- Я дам тебе щетку и мыло. Вода в сенях, бери ведро и отправляйся в сад. Но знай, один этюд мой. Надо украсить корпункт.
- Я тебе подарю… выберешь любой. - Гуренко скользнул в сени, загремел ведром.
- Кажется, Бобрышев идет… Точно, он! - глянув в окно, совсем повеселел Виктор. - Пошли встречать.
Майор Бобрышев не успел прикрыть калитку, как его уже окружили товарищи.
- Ты откуда взялся такой чистенький? - пожимая руку приятелю, удивился Гайдуков. - Смотрите, друзья, на нем ни пылинки, ни соринки.
- Он умнее нас оказался, в Тускаре выкупался. А мы, Юрий Сергеевич, не догадались, - пожалел Седлецкий.
- Речушка узкая, но ямки есть подходящие, - заметил Бобрышев.
Он сильно загорел, поправился, на щеках исчезли мелкие рябинки, и лицо его приняло еще более добродушное выражение.
- Друзья мои, время уходит, - спохватился Виктор. - Гуренко, пять минут срока - и чтоб блестел, как: стеклышко. Склад могут закрыть на переучет, без сапог останетесь.
- Да, да, пошевеливайтесь, Юрий Сергеевич, - поторопил его и Седлецкий.
Пока Гайдуков возился с консервными банками и доставал у хозяйки посуду, корреспонденты вошли в дом, скрипя новыми сапогами.
- Дойдем до Берлина и на парад явимся, - приплясывал Бобрышев.
Гуренко развернул сверток, расставил на кушетке и стульях этюды.
- Ну, как?
В комнате воцарилась тишина. После большой паузы Седлецкий сказал:
- Сколько разнообразных типов, контрастов самых неожиданных. Народ на войне… Хорошо! Я, Юрий Сергеевич, приятно удивлен.
- Вы меня захваливаете…
- Нет, Седлецкий прав, удачные этюды. - Скрестив на груди руки, Бобрышев подошел к кушетке. - Особенно пейзажи написаны с душой. Простор, свет, братцы.
Гайдуков, по привычке подкручивая двумя пальцами кончик уса, думал: "На каком же остановиться? Пожалуй, попрошу этот…"
Он долго смотрел на один этюд. Солнечный луч проник в глубокий блиндаж и озарил лицо девушки-связистки. На березовом столе, в снарядной гильзе синел букет полевых цветов.
- У нас было условие… - Гайдуков протянул руку, - эту вещь я возьму в рамку…
- Пожалуйста. - И Гуренко сложил этюды. - Ну, а теперь рассказывай, Виктор, что у тебя тут слышно..
- Ты с передовой приехал…
Гуренко понизил голос:
- Ходят слухи, будто бы организован новый, Степной фронт. Это правда?
- Такой фронт существует.
- Это хорошо, больше уверенности, - набив табаком трубку, откинулся на спинку кресла Бобрышев. - Если нашу пехоту прикроют с воздуха, она устоит, выдержит любой натиск врага. И тогда Степной фронт - резервная сила - покажет себя…
- У противника появился новый истребитель "Фокке-Вульф-190". Знаете?
- Дорогой Семен Степанович, это уже не новость. Наши истребители не хуже немецких, а лучше! Было бы их побольше!
- Я надеюсь на тыл. Народ всю силу отдает фронту. Кто из вас бывал на аэродромах? Там далеко не пустое поле… А леса? Они ломятся от танков. Вот оно как! - многозначительно произнес Гайдуков.
- Когда же придет конец тишине? - воскликнул Гуренко. - Надоело сидеть на одном месте. Рвануть бы вперед! На Украину! А там… Польша, Румыния, Чехословакии… И вот вдруг видим мы… Ну, как вы думаете, что? - Гуренко передохнул, лицо его просияло. - Дорожный указатель: "Берлин. Городская черта". А?
- Осенью б этой или зимой! Нет, вряд ли… война затянется, - сказал Гайдуков и, окинув взглядом стол, добавил тоном хозяина: - Ну что ж, сейчас мой гроссмейстер Ковинько хлеб принесет, и тогда сядем перекусить.
Бобрышев встал, дымя трубкой, прошелся по комнате. Его внимание привлек трофейный автомат. Майор взял в руки оружие и удивленно посмотрел на Седлецкого.
- К чему это? Смешно, друг, и пахнет саморекламой. Вы только послушайте, - обратился он к Гуренко и Гайдукову: - "Поэту Седлецкому от полковника Калюжного". Скажем прямо - надпись ненужная.
- Семен пошутил и нацарапал гвоздем, сотрет. Какая там самореклама? - заступился Гайдуков.
Седлецкий усмехнулся.
Я вовсе не думал шутить и не собираюсь уничтожать надпись. Мне подарили новый автомат. Вам завидно? Признайтесь!
- Кто завидует? Есть чему… - укоризненно покачал головой Гуренко.
- А мне так нравится, - нахмурился Седлецкий. - Можете не читать чужих надписей.
- Друзья, вот картинка: Седлецкий едет на попутной машине в армию. Рядом сидят незнакомые бойцы и офицеры. Им хорошо видна надпись на автомате. Так вот кто их спутник! Читайте, завидуйте, - рассмеялся Бобрышев. - Едет фронтовая знаменитость!
- Это мое личное дело! - выкрикнул Седлецкий.
Вошел шофер. Все замолчали. Ковинько нарезал хлеб, Гайдуков достал из шкафа самодельные бумажные салфетки и пригласил товарищей к столу. Ели вяло, без аппетита. Разговор не ладился. Молча распили бутылку кагора, но и вино не подняло настроения.
Гайдуков злился на Седлецкого. "Черт возьми, одна капля дегтя - и все испорчено". Все же он попытался развеселить компанию и рассказал новый анекдот о военторге. Анекдот был довольно остроумен, но встретили его равнодушно. До конца обеда Виктору так и не удалось разбить ледок натянутости и принужденности.
Ковинько внес в комнату сиденье от машины и потертую спинку дивана.
- Это же превосходно! - Бобрышев потрогал рукой пружины. - Постель обеспечена. Теперь ночи короткие, да и некогда залеживаться. Мне с Юрием Сергеевичем ехать в одном направлении. Мы уйдем до рассвета, ночью больше попутных машин.
- Если хочешь, Ковинько подбросит вас до контрольно-пропускного пункта, - предложил Гайдуков.
- А зачем? Здесь каких-нибудь пять минут ходьбы, - возразил Бобрышев.
- Так где же мы устроим капитана Седлецкого? - обратился Гайдуков к шоферу.
- Не беспокойтесь, товарищ капитан в обиде не будет. - И, почесав затылок, Ковинько достал из шкафа плащ-палатку. - Устроим…
На рассвете Гайдуков услышал сквозь сон, как Седлецкий, сопя, топтался у стола. Потом что-то упало, звякнуло и с шумом покатилось. Майор открыл глаза.
- Ты что тут?..
- А, черт! - распахнув окно, Седлецкий швырял в кусты какие-то предметы.
Гайдуков вскочил с кушетки. Он никогда не видал поэта таким разъяренным. Его волосы были взъерошены, глаза сверкали.
- Ах, черт, ах ты, черт! - восклицал Седлецкий. В окно летели банки из-под консервов и щербатые горшки. На одном из горшков Гайдуков прочел надпись: "Поэту Седлецкому от благодарных жителей Свободы". У Виктора запрыгали кончики усов, он расхохотался.
- И ты с ними заодно? Задумали меня разыгрывать… - Седлецкий схватил последний горшок, швырнул его в сад.
И тотчас в комнату ворвался грохот бомбежки. Задребезжали стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Седлецкий пригнулся от неожиданности, вобрал голову в плечи.
- Что это?
- Кажется, началось…
Тяжелое громыхание повторилось. Все двери захлопали. Казалось, невидимки вошли в дом. В сенях испуганно закрестилась хозяйка.
- Матерь божья, заступница наша… Спаси и помилуй! - продолжая креститься, старуха выбежала во двор.
Корреспонденты выскочили на крыльцо. С чердака по приставной лестнице не спустился, а съехал Ковинько. Он подтянул ремень.
- Машину заводить?
- Не торопись… - Гайдуков из-под ладони всматривался в небо.
На востоке оно было нежно-розовое, на западе - плавали в синеве серые дымки. Отрывисто били зенитки. Высоко над головой сверкали частые вспышки. Они казались багровыми кляксами. Небо наполнилось металлическим гулом.
Как ни старался Виктор, но увидеть самолеты не удавалось.
- Бомбят с большой высоты… - Он спрыгнул с крыльца, повернулся к шоферу. - А давно ушли Бобрышев и Гуренко?
- В полночь.
- Молодцы, словно чувствовали… Теперь они проскочили.
- Нам необходимо действовать, - возбужденно заговорил Седлецкий. - Все ясно. Битва началась.
- Прежде всего надо выяснить обстановку.
- Ты прав, сходи в штаб.
- Хорошо, ждите меня. Я быстро справлюсь…
Из кустов выскочила черная дворняжка и, нагнав в саду Гайдукова, стала к нему ласкаться. Вдруг собака поджала хвост и, повизгивая, побежала к щели. "Знает, куда прятаться". Виктор замедлил шаг, прислушался. "Нет, кажется, все в порядке". Едва он успел закурить, как зенитки, охранявшие штаб, открыли огонь. Над садом повисли темные барашки облачков. Рассекая листву, на дорожку посыпались осколки. Гайдуков быстро перебегал от дерева к дереву.
Седлецкий стоял на крыльце и хорошо видел, как из-за облака вынырнул самолет.
- Смотри, Ковинько, "Мессершмитт-110".
- Это он!
Зенитчики усилили огонь. Затаив дыхание, Седлецкий следил за разрывами.
- Ну-ка, еще раз, дайте ему, хлопцы, - шептал Ковинько.
Удаляясь, самолет взял курс на монастырь и неожиданно спикировал.
- Ишь, завыл дьявол, отбомбится и уйдет. Тоже мне зенитчики. Огонь! Три лаптя левее солнца… - раздраженно выкрикивал Ковинько.
Бомбы разорвались далеко за садом. Сверкнул красный гребень пожара и быстро погас.
- Надо все-таки взглянуть, куда ж он всадил… - И Ковинько полез на чердак. Он быстро спустился. - Беда, товарищ капитан, - голос его задрожал.
- Что случилось?
- На доме командующего вся черепица разворочена. Прямое попадание. Вот оно что!
- Да не может быть!
- Все может… Бомба, она не разбирает…
- А ты не ошибаешься?
- Точно говорю.
- Подождем майора, тот все узнает. - И Седлецкий присел на ступеньках крыльца. Заметив Гайдукова, он поднялся, поспешил навстречу. - Командующий жив?