Секунду мне пришлось постоять, чтобы глаза привыкли. К пакгаузу - к особого рода складской темноте. Но вот - вижу. Бесчисленные полки под самый потолок… Коробки… Море мятых, зажеванных гимнастерок… Две свисшие лампочки вяло светят.
За столом сидит Алик и заполняет бланки. В торце стола примостился Олег и перетюкивает нечто одним пальцем - на старой пишущей машинке.
- Работаем?
Оба тотчас вскочили. Вытянулись. Я велел им сидеть.
- На ночь глядя надо отдыхать. Слушать музыку… Где приемничек?
Олег откуда-то из-под ног поднимает приемник, ставит на стол.
- А что с топчаном? Почему отодвинут?
Объясняет Алик… Заикаясь… Крамаренко пошел им настречу и разрешил передвинуть в самый угол. Дело в том, что Олег во сне м-м-мотает головой. Б-б-бьется о стенку… Да так сильно бьется, что Алик просыпается и подолгу не спит.
- Здесь полным-полно солдатских пилоток… Олег!.. Выбери самую большую и надень перед сном. Чтоб с запасом. Чтоб с ушами. Чтоб на всю башку… Понял?
- Сидеть, рядовые!.. Ешьте спокойно!
В столовой… Обед… Я вошел и вижу их за длинным столом. Двое. А кругом уже пустые столы. Кой-где тарелки… Хлебные корки. (Солдаты-грузчики и охрана поели раньше. Уже отвалили. Уже завязывают жирок. Полчаса им на отдых.)
Я подсел к пацанам. Жую для контакта сухую корку. И внушаю:
- Это был бой, рядовой Евский. Это был бой, Алик, и неизвестно, твоя или чья-то шальная пуля попала в майора Гусарцева… Ты стрелял?.. Ну да, да. Стрелял… Но и другие, Алик, стреляли. Бой шел! Чья автоматная очередь первая и чьи пули ушли больше вразлет, теперь уже неизвестно… Эксперта по баллистике в бой не берут.
Оба медленно черпают ложками. Щи… Едят, не поднимая глаз.
Тоже ведь абсурд!.. Я даже не знаю, уцелеют ли они после того, как завтра-послезавтра их колонну атакуют спустившиеся с гор чичи. Пока что не знаю (я ведь не решил насчет Василька)… Не знаю, а вот ведь оберегаю пацанов от какого-то будущего, теоретически возможного спроса.
- …Вы оба, пусть невольно, оказались в бою… Ты был в бою, рядовой Евский. А сказать тебе, рядовой Евский, кто убил Горного Ахмета? Кто в том бою в Мокром завалил полевого?
Он, всадивший в Ахмета не меньше четырех пуль, конечно, знает. Они оба знают… Но они оба не чувствуют за это большой себе скидки.
- Сказать? - давлю я.
Он качает головой. Тик уже загулял в подглазьях рядового Евского. Нет… Не надо, товарищ майор…
- Это война, Алик. Понял?.. Это был твой бой.
Я все-таки дернулся - звоню Васильку. Скорее всего, машинально. Тычу пальцем в цифры… Но его мобильник выключен. Крылатый киллер спит… Дрыхнет. Как-никак утро.
Иду вдоль пакгаузов.
А сомнения с новой силой… Попади в засаду мой бензин, моя солярка… что делать?.. Василек в помощь моей горючке может не вылететь. Если вылет будет уже потрачен… "Сашик, - скажет, - я вроде отработал!"… Он обязательно скажет вроде… Как будто не очень помнит. Но он помнит. И я помню… Мы оба все помним.
Конечно, он дружбан, боевой дружбан, и он вполне может вылететь и прикрыть в счет будущего. По-соседски. Может одолжить мне срочный вылет вертолетов… двух, скажем… как одалживают соседу две, скажем, сотни зеленых до понедельника. Может вылететь, а может и не вылететь.
Жадность выползла. Слышу, как жаба зажимает мне сердце. И как я отшвыриваю, гоню ее. Смешные мы люди!.. Мне жалко лупоглазых пацанов пополнения, но мне с той же силой жалко мои будущие деньги (мой будущий бензин, солярку)… Пополнение прибудет в Грозный еще и еще, а вылет-то у Василька для меня один!..
Эта жалость к лупоглазым навязчива. Сотня пацанов в камуфляжах и с автоматами… На БТРах, на танках… Сопливые и лупоглазые. Нельзя их жалеть, говорю я себе. Это война… Нельзя жалеть, - повторяю. Это война… Они приехали убивать. Они должны убивать. И война тоже должна убивать их…
Они должны убивать, майор Жилин…. И они будут убивать… Даже завтра… Отстреливаясь и попав в засаду.
Но ведь еще и мои шизы? А как же они, эти двое?!
У войны свой событийный ряд. Свое течение… А я только человек. Один из.
Волна фатализма настигает и накрывает меня. Накрыла… Меня нет… Будь что будет… Война, как вода… Течет и течет… Я никто. Я мелкий и маленький.
У меня мои бочки. Мой бензин. Мои склады.
Внезапным движением руки я вдруг разом снимаю с себя тяжесть. (Снимаю умолчание. Грех умолчания.) Вынимаю мобильник. И с этой своей маленькой железячкой отхожу чуть в сторону от своего большого железа, - от громоздящейся горы выгруженных пустых бочек. И от продолжающегося там грохота. Еще и отворачиваюсь. Чтобы лучше слышать.
- Василек… Это я… Ты сегодня летишь на Ведено?
- А надо?
И тогда я ему со вздохом. И с просьбой:
- Надо.
- Что-то нам вякали. Что-то вякали, Саша, - начинает Василек слегка сонным басом. - Но вякали невнятно… Мол, две вертушки как бы не провертелись там зазря…
- Ага. Все-таки было!
- Было, было, Саша… Но как-то вяло. Про время вылета ни слова. Про патрулирование ни слова. Скорее "нет", чем "да"… Жвачку жевали… А я люблю, чтобы команда как команда.
И тогда я ему с полушутливым вздохом - а вот, дорогой Василек, и команда. Получите, полковник…
Василек смеется. Но по-хорошему, согласно смеется.
Тогда я конкретно:
- За Сержень-Юртом… Перекресток предгорный помнишь? Там лесок на север. Негустой лесок.
- Знаю лесок. Паршивенький… Сухой Дол.
- Именно так… Чуть севернее, по оперативке там чичи. Василек… Слышишь?.. Но ты, конечно, их заранее! Прямо сейчас… Поторопись, а?. Пока чичи не расставились вдоль дороги. Пока не улеглись там и тут в засады.
- Ясно.
- Пока они кучей… Завтрак кончают. Звездани как следует.
- Звездану.
Отбой.
Зато теперь, когда слова вырвались, мне слова эти жаль по-настоящему - жадность набрасывается на меня вся и целиком. Свирепое чувство. И какая жаба душит!.. Я едва не в голос стону от растраты. От перерастраты! Постанываю… Я ведь в одну минуту потерял ресурс. Бизнесмен, мать твою.
Ну, да, да, да, не все измеряется в деньгах… Знаем… Но ведь ресурс. Ведь крылатый Василек мне должен ровно один раз… Случись теперь с бензином, с моей горючкой, кто поможет? Хоть криком кричи!.. Кто вылетит и кто мне отбомбит сраный северный лесок в долг?.. Никто. Еще и посмеются. Так и слышу гнусно-штабные импотентские голоски: мол, вылет надо сос-ты-ко-вать!..
И почему-то мне стыдно. Лупоглазых юнцов пожалел! Почему-то стыдно. Я вижу себя вполне отстраненно. Сорокалетний крепкий мужик майор Жилин, хозяин складов… Хозяин войны… А слабинка обнаружилась. Еще какая!
Но что сделано - сделано. Неплохое ж дело оберечь лупоглазых. (И заодно своих двух шизов.) Оберегают же фрукты от мороза.
"Сохранение солдат - тоже важный для войны ресурс", - вспоминаю я слышанную как-то в штабе дурацкую обмолвку.
Я помню давнюю осень в горной долине. В Грузии. Чудесная случается там, на югах, осень. Настоящее чудо!.. Я с женой, мы сняли на время отпуска маленькую комнату. А у хозяйки был сын - больной паренек Гиви. Молчаливый… Маленький… Подолгу ковырявший у себя в ухе. У него были красивые тонкие пальцы. Но однажды он нашел рукам другое занятие.
Мы с женой пили помаленьку вино. Сыр. Сациви… Скромное вечернее застолье. Мы болтали… Прохлада и звездная ночь.
А хозяйка нет-нет и оглядывалась на сына. Гиви вдруг встал из застолья. Он что-то невнятно говорил. Ласково так блеял… Засуетился… И ушел, почти побежал к их сараю - к мандаринам в ящиках. Он, оказывается, услышал сводку погоды.
Он трогал желтые плоды руками. Ой-ой!.. Вот этот мандарин обязательно ночью замерзнет! Он завернул его в обрывок газеты. И вот еще один!.. Жалко… Он осматривал плоды, прицокивая языком:
- Н-цы… Н-цы… Н-цы…
Оберегая, Гиви укрыл ящик с мандаринами еще и старыми одеялками. Еще и подтыкивал края одеял под плоды. А я наблюдал его хлопоты со стороны. Я как раз вышел вслед посмотреть, что его так взволновало.
Слабоумный паренек бережно трогал плоды руками. Едва касался… Еще и шептал что-то скороговоркой. Просьбу нашептывал… К небесам… Я слышал слова, невнятные, но, несомненно, в сторону неба. Сладкие строчки молитвы.
Василек, такой широкий, такой настоящий, такой весь с облаками, весь в обнимку с пьяноватым верховым ветром… Однако же, несомненно, он вел счет благим делам… Мол, помочь помогу. Но не задаром же охранный вылет!
Во всяком случае, я бы не удивился, если бы прямо сейчас с уже загрохотавших надо мной небес (быстро они!) последовал телефонный звонок спешащего повоевать Василька:
- Слышь, Саш… Тем самым должок я отработал. Верно?
Ага, вот они… летят… пошли, пошли мои дорогие!
И все слабее и слабее покусывала меня остаточная подловатая мыслишка - а не поспешил ли я потратить оплаченный вылет?
Ладно… Наплевать.
Летя-аат!.. Нацеленно идут вертолеты. Парой… Первый борт, конечно, ведет Василек… Я успеваю увидеть его двухсекундный крен. Подмигнул мне!..
Ага! Еще пара!.. Стало быть, я, возможно, уже и должник. (Если это сочтут отдельным вылетом.)
Вертолеты легко обходят Ханкалу. Нацеленные две пары. Показательно!.. В сторону гор. Зрелищно и быстро!.. Слежу… Уходят… Уже к горизонту.
Я еще сколько-то постоял… Можно больше не думать. Через часок мне позвонит Суфьян и расскажет, что делают вертолеты с не успевшим рассредоточиться противником. Можно не думать. Можно совсем не думать… Маленький Гиви укрыл мандарины.