Подножный корм
Второе военное лето шло к концу, а с едой в интернате по–прежнему было туго. Мальчишки и девчонки все время хотели есть, даже когда выходили из столовой.
Не хватало жиров. Масло доставалось только дошколятам, и то в мизерных долях и не каждый день.
Почти не было мяса. Хлеба давали по одному куcку толщиной в палец утром и вечером - к чаю; обедали, как правило, без хлеба. Немного гороха и картошки составляли, как и раньше, основной харч.
Но пришло время, когда и старая картошка кончилась, а новая еще не выросла.
Надежде Павловне ничего не оставалось делать, как разрешить подкапывать картофельные кусты. Вместе с воспитателями ребята выходили в поле и осторожно, чтобы не повредить всего куста, нащупывали и извлекали из земли маленькие, с воробьиное яичко, молодые картошинки.
Когда рядом не оказывалось воспитательницы, дети быстро обтирали картошинку о штанину или платьице и совали сырую: в рот. Молодая картошка была сочной и необыкновенно вкусной, даже сладкой.
Братья Шестакины продолжали ездить на ночь на рыбалку и снабжать интернатскую кухню гольяном. Правда, рыба не всегда шла в сети, но все же время от времени в интернате стали варить уху.
Иногда дядя Коля уходил с группой ребят в лес по грибы. Но грибов было мало, забираться в лес приходилось далеко, да к тому же ребята часто не могли отличить хороший гриб от поганки, и потому затею эту вскоре пришлось бросить.
Но все это касалось коллективной "добычи" пищи, для всех, а так - каждый добывал ее как мог.
Когда в интернате не было особо срочной работы, ребята отпрашивались у воспитательницы и небольшими группами, по два–три человека, разбредались кто куда - в лес, в поля, на озера. Им это разрешали, потому что знали: они плохого не сделают. И было голодно. Иногда ребята заглядывали на колхозную усадьбу, где им давали жмыхи.
В общем, мальчишки имели возможность чем–нибудь подкормиться на стороне.
А девчонки, этот робкий и боязливый народец, вынуждены были довольствоваться тем, что давала им тетя Ася в интернатской столовой. Когда, случалось, ребята угощали их вполне свежими воробьиными яйцами, девчонки брезгливо отворачивались. А когда им давали сладковатые корни диких растений - боялись отравиться.
* * *
Интернатский двор с двух сторон был отгорожен плетнем от огородов местных жителей. С третьей стороны огородов не было, но забор тоже был - не плетеный, а дощатый. Четвертая сторона, частично занятая домом, никаких заборов не имела - это был собственно вход в интернатский двор.
Однажды утром над дощатым забором появилась кудлатая голова темноволосого мальчишки. Лицо у него было будто закопченное. Он подмигнул ребятам, коловшим и складывавшим в поленницу дрова, и весело улыбнулся, сверкнув белыми, как молоко, зубами.
- Ты что? - спросил удивленный его появлением Петька Иванов.
- Ничего.
- Ты чокнутый?
- Гы!.. Это как?
- Не понимаешь?
Паренек отрицательно замотал кудлатой головой. Петьке стало интересно. Он перестал укладывать дрова и шагнул к забору.
- Не подходь! Утеку. - На лице чумазого мальчишки отразился испуг.
Все, кто был во дворе, уставились на незнакомца, как на чудо–юдо.
- Ты сумасшедший? - снова спросил Петька.
- Гы–гы–ы-ы! - развеселился уже по–настоящему парень.
- Чего ты там рыгочешь? - крикнул Юрка Шестак. - Иди сюда, познакомимся!
- Боюсь.
- Чего боишься–то?
- Побьёте.
Ребята рассмеялись. Парень казался им немного придурковатым, но излучал такое добродушие, что с ним действительно хотелось познакомиться.
- Ты кто?
- Цыган.
- Настоящий цыган? - удивился Петька.
- Не… Так меня дразнят. А зовут Матвей, Мотька.
- Откуда ж ты взялся, Матвей? - продолжал допытываться Петька. - Мы тебя раньше не видали.
- Гы! А я вас давно вижу. Наблюдаю.
Ребята переглянулись. Этот Мотька оказывался забавным пареньком и нравился им все больше и больше.
- Много вас, - сказал Мотька. - А раз много - значит, интересно.
- Тогда лезь к нам, не торчи за забором.
- А не побьёте?
Мотька пытливо оглядел всех, потом подтянулся на руках, перекинул босые грязные ноги через забор и спрыгнул к ребятам во двор. Одет Матвей был в сильно выгоревшую серую рубаху и латаные–перелатаные портки того же цвета.
- Так чего же ты от нас хочешь, Цыган? - спросил Шестак, когда все расселись на поленьях.
- От вас - ничего. Я вам собаку подарю.
- Со–о–ба–ку? - от такого признания все раскрыли рты.
- Ага. Хороший щенок. Я даром подарю, сейчас. А то без собаки неуютно у вас.
Матвей вскочил на поленницу, с нее - на забор и исчез. Было ясно, что чем–то ребята пареньку приглянулись, и он хочет завоевать их расположение. Только каков он, их новый знакомый? Не напакостит ли чем? Впрочем, нет. Похоже было, что он побаивается интернатских, хоть и симпатизирует им. Значит, плохого от него ждать не приходилось, по крайней мере в ближайшее время.
- Ну как, будем брать щенка? - спросил Шестак.
- Еще бы! - раздались дружные голоса.
- Собака - друг. Это не коршун, не улетит, - изрек Рудька.
Сначала посмотреть надо, что за собака, - прогнусавил одноногий Колька Тарасов. Он сидел в сторонке от всех на большом чурбаке
- Ты, Бульдог, помолчи. Теперь и без тебя будет кому лаять? - крикнул ему Рудька. Он боялся, что в последний момент ребята могут отказаться от столь неожиданного и щедрого подарка, и слова Тараса воспринял как подстрекательские. - Щенка надо брать, если даже он заморыш.
- Чего разоряешься. - Шестакин–старший дал брату лёгкого подзатыльника. - Разорался! Сказали возьмем - значит, возьмем. Только вот…
Он не договорил. Во дворе снова появился Мотька. На этот раз он не перелезал через забор, а шел с "главного входа", ведя на веревке шустрого и довольно большого щенка.
Издав радостный вопль, ребята вмиг окружили Мотьку и щенка плотным кольцом.
Щенок оказался черный, как сажа. Но грудь, кончик хвоста и лапы у самой земли были у него белоснежными. На умной, чуть вытянутой морде блестели настороженные желто–рыжие глаза; уши уже почти стояли.
- Ему полгода. Злой будет пес, - сказал Матвей. - Во, гляньте, - схватив щенка за морду, он раскрыл ему пасть: нёбо было черное - признак силы и злости собаки, особенно если она сибирская. Так считали мальчишки.
- Мальчик, ты кто такой? И почему ты здесь? - раздался вдруг голос Надежды Павловны.
Ребята оглянулись. Откуда она взялась? И завхоз с ней. Никто и не заметил, как они подошли.
Матвей мгновенно сунул стоявшему рядом Петьке Иванову конец поводка и птицей перелетел через забор. Только его и видели!
Щенок сердито гавкнул. Ему, очевидно, не понравилось столь внезапное исчезновение хозяина. Не понравилось это и директрисе.
- Что все это значит? - спросила она. - Какой–то неизвестный мальчишка, собака…
Все растерянно молчали. Петька ласково поглаживал щенка, которому не стоялось спокойно на месте.
- Собаку нам подарили, - первым заговорил Рудька. - Вы только посмотрите - великолепный щенок! Злой пес будет. И красивый! А парень трухнул малость, вас испугался. Вот и удрал. Но он хороший. Он Бобика и подарил!
т
"Почему "Бобика"? - подумал Петька. - У щенка, наверное, другая кличка…" Но ребята уже подхватили:
- Наш Бобик! Оставьте нам Бобика! - зашумели они.
Надежда Павловна улыбнулась:
- Ваш, ну и ладно. Зачем же такие эмоции! Я ведь не сказала, что запрещаю держать собаку. Подрастет - двор охранять будет, корову, быка…
- Щенок и впрямь хорош, - подтвердил завхоз дядя Коля. - Польза будет. Конуру я сегодня же состукаю.
- Ему не только конура, ему и доброта нужна, - напомнил Петька.
- Будет конура - будет и доброта, - ответил завхоз.
- Собака меня не беспокоит, - сказала Надежда Павловна. - Только вот этот мальчик… Он очень грязный! Вы пригласите его ко мне, я хочу с ним поговорить.
- Дудки! Так он и пошел!
- Это кто сказал? - голос Надежды Павловны посуровел. - Ты, Иванов?
- Я, - сознался Петька. - Не обижайте Мотьку.
- Мотьку? Это кто еще?
- Ну Матвей, что собаку подарил.
- А ты сегодня дерзок, Иванов. После обеда пойдешь дежурить вне очереди вместе с Миллером на просяное поле. - Надежда Павловна сердито глянула на примолкнувших ребят, повернулась и ушла.
Дядя Коля нагнулся над щенком, легонько потрепал его за ушами.
- Вот и окрестили пса. Не знали, как и называть, а теперь - Бобик… Ну, не хмурьтесь, хлопцы. Разрешила ведь!
Ушла ваша–то?
- Матвей, ты?
- Гы!
- Иди сюда.
- Не… Я лучше тут. Забор - это удобно. Хошь смотри, хошь говори, а территория–то моя, - философски заявил Мотька.
Ребята к тому времени поразошлись: кто по воду поехал на телеге, запряженной Соколом, на которой стояла громадная бочка, кто в поле - картошку подкапывать, кто Ночку и Кабыздоха пасти или по другим хозяйственным делам.
Петька и Гриша Миллер были еще во дворе. Но и они уже собирались идти на Среднее озеро, на верхнем возвышенном берегу которого росло интернатское просо. Там был устроен добротный шалаш, защищавший ребят от солнца и дождя во время дежурства. А дежурство состояло в том, чтобы пугать птиц и возможных потравщиков.
- Матвей, пойдем с нами, - позвал петька. - Со щенком твоим полный порядок. - И он кивнул на привязанного к забору Бобика. Рядом дядя Коля уже мастерил из досок конуру.
- А есть вам хочется? - задал неожиданный вопрос Мотька.