- Да плевал я, что тебе подарят твои партизаны, - со злостью говорит длинный, поднимаясь и отряхиваясь.
- Мне всегда что-нибудь дарят, - продолжает Йоле. - А тебе что дают твои четники? - поддразнивает он.
- Так я тебе и сказал, - бросает в ответ долговязый и уходит прочь.
- А у него есть целая сумка патронов, - отвечает вместо него какой-то маленький мальчик, убегая вслед за длинным.
Целая сумка патронов… Йоле с Рыжим переглянулись.
- Кто же ему дал патроны-то, чтоб он провалился? - спрашивает Йоле Рыжего, когда они гонят домой овец.
- Да кто ему даст? Стащил небось, - высказывает предположение Рыжий.
- Стащил, говоришь? - задумчиво повторяет Йоле и многозначительно смотрит на Рыжего.
- Конечно, - отвечает Рыжий.
Оба замолчали. Ребята гурьбой шли рядом с ними.
- Я знаю, кто такие пролетарии, а ты - не знаешь! - слышится детский звонкий голосок.
- Ну, кто?
- Это те, которые пролетают по деревне, - уверенно отвечает мальчик.
Лена рассмеялась. Рыжий обернулся, взгляды их встретились. Ее улыбка почему-то сразу же погасла.
Вечером Йоле и Рыжий ходили по дворам, с любопытством подсаживались к бойцам, которые чистили оружие. Ребята спрашивали, как его разбирать, как стрелять. Хотелось хоть немножко подержать винтовку в руках.
- Только подержу, - попросил Рыжий какого- то усача. И тот ему дал. - До чего ж красивая! - с таким восторгом сказал Рыжий, что партизан улыбнулся.
"Если бы ее выпустил из рук четник, с каким удовольствием я взял бы ее себе", - думал мальчик, возвращая винтовку хозяину.
А Йоле тем временем разглядывал итальянскую винтовку. Примерял ее, прикладывал к плечу, целился.
- Хочешь быть партизаном? - спросил у него какой-то боец.
- Конечно! - не задумываясь, ответил Йоле. - Да только вот мама не пускает.
Партизаны дружно расхохотались.
- Ну что смешного? - заступилась за Йоле девушка-партизанка. - Он правильно ответил.
Она ласково погладила мальчика по голове, а потом взяла за руку и повела с собой. Йоле без возражений пошел. "Какие глаза у нее красивые, - думал он. - И какая мягкая ладонь".
Девушка привела его в палатку - уже при входе Йоле понял, что здесь царство медицины. Пахло карболкой, йодом, еще какими-то лекарствами. Запахи были ему неприятны, но ради этой чудесной девушки мальчик готов был и потерпеть.
- Как тебя зовут? - спросила она, роясь в санитарной сумке.
- Йоле, - ответил он, засмотревшись на ее глаза.
- Хорошее имя, - проговорила девушка, доставая из сумки пакетик с конфетами. - На, держи. - И протянула ему пакетик. - Это тебе.
- Не надо, спасибо. - Йоле смутился.
"Видно, считает меня ребенком, который только и ждет, чтоб его угостили конфеткой!" Он снова взглянул девушке в глаза - прекрасные, синие-синие, как цветущий лен.
- Прости, Йоле. Я думала, ты еще маленький, а ты, оказывается, уже взрослый. - Она лукаво смотрела на него. - А ты случайно не куришь?
Мальчик покачал головой.
- Ну вот, все время ошибаюсь! - звонко рассмеялась девушка. - Не куришь - значит, еще не большой, а не хочешь конфет - значит, уже не маленький.
- Я большой, - ответил Йоле. - Старший в доме. Только вот не курю.
- A-а, вот как, - сказала она, закуривая. - Потому мать и не пускает тебя в партизаны?
- Да. И еще из-за Райко.
Она села напротив, разглядывая его.
- Кто этот Райко?
- Мой старший брат. Ушел в партизаны и погиб на Неретве.
Рука, в которой она держала сигарету, задрожала. Девушка молча глядела на него, в глазах ее стояли слезы.
- Вот оно что, - сказала она взволнованно и встала.
Какое-то время она ходила по палатке из угла в угол, потом остановилась у входа. Долго стояла, задумавшись, курила. А мальчик смотрел на нее, такую непохожую на всех остальных женщин! Ее непокрытая голова… Он никогда не замечал у деревенских девушек этой нежной линии шеи. Как будто они специально скрывали ее.
- А тебя как зовут? - спросил Йоле.
Девушка, уже успокоившись, обернулась к нему.
- Дарья.
- Дарья, - повторил мальчик, и это имя нежным звоном отозвалось в его груди. - Какое странное имя, - сказал он. - Я такого и не слышал.
- Это русское имя, - пояснила она. - Мое имя - Дара, но товарищи прозвали меня Дарьей. Говорят, так красивее.
- Да, - согласился мальчик. - Я тоже буду тебя так называть.
Ему очень нравилась и она, и ее имя.
Девушка улыбнулась.
- Хорошо, Йоле.
Взглянув на часы, она удивилась, что прошло так много времени.
Он встал. Взгляд Дарьи упал на пакетик с конфетами, она улыбнулась.
- Мне надо придумать что-нибудь, какой-то более подходящий для тебя подарок, Йоле.
Стояла теплая лунная ночь, наполненная стрекотанием кузнечиков и пением лягушек. "Разве можно поверить, что сейчас - война?"- подумал мальчик.
- Ты мне не рассказал, как вы живете, - сказала Дарья.
- Да так… - Йоле пожал плечами.
Назавтра Дарья с подругой пришла к ним в гости. Йоле удивился и разволновался.
- Ничего, Йоле, не суетись. Садись, Мила, - сказала она подруге с таким видом, словно бывала у них бог знает сколько раз, и завела разговор с матерью.
Йоле и Раде сидели в углу.
Партизаны заходили в деревню и раньше, видел он и девушек-партизанок, но она, эта Дарья, - особенная, непохожая на всех остальных. Но, может, те девушки из Крайины были такими же, как и их деревенские девчата, - и по говору, и по манере держаться, - вот он и воспринимал их как своих, местных.
А Дарья и говорит по-другому, и выглядит не так, даже смеется иначе.
Партизаны стояли в деревне неделю. Это было для него самое счастливое время за всю войну.
Целыми днями Йоле вертелся возле них. А точнее, возле Дарьи и ее санитарной палатки, помогал ей. И дров наколет, и воду принесет, и бинты вместе с ней перемотает.
И партизаны им помогали. У самих почти ничего не было, но то, что имели, делили с ними поровну. Партизаны как бы поставили их семью на довольствие, и Йоле с таким аппетитом уплетал их еду, будто никогда не ел ничего вкуснее. В обществе Дарьи и Милы ожила и мать. Девушки продолжали навещать ее, и она воспрянула духом.
- Какие славные девчата, дай им бог здоровья, - говорила мать. - Прямо как дочери.
Она старалась угостить их чем могла: то нальет кружку молока, то кусок пирога отрежет. "Кто знает, где теперь их матери, наверное, переживают за них".
А Йоле все больше привязывался к Дарье. Как собачонка, всюду следовал за ней.
Наградой мальчику был ее звонкий смех или истории, которые Дарья с удовольствием ему рассказывала.
Вот и сейчас он сидит напротив, смотрит, как она чинит одежду какому-то партизану, и спрашивает:
- Дарья, а Россия далеко?
- Далеко, Йоле, - отвечает девушка и наклоняется, чтобы перекусить нитку. И вновь его охватывает волнение при виде нежного изгиба ее шеи. "Что это со мной?" - думает мальчик в растерянности и отводит взгляд. А Дарья рассказывает о России, о подвигах русских партизан, о том, что придет день, когда наши партизаны будут сражаться вместе с русскими.
- До тех пор пока не прогоним фашистов с нашей земли, - завершает она.
Лицо ее приобретает суровое выражение, это уже не прежняя милая, улыбающаяся Дарья, а совсем иной человек… Йоле переводит разговор на другую тему… Ну вот, например, приходилось ли ей ездить на грузовике?.. Девушка смеется звонко, весело.
- Приходилось, Йоле, - отвечает она. - И на грузовике, и на поезде, и на телеге, и на велосипеде… Только вот на самолете не пришлось. - Она подняла улыбающееся лицо, посмотрела в небо и добавила серьезно: - На самолете полечу, когда мы освободим нашу страну.
- А меня возьмешь?
- Конечно, Йоле, - весело ответила она, вскочила и нежно взлохматила его кудри. - Я приеду за тобой. И спрошу: где тут мой друг Йоле? Возьму тебя, и мы поедем на аэродром. А потом сядем в самолет - и до свидания!.. - Она прижала его голову к груди, задумчиво глядя вдаль.
Йоле стоял с наклоненной головой, боясь шевельнуться, вдыхая нежный запах ее кожи, смешанный с запахом мыла.
- Дарья, - пробормотал мальчик, не в силах ничего больше сказать.
В этом "Дарья" прозвучало все, что пережил он за свои тринадцать лет - и радостного, и печального.
- Я хочу тебе что-нибудь подарить на память, - сказала девушка, скрываясь в палатке. - Чтобы ты вспоминал обо мне, когда мы уйдем.
Йоле не двинулся с места. Ему хотелось запомнить этот нежный запах, это ощущение счастья, переполнявшего душу.
Дарья вернулась с тетрадкой, раскрыла ее и на первой странице булавкой приколола свою фотографию.
- Дарю тебе свою фотографию с надписью, - сказала она и положила тетрадку на колени. Немного подумала, взглянула на него, улыбнулась и написала, повторяя вслух: - Моему маленькому другу Йоле, на память. Дарья.
Девушка протянула ему тетрадку. В глазах ее светилась любовь. Неожиданно для самого себя мальчик обнял ее, поцеловал в щеку и, зажав в руке тетрадку с карандашом, бросился бежать. Останься он хоть на секунду, он бы расплакался.
Йоле знал, что через два дня партизаны уходят. И каждый раз, когда вспоминал об этом, сердце его болезненно сжималось. Он забивался куда-нибудь в укромное местечко во дворе, в хлеву или уходил в поле, не желая ни с кем делиться своей болью. Избегал встреч с Дарьей, а когда видел ее, вспоминал, что она скоро уходит, и ему хотелось плакать. Он поручил Раде помогать ей, а сам издали следил за каждым ее движением.