* * *
Было еще часов пять вечера, но уже стемнело. Снег словно излучал слабым мерцанием дневной свет и позволял еще достаточно хорошо видеть узенькую тропку меж высоко наметанных сугробов, по которой Косицын спешил домой.
Войдя в просторный, засугробленный вдоль плетня двор, в правом дальнем углу которого стояла небольшая ладная изба из крепких бревен, и увидев выходящую из сарая жену с охапкой хвороста, он крикнул, спрашивая о сыне:
- Марья! Где Вовка?
- Дома твой поблажник, дома. Работой занят, пимы чинит.
- Потом дочинит. Зови сюда. Пусть корову в сани запрягает!
- Что ты хочешь делать, Алеша?
- Хочу вон ту поленницу дров у нас украсть, - сказал Косицын серьезно, но тут же рассмеялся. - Непременно украду! - И, подталкивая жену к крыльцу, проговорил просяще: - Ну иди же в дом, иди. Застынешь. - И снова строго и шутливо: - Давай сюда моего любимого сына! Никаких поблажек ему сегодня! Зови сорванца!
- Куда ты дрова–то, Алеша? Да и корову пожалей! Она и так молоко по каплям дает, заездили. Того и гляди совсем доиться перестанет.
- Капля по капле - горшок набежит. Другие и тех капель не имеют. Интернатские дети, к примеру. - Там ведь такие есть, что и в школу еще не ходят. А хочу я, Марья, чтобы не только мой сын в тепле зимой сидел, но и другие этим теплом обогрелись. Дрова у ленинградцев на исходе, а пока новые подвезут - топить нечем будет, ребятня–то болеть начнет…
Примерно через час–полтора низкорослая черная корова с белыми пятнами на боках и светлым пузом втащила в интернатский двор большие сани–дровни, тяжело груженные березовыми поленьями. Худенький подросток в аккуратном, по росту сшитом бараньем тулупчике велел позвать директора интерната и, когда Надежда Павловна вышла, сказал, что дрова эти - от колхоза. И корова тоже. Пусть берут и пользуются, благо хлев есть, сарай тоже, а сено завтра будет.
После этого он повернулся и пошел со двора такой же быстрой походкой, как и тот, невысокого роста, мужчина, что полдня носился по интернату.
Корова тоже хочет есть
Весь вечер только и разговору было, что о корове. Завхоз дядя Коля загнал ее в хлев и запер там, но почти все ребята успели на нее поглазеть.
Корова понравилась всем. Была она ростом невелика, с кургузыми прямыми рожками. Вымя маленькое. На ней уже пахали, и сани она таскала не раз. В общем, попала бедолага в разряд домашней рабочей скотины.
Но глазищи у нее были, что у доброй сказочной королевы: большие, чистые, чуть грустные. Красивые были глаза. А так что ж - корова как корова. Но никто не назвал ее ни Чернухой, ни Пеструхой, а дали ей кличку ласковую - Ночка.
Когда тетя Ася подоила ее, то воспитательница малышей Серафима Александровна только вздохнула: молока было чуть больше трех литров.
- Ничего, - сказала Серафима Александровна, - самым маленьким хватит.
- Иногда и кашу сварим на молочке, - добавила тетя Ася. - В день литров семь–восемь корова давать будет. Вот только кормить ее чем?.. Летом корму много - трава, а сейчас?
- Завтра колхоз обещал подвезти сено, - успокоила повариху Надежда Павловна.
Ночью ребята долго не могли заснуть. Говорили о корове, обсуждали ее достоинства и недостатки, гадали, привезут завтра сено или нет. Они–то знали, как плохо, когда желудок пустой, и от всего ребячьего сердца сочувствовали маленькой корове, которой, может быть, придется голодать.
- Слышите, она му–у–кает, - сказал Рудька Шестакин. - Наверно, есть ужас как хочет!
- Не выдумывай, - отозвался его брат Юрка. - Это ветер в трубе. И потом, рано ей есть хотеть.
- А может, ее сегодня и не кормили вовсе, - не унимался Рудька.
- Да замолчи ты! Дам вот леща!
- Поговорили и хватит, - тоном приказа сказал самый старший, Валерий Белов. - Так и до утра проболтать можно, школу проспим.
Постепенно все утихомирились, и вот уже слышно сонное бормотание, похрапыванье и спокойное, ровное дыхание уснувших огольцов.
Но где–то в середине ночи что–то заворошилось, зашуршало, потом чуть скрипнула дверь, ведущая в сени, затем другая, и чья–то согнутая пополам фигура выскользнула во двор.
Сонный Юрка Шестакин приподнялся на локте. Что это? Или ему померещилось? Кто–то крадучись вышел из комнаты с чем–то белым под мышкой.
Юрка встал, похлопал рукой по топчану, на котором спал Рудька, - пусто. "Так и есть, опять этот лунатик что–нибудь выкинет", - проворчал он и стал шарить у печки, отыскивая свои валенки. Наконец он их нашел, надел, накинул на плечи пальто и уже взялся было за дверную скобу, как дверь
приоткрылась и в комнату шмыгнул Рудька.
Юрка, не раздумывая, мгновенно влепил ему здоровенную оплеуху.
- Куда бегал? Что прятал? От брата прячешь? - прошипел он.
Дикий рев ошарашенного Рудьки разнесся по всему дому.
За перегородкой в соседней комнате захныкали перепуганные дошколята, взвизгнули и замолкли за стенкой девчонки" а здесь Рудькин рев заставил ребят вскочить с топчанов.
Ничегошеньки со сна не понимая, пацаны таращили глаза, пытаясь разглядеть в темноте, что же все–таки происходит.
В комнату влетели перепуганные, кое–как одетые воспитатели. Впереди Надежда Павловна и техничка тетя Капа с высоко поднятой керосиновой лампой в руке. Ребята, вскочившие было с постелей, при появлении столь многочисленного начальства вновь юркнули под одеяла.
- Эт–то что такое? Что здесь происходит? - раздался гневный голое Надежды Павловны.
Стало тихо и недвижно, как в немой сцене. Только Рудька еще иногда всхлипывал. Он сидел на топчане одноногого Тараса, а в двух шагах от него стоял в одном нижнем белье злой, как черт, Юрка.
- Я спрашиваю: что здесь происходит? - строго повторила Надежда Павловна. Ноздри ее узкого, с горбинкой, носа нервно вздрагивали. - Драка? Старший брат избивает младшего? И не стыдно! Видели бы вас ваши родители!
- Если бы да кабы. - буркнул Юрка.
Тонкие брови Надежды Павловны взметнулись вверх.
- Что ты сказал? Подойди сюда!
Рудька перестал хныкать и испуганно таращил глаза то на директрису, то на брата.
- Так он же лунатик! Спит и ходит! - воскликнул Шестакин–старший, показывая пальцем на Рудьку. - Как чуть не доглядишь, так он что–нибудь и вытворит. Однажды под утро на стол залез, а теперь его на улицу среди ночи понесло… Может, на крышу! Вот я и привел его в чувство.
- Твой брат болен, Шестакин, и лечить его надо не такими методами. Ты уже большой мальчик, в пятый класс ходишь, и должен понимать, что я тебе говорю, - наставительно сказала Надежда Павловна.
- Ничего, мой метод правильный, - усмехнулся Юрка. - Дам разок по шее - и лунатик человеком становится. А что он визжит иногда, так вы не обращайте внимания. Это он спросонья. С луны на землю спускается…
Ребята захихикали под одеялами, но Надежда Павловна снова повысила голос:
- Не паясничай, Шестакин! Ложись–ка лучше спать. Всем остальным - тоже спать! - приказала она и, оставив лампу, вышла.
Как только все ушли, Юрка взял Рудьку за грудки и приказал:
- Не хнычь, говори правду: что спрятал во дворе? Ребята привстали на постелях и молча наблюдали за братьями.
- Ни–и–чего я не прятал! - завыл было снова Рудька.
- Тихо! - прикрикнул Шестак. - А что ты вынес белое?
- Се–е–но…
- Не ври! Сено не бывает белое. Да и откуда у тебя сено и зачем?
- Из тюфяка сено. Я его в наволочку напихал и отнес, а она, корова, не ест, только мычит тихонько. А есть ведь хочет - лижется и соломинки с полу хватает… А мое сено не берет… - и Рудька горько вздохнул.
- Так ты к корове ходил?!
Рудька молча кивнул.
- Дурак! - не удержался Юрка и дал брату легкого щелчка. - Твое сено и осел жрать не станет! Ты ж чуть не каждую ночь под себя дуешь. Сопрело твое сено! - Потом подумал немного и вполголоса обратился к ребятам: - Эй, огольцы! Давай, вставай! Потроши матрацы, тащи сено! И как мы раньше не догадались? Ай да лунатик!.. Каждый пусть наберет по наволочке - ни от кого не убудет. Отнесем Ночке. Корова тоже хочет есть.
Разоблачение
У коровы молоко на языке. Это надо понимать так; хочешь иметь от коровы молоко - корми ее хорошо.
Тетя Ася, повариха, шла к Ночке невеселая и думала: если вчера надоила хоть что–нибудь, то сегодня - одни капли, а завтра…
О завтрашнем дне и думать не хотелось. Одна надежда - подвезут обещанное сено.
К удивлению поварихи, Ночка не встретила ее голодным мычанием. Вид у нее был довольный. Корова стояла и пережевывала жвачку. Очевидно, сено из ребячьих матрацев ей пришлось по вкусу, и молока она дала больше трех литров. Для "рабочей" коровы, какой была Ночка, это не так уж и мало.
Обрадованная тетя Ася поспешила рассказать об этом Надежде Павловне. Та недоверчиво покачала головой и сама пошла поглядеть на корову, для которой и голод не голод.
Внимательно осмотрев хлев, Надежда Павловна обнаружила в углу пучок сена и, сопоставив этот факт с ночным происшествием, кое о чем догадалась.
- Это проделки мальчишек, - сказала она, - но проделки добрые. - Потом, помолчав, предупредила тетю Асю: - Не говори им о моих подозрениях. Пусть это будет их тайной. Но вообще–то надо выяснить, где они достали сено, - подумала она вслух. - Шестакины явно причастны к этому.
Своими соображениями Надежда Павловна поделилась с воспитателями, и, когда мальчики и девочки ушли в школу, Ольга Ермолаевна и Серафима Александровна решили на всякий случай осмотреть комнату ребят. Чем черт не шутит! Может, у них где–нибудь - в углу, под топчаном - запрятано, не дай бог, краденое сено!