- И что за моду взяли! - вспылила Дуська. - Наберутся всяких слов - и вот, мол, какие мы ученые. Вон и наш Кузьмич, глядя на них, под старость умом рехнулся. Тоже стал не по-нашему выражаться. Даве прихожу до него мази взять, а он спит. Я давай его будить, а он как заорет. Постой, как-то он по-чудному. Нуте-ка. Да… "не будируйте меня". Я аж покачнулась! Ну, сказал бы попросту: "Не буди". Я б повернулась и пошла. А то - "не будируйте"…
- Товарищи, глядите, что делается, - сказала Маринка, поднимаясь и показывая на ту сторону пруда.
Там было видно, как купавшиеся красноармейцы выбегали на берег, быстро одевались и бежали в село. Оттуда доносились дрожащие звуки сигнальной трубы.
- Сбор, - сказал Митька. - А ну бежим, девушки!..
Обогнув пруд и, поднявшись по косогору, они, запыхавшись, вбежали в село. Тут все находилось в движении. По улице сплошной колонной шла конница. Постукивая колесами, проезжали тачанки, орудия, санитарные линейки и обозные фуры. Крупной рысью ехали сотни две всадников в лохматых бурках с вьющимися за спиной башлыками.
- Так это ж котовцы! - сказал Митька, разгоревшимися глазами глядя на проезжавших. - Глядите, вон сам Котовский едет. Я его знаю.
- Где? Который?
- А вон в красной фуражке на рыжем коне, - показал Митька.
Посреди улицы ехал плечистый всадник с крупным бритым красивым лицом. Позади Котовского боец в кубанке вез на пике значок. Несколько поодаль ехали трубачи на белых лошадях, а позади них в облаке пыли тянулась колонна.
- Саша, гляди, кто едет, - сказала Маринка.
- Где? - живо спросила Сашенька.
Но, проследив взгляд Маринки, она сама увидела Вихрова, который, выехав из переулка на той стороне улицы и приветливо махая им рукой, пропускал проходившую мимо колонну. Дождавшись интервала между эскадронами, он пришпорил лошадь и подскакал к ним.
- Что за часть, товарищ Лопатин? - спросил он, поздоровавшись и показывая на проезжавших мимо всадников.
- Бригада Котовского, - сказал Митька с радостным оживлением. - Ну, как съездили, товарищ командир? - спросил он, подступая поближе к Вихрову и берясь рукой за стремя.
- Ничего.
- А я письмо от братишки получил, - весело блестя карими глазами, доверчиво заявил Митька. - Комиссар Бочкарев ему гостинцев послал.
- Ну? - искренне обрадовался Вихров. - Вот это хорошо… А знаешь, я был почему-то уверен, что Бочкарев так и сделает.
Он спешился, дал Митьке подержать свою лошадь и подошел к Сашеньке. Они отошли в сторону.
- Наконец-то ты приехал, Алеша, - заговорила она, с любовью глядя на него. - Чего я только не передумала за эти два дня! Ведь, говорят, банды кругом. Я так боялась за тебя… А Ильвачев где?
- Поехал доложить комиссару.
- Ну, как ваши успехи?
- Хорошо… Только уж больно народ забитый. Сначала все чего-то боялись. Видно, здорово их тут притесняли… В общем мы с Ильвачевым переизбрали местную власть, а то у них войтом мельник сидел. Ну, а взгляд у него знаешь какой. Да и приспешников у него там было немало.
- С такими людьми нам еще долго придется бороться, - помолчав, заметила Сашенька. - Так они не сдадутся.
- Главное, они там весь народ мутят, стращают, - сказал Вихров. - Но ничего, мы крепко бедноту сорганизовали. Объяснили им всю нашу политику.
Сашенька улыбнулась.
- Ну ты-то молодец! Наверно, сумел хорошо объяснить, - весело сказала она, дружески беря его за руку.
Вихров вдруг побледнел и болезненно охнул.
- Ты что? - встревожилась Сашенька.
- Да нет, ничего, - сказал он, кусая губы.
- Как ничего? Тебе больно?
- Немножко царапнуло.
- Покажи, покажи!.. Что же ты молчал? Ах, какой ты, Алеша! Скромность не всегда уместна… Как же это случилось?
- Да так. Отъехали версты две от деревни, и вдруг залп с опушки. У Ильвачева фуражку сбило, а меня в руку. Да ты не волнуйся, кость не задета, - сказал Вихров, уловив выражение беспокойства на лице Сашеньки. - Я перевязал… А Ильвачев какой! По нему стреляют, а он вернулся. "Как же, - говорит, - я без фуражки в полк приеду? Неудобно". - Вихров усмехнулся. - И только стал слезать с лошади, а у него очки выпали. Знаешь, как он их не любит. Всю дорогу ругался…
- Ах, Алешенька, как же ты так? - заговорила Сашенька, участливо глядя на него.
Громкий звук трубы, раздавшийся неподалеку, заставил их оглянуться, и они увидели Дерпу, ехавшего на своей огромной вороной лошади.
- Вихров, здорово, мялок! - сказал Дерпа, останавливаясь и нагибаясь с седла. - Ты где пропадал?
- По делу ездил.
- А-а… То-то тебя на совещании не было… Ты ничего не знаешь?
- Нет. А что?
- Сейчас выступаемо.
- Куда?
- На той… на Львов. Четвертая дивизия, сказывали, крепко панам наломала. До самой речки гнала. А там еще шестая им под хвост всыпала. Так они аж сапоги поскидали, бегут.
- Ловко!.. Постой, а это что у тебя? Где достал? - Вихров показал на огромный тяжелый меч, висевший на боку Дерпы.
Дерпа усмехнулся.
- В замке достал. Добрая штука, - сказал он. - Теперь зараз по две головы буду рубать. Такой не сломается. - Он до половины вытащил меч и с силой кинул его в ножны. - Ну, бувайте, хлопцы! - Дерпа сделал знак рукой и, пришпорив вскинувшуюся на дыбы лошадь, помчался по улице.
VIII
Сражение на львовском плацдарме началось 14 августа. В последующие дни Конная армия вела упорные бои за переправы через Западный Буг. Удачная переправа 6-й и 4-й дивизий и успешная борьба с авангардами белополяков на подступах к городу давали уверенность в быстром овладении львовским узлом.
17 августа Реввоенсовет Конной армии поставил дивизиям задачу - стремительным ударом с севера и юга захватить Львов. Выполнение приказа несколько задерживалось тем обстоятельством, что Пархоменко с 14-й дивизией, встретив у Каменки сильный заслон, только к вечеру следующего дня сбил противника и переправился на левый берег реки.
Несмотря на отчаянное сопротивление белополяков и на их большое превосходство в силах, операция на львовском плацдарме развивалась быстро и успешно. К вечеру 17 августа части Конной армии вели бой в пяти километрах от города. Во Львове уже создавались рабочие отряды.
В то время как головные подразделения дрались на подступах к Львову, 11-я дивизия переправилась с боем у Красне и, очистив от противника Буск, быстрым маршем подходила к месту сражения. Впереди, за поросшими лесом холмами, раскатывался пушечный грохот. От беспрестанных взрывов содрогалась земля… Шумное эхо катилось по лесу.
Морозов нагнал первую бригаду на малом привале в дубовой роще, у речки. Он остановил горячившегося дончака у самой опушки. Вдоль нее между деревьями спали вповалку у ног лошадей бойцы первой бригады. Прямо против того места, где остановился начдив, раскинувшись навзничь, у обочины дороги лежал чубатый казак в дождевике и буденовке. Нагнувшись с седла, Морозов узнал в кем Харламова. В его руке были крепко зажаты поводья. Золотисто-рыжая лошадь его, с проступавшими ребрами, поджав ноги под брюхо и опустив голову, тоже спала. Подле Харламова, положив ему на живот голову, лежал совсем молодой вихрастый боец. Вокруг них - кто навзничь, кто приткнувшись боком к товарищу - спали бойцы. Красноватые косые лучи всходившего солнца, пробиваясь между стволами деревьев, ложились на пыльные лица бойцов, играли на стременах и оружии. Вокруг было тихо. Только вдали попрежнему слышался тревожный гул канонады.
Морозов покачал головой и оглянулся на ординарца.
- Ну и крепко же спят, Федор Максимыч! - заметил Абрам. - Разбудить, что ль?
- Не надо, - тихо сказал Морозов. - Устали ребята. Пусть отдохнут.
Он тронул лошадь и поехал обочиной дороги, пробираясь между телами спавших красноармейцев. Немолодой рыжеватый боец в кожаной куртке, с белыми шрамами на искромсанном шашкой лице приподнялся на локте, мутными глазами взглянул на начдива, пробормотал что-то и опять повалился набок. В стороне от дороги рядом с лошадью лежал старый трубач. Худое лицо его с седеющими усами покоилось на боку лошади. Он мерно посапывал большим краевым носом, придерживая между колен сигнальную трубу с истертым, когда-то золоченым шнуром. Морозов подъехал к нему.
- Климов! - тихо окликнул начдив. - А ну-ка, проснись!
- А? Чего?..
Климов приоткрыл один глаз и, увидев начдива, живо вскочил. Вслед за ним шумно поднялась лошадь.
- Где комбриг? - спросил Морозов.
Климов поспешно перекинул трубу за спину и сказал сиплым голосом:
- Только сейчас проходил, товарищ начдив.
- Давно здесь стоите?
- Минут десять, больше не будет.
- Так… Ну, ну, ложись, отдыхай…
Морозов тронул лошадь вперед по дороге. Миновав батарейные упряжки с орудиями и зарядными ящиками, он спустился к песчаному берегу речки. Над водой сидел на корточках худой сутулый боец. Услышав конский топот, он повернул голову, и начдив увидел желтое сморщенное лицо с раскосыми глазами.
- А ты, Ли Сян, чего не спишь? - узнав красноармейца и подъезжая к нему, спросил Морозов.
- Лука мыл, товались начдив. Польский пана мало мало лука моя сытырлял, - быстро вскакивая, скороговоркой ответил китаец.
- Так, может, тебя в лазарет?
Китаец отрицательно покачал головой.
- Наша лебята смеяться будет… Нет, Ли Сян лазалета не надо.
Морозов веселыми глазами посмотрел на него.
- Ишь ты, какой боевой!.. Комбриг где, не видел?
Ли Сян показал в сторону от дороги.