- Двенадцатый! Держи на оконечность отрога. Да в оба смотри там!..
Едва колонна изменила курс, самолет почти вертикально ушел в сухие облака.
"Значит, я понял тебя, друг…"
Огибая отрог, машины снизили скорость. Ермаков видел следы многих гусениц и колес, но из танка на твердом, каменистом суглинке они казались давними. Увалы пошли мельче, распадки - глубже. Ермаков часто терял из виду Линева и уже подумывал, что не худо бы заслониться боковой дозорной машиной, когда Линев торопливо сообщил:
- Передо мной - четыреста метров - реактивный дивизион. Развертывается на огневых позициях. Вижу белые полосы на кабинах!
- Охранение? - коротко спросил Ермаков, чувствуя, как снова неведомая сила поднимает его над ротой и всё вокруг обретает предельную четкость. Он спрашивал о противотанковых средствах, прикрывающих дивизион, и не поверил, когда Линев ответил:
- Охранения нет. "Сказал бы уж, не вижу",
- В линию! - скомандовал Ермаков и приказал Зарницыну остаться на месте - наблюдать и уничтожать противотанковые средства, если появятся.
Рота стремительно развернулась за увалом, и Ермаков с благодарностью подумал о капитане Ордынцеве, который в чем другом, а в тактике строевых занятиях знал толк и требователен бывал до жестокости. Легко воевать, если тебе достанется такая рота. Попробуй обучить ее и так сколотить, чтобы ты еще рта не закрыл, а она уже выполняла твой приказ. "Вот она, моя красавица, моя им час", - думал он счастливо, уже захваченный нарастающим валом атаки.
Вытянутая почти в идеальную линию на предельном фронте рота с ревом шла вверх по склону увала и, вся одновременно возникнув на его гребне - в пыли, в дыму, в огне, в грохоте пушек и в треске пулеметов, - сокрушительной тяжестью обрушилась на реактивные батареи.
Дивизион, застигнутый в момент развертывания, лишенный надежного прикрытия, беспомощен против танков, атакующих в упор. Через пять минут танки пропали в холмах так же внезапно, как и появились, оставив за своими горбатыми спинами ошарашенных артиллеристом и боевые установки, разбросанные по полю в том порядке, как застала их атака. Если бы не рубчатые параллели следов да не белая тряпка над кабиной штабной машины, можно было подумать, что танки померещились.
Но командир дивизиона видел в ту минуту не отпечатки траков на каменистом суглинке, а то, что осталось бы от его установок, случись подобное на войне. И, потрясая стиснутой в кулаке телефонной трубкой, он кричал кому-то так, что слышали его у дальних машин:
- Я предупреждал вас! Я требовал хоть один танковый взвод, хоть одну батарею на прикрытие!.. Что авиация, если она самолеты не успевает отгонять и сама не знает, где на земле чужие, а где свои?.. Нет, это не они - это вы убили нас!.. Что вы меня допрашиваете? Вы их спросите, куда они ушли и кого еще убьют! Меня нечего спрашивать - я убит. Убит, понимаете или нет?..
А в штабе руководства учениями лишь один человек без удивления выслушал весть о случившемся. Этим человеком был командующий. Зачеркивая на карте пунктирный овал, он неопределенно сказал помощнику:
- Вот вам и осколок…
9
- Десятый, Десятый, ты слышишь меня, Десятый? Я - "Гроза", Десятый! Отвечай, Десятый…
Голос мощной радиостанции командира полка на мгновение пробился сквозь хаос радиопомех, и пробился он в тот момент, когда танкисты страстно желали получить весточку от своих.
Атаковав реактивный дивизион, Ермаков понял, как глубоко в чужом тылу он находится и сколько опасностей таят окружающие холмы и гудящее небо. Уничтожение дивизиона ему не простят - это ясно. Рота шла, огородясь дозорными экипажами, и не напрасно: дважды она почти столкнулась со смешанными колоннами танков, мотопехоты и артиллерии, а третий раз одна из дозорных машин едва не врезалась в проходившие грузовики. Грузовики - небольшая добыча. С танками он, Ермаков, может сразиться в любой момент, но обменять роту на роту не велика честь. Надо воспользоваться своим положением в тылу "южных", и уж коли бить - так чтоб они почувствовали… Батальон погиб в пламени "ядерного взрыва" - это Ермакову стало понятно давно. Но почему молчит полк? Неужели и полк?.. Нет!.. Их танковый гвардейский жив, если жива хоть одна рота, и он дойдет до цели - пусть даже последним своим танком. Переправы, плацдарм на другом берегу - вот задача полка, вот куда обязан выйти лейтенант Ермаков со своими людьми.
Огромный запас хода машин, их способность двигаться под водой, инфракрасное зрение, живучесть в огне и отравленных зонах, вооруженность против любого возможного противника открывали перед ротой широкий простор для действий, превращали в ее союзников день и ночь, холмы и равнину, пески и горы, сушу и воду. Только небо ей недоступно, но зачем небо танковой роте? Земля - ее мать и главная броня.
А если машины могут так много, то танкисты лейтенанта Ермакова способны и на большее. Только бы сам он не подкачал. Нет, и он не подкачает - не имеет такого права: ему, быть может, надо воевать за целый полк. И все же машинам и людям нужен отдых - с рассвета. Шли без остановок. На учениях, где за одну ошибку выводят из строя, лишая права на всякое движение, нервы у людей поминутно натянуты, а теперь танкистов угнетает и чувство оторванности от своих - Ермаков знал по себе. Пусть хотя бы увидят лица друг друга.
Он увел роту в глубокий распадок и остановил в тени обрывистой сопки. Пока водители осматривали машины, а заряжающие и наводчики проводили частичную дезактивацию, Ермаков собрал командиров для короткого совета. Подошел и посредник. Ордынцев остался около вездехода, то ли выказывая тем свою обиду на посредника, то ли не желая стеснять лейтенанта.
- Можете курить, - разрешил Ермаков командирам.
Старший лейтенант Линев огорченно похлопал по пустым карманам: незапланированный, мол, сбор… К нему потянулось несколько рук с пачками сигарет, и Линев пошутил:
- Раз вы такие щедрые - у всех по одной, чтоб на день хватило. А у Зарницына - две. Старшина всегда найдет.
По тому, как весело рассмеялись танкисты в ответ на не слишком остроумную шутку, Ермаков понял, чего им стоил нынешний двойной успех роты.
- Задача, товарищи, остается прежней, - сказал он твердо, как бы отсекая возможные сомнения. - Но я вот о чем предупредить хочу: нас теперь ищут. Надеюсь, объяснять не надо, кто нас ищет.
- Теперь мы, считай, десантники, - подал голос ефрейтор Стрекалин с башни танка, где он сидел, держа шлемофон на коленях; из наушников доносилось слабое потрескивание.
Ермаков строго глянул на Стрекалина и продолжал:
- Поэтому радиомолчание полное. Станции работают только на прием. Командиру дозора выходить в эфир лишь в исключительных случаях, держаться на виду роты и сигналить флажками. Что вы еще можете предложить?
Командиры молча, потупясь, курили.
- А что, - весело заговорил один из сержантов, - давайте белые полосы на башнях намалюем - мел у меня есть.
- Глупо, - резко оборвал Линев, покосись на подполковника. - На войне не по цветным полоскам - по форме машин противника опознают. Может, вы танки перековать сумеете?
"Эх, если бы со своими на минуту связаться", - только подумал Ермаков, и именно в этот момент Стрекалин рывком поднес к уху шлемофон, и радость, смешанная с неверием, отразилась на его лице:
- Товарищ лейтенант! "Гроза"! "Гроза" говорит…
Одним махом Ермаков взлетел на башню танка. Он был едва уловим, этот далекий голос в наушниках, то и дело перебиваемый треском помех, но Ермаков обостренным чувством угадал каждое слово, которое к нему долетело, и узнал голос командира полка:
- Десятый, я - "Гроза", ты слышишь меня, Десятый?.. Спасибо, Десятый, спасибо, сынки! Действуйте…
Сатанинский вой и свист надвинулись на тонкую нить возникшей было связи, и Ермакову только почудилось, будто сквозь них пробились слова "… в направлении…". Тогда-то, забыв осторожность, Ермаков переключился на передачу и закричал в ответ:
- Слышу, "Гроза", слышу! В каком направлении, повторите, в каком направлении?..
Никто, кроме "противника", не мог услышать его, и однако же он замер. В наушниках свиста и воя для него не существовало - они казались тем безмолвием, когда слышишь, как скользит по траве черная тень степного коршуна, но ни одного звука человеческого голоса он не уловил.
Забытые сигареты дымились в руках командиров машин, и в ответ на вопрошающие взгляды Ермаков сказал:
- Все в порядке. Мы действуем правильно. Теперь - по местам.
Но командиры задвигались очень уж медленно, явно ожидая чего-то еще, и Ермаков понял необходимость сказать им те слова, которых они ждали.
- Командир благодарит роту. Командир сказал: "Спасибо, сынки". Он приказал действовать так, как действовали.
И танкисты загалдели - весело, наперебой, подталкивая друг друга, словно стояли где-нибудь на отдыхе, в глубоком тылу своих войск.
- Эх ты! Без вести пропали, - поддразнивал один другого. - Вот тебе и без вести. Батя все знает.
И другой весело кивал, хотя насчет "без вести" и не заикался.
- Интересно, откуда батя знает?
- Хо! Откуда! Ты думаешь, мы одни тут с тобой в прятки играем? Поди, за каждым холмом разведка сидит и на нас посматривает.
Все стали оглядываться, словно и вправду вот-вот из-за ближнего увала высунется сплюснутая башня легкого танка или настороженное кабанье рыло боевой разведывательной машины, не отмеченной белой полосой.