Штурмбаннфюрер сел на диван с папкой в руках, закурил, потом неспешно начал перечитывать уже знакомое ему содержание, еще раз мысленно выделяя основные моменты:
"Родился в 1916 году в Москве. Русский. Единственный ребенок в семье. Отец - дворянин, полковник царской армии, участник Первой мировой войны и Георгиевский кавалер - впоследствии служил в Белой армии у генерала Врангеля в Крыму. Расстрелян большевиками в 1920 году… Воспитывался матерью. Мать - из богатой купеческой семьи, верующая, второй раз замуж не выходила… Окончил школу-семилетку, потом механический техникум. Работал в Москве на автозаводе: старшим мастером, заместителем начальника цеха. До войны в армию не призывался, как технический специалист оборонной промышленности получил отсрочку (бронь). Беспартийный…"
"Ничем не примечательная биография, - в очередной раз подумал Скорцени, - кто знает, если бы не война, прожил бы господин Яковлев серую жизнь рядового заводского служащего".
Роковая дата 22 июня 1941 года, когда Германия напала на Советский Союз, круто изменила и поломала судьбы миллионов людей, в том числе Яковлева. В числе других мужчин призывного возраста он был мобилизован в Красную Армию и отправлен на фронт. А дальше, как следовало из материалов "Дела", в январе сорок второго добровольно перешел на сторону немцев и сдался в плен германской армии под Ленинградом. Мотивы этого поступка он изложил собственноручно (листок с его показаниями был подшит тут же):
"…Я не помню своего отца, но слышал о нем много хорошего по рассказам мамы, а также воспоминаниям ее брата, моего дяди. Все, что я узнал об отце, характеризует его как кристально чистого и замечательной души человека. В 1920 году его убили (расстреляли без суда) красные большевики-комиссары. Моего родного дядю, которого я очень любил и уважал, в 1937 году арестовали и вскоре тоже расстреляли как "врага народа". Так как на нашей семье стояло клеймо членов семьи белогвардейца (отец воевал в Гражданскую войну в Белой армии у барона Врангеля), то мы с мамой жили в постоянном страхе: многие наши знакомые, особенно из "бывших" - царских офицеров, купцов, священников, были репрессированы Советской властью, сгинули в сталинских тюрьмах и лагерях. Поэтому еще с юношеских лет я возненавидел большевиков-коммунистов. Желаю сражаться на стороне Германии за свержение безбожного сталинского режима, за Россию - без коммунистов и комиссаров!"
"Коротко, но убедительно. Настроен крайне антисоветски! - задумался Скорцени, анализируя прочитанное. - Такие вот "идейные" - самые надежные и ценные наши агенты. Конечно, их немного, в основном среди перебежчиков и предателей попадается всякая шваль: за пайку хлеба мать родную продадут. Но в данном случае мотивация другая, антибольшевистская - нет, не зря я выделил именно Яковлева. Вот, например, пишет: "безбожный сталинский режим" - тут явно влияние верующей матери между строк проглядывает, такое трудно "наиграть". Да и остальное написано, скорее всего, вполне искренне - на "подставу" все это не похоже".
Далее штурмбаннфюрер просмотрел остальной материал, который, впрочем, был ему уже знаком:
"После проверки в фильтрационном лагере, с апреля по октябрь 1942 года - учеба в разведшколе абвера в г. Борисов (Белоруссия). В период учебы в разведшколе и после ее окончания в числе других курсантов неоднократно привлекался к участию в антипартизанских акциях в составе батальона вспомогательной полиции…"
"…В ноябре сорок второго первая заброска в советский тыл - на Московский железнодорожный узел для сбора разведданных. Благополучно вернулся через четыре месяца. Награжден медалью "За храбрость". Далее состоял на службе шифровальщиком при объединенном штабе "Валли", которому подчинялись все абверкоманды на советско-германском фронте…"
"…Январь-апрель 1944 года - вторая "ходка" в дальний советский тыл. Доставил на Урал посылку с деньгами, документами, питанием для рации особо доверенному агенту немецкой разведки под псевдонимом Доктор. Награжден второй медалью "За храбрость", произведен в чин фельдфебеля вермахта".
Скорцени захлопнул "Личное дело", встал и положил папку обратно в сейф. Прочитанное еще раз убедило его в правильности выбора для ответственной операции именно этого агента.
"Такой не должен подвести, - размышляя, майор подошел к окну, наглухо задрапированному в это время суток светомаскировочной шторой, потом снова присел на диван, - обратной дороги для Яковлева уже нет, увяз по уши. "Товарищи" таких не прощают, и он это должен понимать, не мальчик. Так что, если жив, выйдет на связь - пусть и по запасному варианту. Подождем!"
У Скорцени еще свежи были в памяти недавние тренировочные занятия агентов-парашютистов на базе во Фридентале. Он лично экзаменовал Яковлева на предмет владения оружием и приемами рукопашного боя и остался весьма доволен. При среднем росте и телосложении Крот обладал недюжинной физической силой и отличной реакцией: до войны занимался боксом и даже дошел до первого разряда. Неплохо владел немецким, шифровальным и радиоделом, хорошо водил автомобиль (получил водительские права еще в сороковом году), кроме того, был весьма неглуп и находчив в нештатных ситуациях. Две предыдущие заброски в советский тыл и благополучные возвращения говорили сами за себя, лучше любых анкет и характеристик.
"Думаю, все же не ошибся в этом человеке, - подвел итог своим размышлениям штурмбаннфюрер, - однако в любом случае надо готовить к выброске резервную группу!"
Скорцени прекрасно отдавал себе отчет в том, что группа Крота могла попасть в засаду, - таковы жестокие реалии их профессии. Но при любом раскладе надо было со всей решимостью действовать дальше - штурмбаннфюрер не привык отступать и сдаваться. Он энергично снял трубку внутреннего телефона, вызвал гараж и приказал подать автомобиль к подъезду ровно через десять минут. Время было слишком раннее, и завтракать еще не хотелось. Солдат-ординарец приготовил ему в дорогу термос с крепчайшим, как он любил, кофе - притом не эрзацем из смеси ячменя и желудей, настоящим бразильским кофе, который в Германии сорок четвертого года могли себе позволить очень немногие. Подобными деликатесами Скорцени периодически снабжал его старинный приятель-дипломат, бывавший в командировках в нейтральной Швейцарии. Майор налил себе чашечку, а термос положил в дорожный кожаный портфель - туда же сунул извлеченные из верхнего ящика стола материалы для доклада на предстоящем совещании. Потом неспешно выпил кофе и начал одеваться: шинель застегнул на все пуговицы (по утрам уже было довольно холодно), надел фуражку, подпоясался ремнем с кобурой. Из тумбочки письменного стола достал пистолет: небольшой и компактный "зауэр" калибра 7,65. Предварительно проверив наличие патронов в магазине, поставил его на предохранитель и сунул в боковой карман форменных брюк-галифе. Это была профессиональная привычка офицера войск спецназначения: один пистолет (Скорцени предпочитал мощный "вальтер") находился в кобуре, на виду, а другой неприметно лежал в кармане брюк или френча. Кстати, эта привычка однажды уже спасла ему жизнь. Он оглядел себя в зеркале, поправил фуражку, потом взял портфель и, выключив свет, быстро вышел из кабинета. Стремительно, как он обычно привык ходить, штурмбаннфюрер спустился по широкой центральной лестнице со второго этажа в просторный вестибюль. Там он принял рапорт дежурного унтер-офицера: пост его находился тут же, за деревянной перегородкой; потом поздоровался за руку со своим заместителем, капитаном Карлом Радлем, который пришел проводить шефа.
- Карл, меня не будет, по всей видимости, двое суток: из Берлина сегодня же вечером вылетаю на остров, - сообщил он Радлю. - Мой приказ тебе известен: приоритет отдается операции "Прыжок тигра". Держи связь с радиоцентром - Крот до сих пор молчит, и это меня очень беспокоит. По обоим резервным группам с восьми утра объяви готовность № 3 - семьдесят два часа. Вопросы есть?
- Никак нет, все ясно! Есть пожелание, господин майор: материально-техническое снабжение отряда…
- Знаю - твой рапорт со своей визой и прилагаемым списком еще вчера отправил в Берлин, в Главное административно-хозяйственное управление СС. Кстати, есть указание Кальтенбруннера: в связи с проведением известной тебе операции обеспечить наше подразделение по полным нормам довольствия. Так что постараюсь использовать момент! До встречи!
Скорцени сел на заднее сиденье стоявшего у подъезда автомобиля, кивнул шоферу, и черный блестящий "Мерседес" плавно тронулся с места.
Радль - невысокий, в отличие от своего шефа, коренастый тридцатилетний блондин сразу же направился исполнять свои многочисленные обязанности, которых было, как он любил выражаться, "выше головы". Накануне вечером они с майором подробно обсудили все основные вопросы по службе, поэтому нынешняя утренняя беседа была такой короткой.