В каюте было пусто и темно. Войдя туда, девушка невольно вздрогнула. Она чувствовала себя такой одинокой и покинутой, а тесная каморка темнела перед ней, словно пасть какого-то неизвестного и кровожадного чудовища. Но куда бежать?
Разве есть угол, где она могла бы спокойно приклонить голову и, закрыв глаза, подумать: "Я у себя дома"? Заглянув в каюту, Комола отпрянула назад, но тут же наткнулась на зонтик Ромеша, который с шумом упал на окованный железом сундук. Вздрогнув от этого звука, Ромеш поднял голову и, встав с кресла, заметил Комолу, которая стояла у дверей своей спальни.
– Что такое, Комола? – спросил он. – Я думал, что ты давно уже спишь. Может быть, тебе страшно? Тогда я больше не буду сидеть здесь, а пойду спать и могу снова оставить дверь открытой.
– Страшно? Нет, что ты! – оскорбленно возразила Комола и, поспешно войдя в темную каюту, заперла дверь, открытую было Ромешем. Затем она бросилась на постель и натянула на голову покрывало, словно хотела отгородиться от всего мира. Сердце ее взбунтовалось: зачем жить, когда нет ни защиты, ни свободы?
Ночь тянулась мучительно долго. В соседней каюте уже давно уснул Ромеш. Но Комола не могла спать. Осторожно ступая, она вышла на палубу и, сжимая поручни, стала пристально смотреть на берег. Вокруг не было слышно ни звука. Месяц клонился к закату, и не различить уже было узеньких тропинок, которые бежали среди нив по обоим берегам реки. И все же Комола пристально смотрела в ту сторону. Сколько женщин, наполнив кувшины, возвращаются по этим дорожкам к себе домой! Дом! Когда она произносила это слово, ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Хоть какой-нибудь маленький дом, где он у нее? Терялся вдали пустынный берег, простираясь от горизонта до горизонта, застыло в молчании небо. Ненужное небо, ненужная земля! Что значили эти безграничные просторы для хрупкой девушки! Ведь ей нужен был дом, пусть маленький, но свой. Внезапно Комола вздрогнула: она почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит.
– Не бойся, мать! Это я, Умеш. Уже очень поздно, почему ты не спишь?
В течение всей этой долгой мучительной ночи у нее даже не было слез, но теперь они вдруг сами брызнули из глаз. Комола не в силах была сдержать их, и они все падали и падали крупными каплями. Она низко опустила голову и отвернулась от Умеша. Бесцельно плывет обремененное влагой облако, но стоит ему встретиться с таким же, как и оно, бесприютным ветерком, и весь его влажный груз мигом прольется на землю. Так и Комола, услышав ласковое слово от нищего, бездомного ребенка, не могла сдержать слез, которые давили ей на сердце. Она пыталась что-то сказать, но рыдания стиснули ей горло.
Умеш был в отчаянии, но никак не мог придумать, чем успокоить Комолу. Наконец после продолжительного молчания он вдруг выпалил:
– Мать, от той рупии, что ты дала мне, осталось семь анн.
Запас слез у Комолы к тому времени иссяк, и при этом неожиданном заявлении слабая улыбка озарила ее лицо.
– Хорошо, оставь их себе! – ласково сказала Комола. – А теперь иди спать.
Месяц исчез за деревьями. Комола вернулась в каюту и легла. На этот раз ее утомленные глаза сразу же сомкнулись. Когда утреннее солнце постучалось в дверь ее каюты, оно застало Комолу погруженной в глубокий сон.
Глава 28
На следующее утро Комола чувствовала легкое недомогание. Все сегодня казалось ей вялым и тусклым: и лучи солнца, и поверхность реки. Даже прибрежные леса выглядели утомленными, словно путник после долгой дороги.
Когда Умеш явился помогать ей по хозяйству, она устало проговорила:
– Иди, Умеш, не надоедай мне сегодня.
Но Умеш был не из тех, от кого легко избавиться.
– Что ты, мать, – ответил он, – я пришел не надоедать тебе, а растирать специи.
– Уж не больна ли ты, Комола? – спросил утром Ромеш, заметив утомленный вид девушки.
Энергичным движением головы она дала понять юноше, что вопрос его неуместен, и молча ушла на кухню.
Ромеш понимал, что с каждым днем положение все усложняется и необходимо как можно скорее принять окончательное решение. Он решил, что необходимо объясниться с Хемнолини, тогда ему будет легче понять, в чем заключается его истинный долг.
И вот после долгих размышлений он сел за письмо к Хемнолини. Ромеш уже успел сочинить один вариант и разорвать его, как вдруг услышал: "Как ваше имя, господин?" – и, вздрогнув, поднял голову.
Перед ним стоял человек преклонного возраста. У него были седые усы и очень редкие волосы, надо лбом уже поблескивала лысина. Человек был несколько смущен тем, что отвлек Ромеша от письма, которым тот, казалось, был всецело поглощен.
Затем он снова заговорил:
– Вы брахман ? Здравствуйте. Я знаю, вас зовут Ромеш-бабу. Но в наших местах при знакомстве полагается спрашивать имя, это обычное проявление вежливости. Правда, теперь уже многим не нравится такой обычай. Если вы рассердились, отомстите мне: спросите, как меня зовут, и я назову вам свое имя, имя моего отца и даже могу сообщить, как звали моего деда.
– Гнев мой не настолько велик, – рассмеялся Ромеш, – и я буду удовлетворен, узнав одно ваше имя.
– Меня зовут Тройлокко Чоккроборти. Но здесь, на западе, я всем известен просто как "дядюшка". Вы, конечно, изучали историю? Бхарата был правителем древней Индии и назывался раджей Чоккроборти, так же и я, – "дядюшка Чоккроборти" всей западной области. Вы обязательно услышите обо мне, если будете путешествовать по западу. Кстати, куда вы направляетесь?
– Еще точно не решил, где остановимся.
– Не решили, куда ехать, а на пароход поспешили!
– Я слез с поезда в Гойялондо и увидел готовый к отплытию пароход. Я понял, что если буду медлить с решением, пароход уйдет без меня. Значит, я проявил быстроту там, где дело этого требовало.
– И превосходно, господин! Испытываешь почтение к таким людям, как вы. Мы с вами прямая противоположность. Я все решу заранее, а потом уже сажусь на пароход. Это потому, что мы по натуре люди очень робкие. Возможно ли? Вы едете, и сами не знаете куда? Вы с семьей?
Ромеш замешкался, не зная, отвечать ли ему утвердительно на этот вопрос. Тогда Чоккроборти сказал:
– Простите меня, ну конечно, вы едете с женой, это я уже знаю из весьма достоверных источников. Ваша жена готовит пищу вон в той каморке. Движимый голодом, я забрел туда в поисках кухни. "Не пугайся, мать, – сказал я ей, – я только дядюшка Чоккроборти из западной области. – Мне показалось, будто я встретил Аннапурну . – Мать, – сказал я вашей жене, – владея кухней, ты не можешь отказать мне в пище, иначе я погибну". Она чуть улыбнулась, но так ласково, что я понял: все улажено, и мне больше не о чем беспокоиться. Знаете, перед тем как отправиться в путь, я всегда выбираю по календарю благоприятный день, но такая удача, как на этот раз, еще никогда не выпадала на мою долю. Вы заняты, я не буду мешать вам и, если позволите, пойду помогать вашей супруге. Пока есть мы, зачем ей утруждать свои нежные ручки? Нет, нет, пишите, вам незачем вставать. Я знаю, как с ней познакомиться. – С этими словами дядюшка Чоккроборти распрощался с Ромешем и отправился на кухню.
– Какой аромат доносится отсюда, – проговорил он, входя, – не пробуя, можно угадать, что это будет тушеная рыба с овощами. А я приготовлю тебе кислый тамариндовый соус. Те, кто не жил на знойном западе, не умеют его как следует приготовить. Ты, наверно, думаешь, что старик просто так говорит, ведь тут нет тамаринда. Но раз я здесь, пусть это тебя не тревожит. Имей лишь терпение, я все достану.
Он принес обернутый в бумагу глиняный горшочек с маринадом.
– Из того, что я приготовлю, возьми, сколько тебе надо на сегодня, а остальное поставь, пусть побродит дня четыре. Потом попробуешь и окажешь: "Дядюшка хоть и хвастун, а соус все же приготовил на славу". Пойди, мать, умойся, уже поздно. А со стряпней я сам справлюсь. Да ты не бойся, у меня есть опыт в этом деле. Моя жена все время хворает, так я ей постоянно готовлю тамариндовый соус для возбуждения аппетита. Ты, я вижу, смеешься над стариком, но все это правда, я не шучу!
– Ну, так вы и меня поучите готовить ваш соус, – сказала Комола.
– Погоди, вот нетерпеливая! Разве знания даются так легко? Если я нарушу чары науки, обучив тебя всему в один день, богиня Сарасвати разгневается. Сначала тебе придется несколько дней поухаживать за стариком! Я не заставлю тебя задумываться над тем, как мне угодить, – сам все объясню; больше всего я люблю побаловать себя паном, но мне не нравится, когда орех попадается нерастолченным. Как видишь, покорить меня нелегко, но ты уже почти добилась этого своим улыбающимся личиком. А это кто такой? Как тебя зовут?
Умеш молчал. Он был сердит, так как увидел в старике своего соперника, желающего завоевать сердце Комолы. Девушка ответила за него:
– Его зовут Умеш.
– Очень славный мальчик, – заметил старик. – Он из тех, чье сердце сразу не завоюешь. Но ты увидишь, мы с ним поладим. Не теряй времени, мать, мне надо поскорее покончить со стряпней.
Общество старика заполнило ту пустоту, которую ощущала Комола в своей жизни, да и Ромеш с его появлением стал чувствовать себя как-то спокойнее.