ее и, безотчетно радуясь ее волнению, сказал, что это еще не все и что им надобно подробно поговорить обо всех раненых отделения. Говорили они подробно и пили чай с клюквенным экстрактом. Ольга Ивановна записывала в книжку, а иногда спрашивала, и он ей подробно объяснял то, что было не совсем ясно.
- Ну, теперь я поняла, - говорила она, глядя ему в глаза, - теперь мне все ясно.
- Ясно? - спрашивал он, радуясь.
- Да, совершенно.
- Ну и превосходно. Теперь дальше пойдем. В шестой лежит такой волосатый старшина, такой черный, скандальный. Насчет этого старшины я думаю так…
И он рассказал, как и чем следует лечить скандального старшину, объяснял, почему именно старшина скандалист и какие у него боли. А Ольга Ивановна кивала головою, и он понимал, что ей важно и нужно его слушать, что она многого еще не знает, но что знать она будет, а если чего-нибудь и не поймет, то спросит у него. И это ощущение, что она спросит, странно успокаивало Александра Марковича и радовало ого.
Потом он проводил ее по коридору уснувшего госпиталя и попрощался с нею за руку, чего раньше не делал, а она взглянула ему близко и прямо в глаза и сказала:
- Ну, спокойной ночи, товарищ подполковник. Ни пуха вам ни пера! Все будет прекрасно, я уверена!
Он кивнул и пошел один дальше по коридору. Госпиталь спал, все двери из палат были открыты, дежурная санитарка дремала у своего столика. Левин шел, подняв голову, прислушиваясь, размышляя. Тихо дышали спящие. Горели синие лампочки. "Мое хозяйство, - подумал Левин. - Может быть, я прощаюсь? Может быть, я сентиментален? Может быть, мне хочется плакать? Может быть, мне хочется говорить жалкие слова?"
Нет, ему ничего такого не хотелось. Он хорошо себя чувствовал и не испытывал ни страха, ни робости. И не только завтрашний день не был ему страшен - ему не было страшно будущее. "Я освободился от страха, - спокойно решил он. - Вот в чем все дело. Я переболел страхом. Он остался позади. Теперь мне ничего не страшно, потому что - что может быть страшнее самого страха?"
В ординаторской его ждала Нора Викентьевна со шприцем и морфием. Александр Маркович вежливо ее спросил, не скучала ли она; она ответила, что нет, не скучала, потому что никогда не скучает и считает, что скучают только лодыри и лежебоки.
- Возможно, - согласился он.
Насадив на крупный нос пенсне, Нора не торопясь и очень толково рассказала ему, что нынче творится на свете. Потом пояснила:
- Обычно я накануне беседы с кем-либо репетирую. Сегодня жребий выпал на вас…
- Я прослушал с большим интересом, - сказал Александр Маркович. - Вы, наверное, очень увлекаете ваших слушателей.
Нора Викентьевна пожала плечами и ответила, что бывают и неудачи.
Они еще поговорили на общие темы, повспоминали знакомых хирургов и некоторые клиники. Нора Викентьевна хвалила только Харламова.
- Этого хирурга я боготворю! - сказала она. - И давайте не спорить.
Левин даже и не собирался спорить.
Спросив, очистил ли он себе желудок и все ли сделано для подготовки к операции, Нора Викентьевна ввела ему морфий, уложила, укрыла одеялом и сказала:
- Очень рада была с вами познакомиться и убедиться еще раз в том, как лгут люди. Про вас говорят, что вы ругаетесь как извозчик и грубите своим подчиненным. Вряд ли это так… До завтра, товарищ подполковник. Спите!
А утром Левин, виновато улыбаясь, лег на тот самый стол, за которым оперировал всю войну. На его месте теперь стоял Харламов, а там, где обычно находились Ольга Ивановна и Баркан, были Тимохин и Лукашевич.
Впрочем, Ольга Ивановна тоже была тут, но как-то поодаль, точно чужая.
- Вот… пришлось вам тащиться в наш гарнизон, - сказал Александр Маркович Харламову. - Может быть, мне следовало лечь к вам в базовый госпиталь?
- Да, да, дождешься вас, бросите вы свой госпиталь, - ответил Харламов, а дальше Левин не расслышал, потому что флагманскому хирургу надели марлевую маску.