10
Водитель включил фары, свет выхватил из темноты шлагбаум, фигуру часового. Узнав машину командующего, он быстро поднял перекладину. Машины въехали в усадьбу, остановились у входа в штаб фронта. Окна особняка светились, хоть было поздно, но штабисты работали. На днях генерал Конев приказал передвинуть штаб по "запасному варианту" - в деревню Столбы под городом Гжатском. Дальше от передовых линий, да и на случай нашего отступления маневр был оправдан. Часть штабного хозяйства уже перевезли на новое место, а другую - ещё собирали.
Дежурный офицер доложил командующему обстановку.
- Пришёл ответ из Ставки? - спросил Конев.
- Не было, товарищ командующий, - ответил дежурный, подал другие донесения.
Иван Степанович тяжело опустился на стул.
Он достал пачку папирос, размял одну, закурил, жадно вдыхал тяжелый дым.
На правом виске у генерала выступила тонкая жилка, словно он держал на плечах невероятно тяжелый груз.
Пять дней назад за подписями Конева, Соколовского и Лестева в Ставку ушла докладная от руководства Западного фронта.
По данным нашей разведки, а также по показаниям взятого в плен фашистского лётчика-истребителя, военный Совет фронта отмечал, что противник наращивал силы в районе Духовщины. На отдельных направлениях Западного фронта превосходство в танках у немцев достигало в 30 раз больше, чем у соединений Красной армии. Фашисты подтягивали свежие дивизии в район Вязьмы. Наш фронт, отмечали руководители, по-прежнему "очень жидкий", поэтому командующий просил Ставку ускорить "присылку пополнения", "восполнить недостаток пулемётного и артиллерийского вооружений".
Ответ из Москвы в штаб фронта не поступил.
Чуть позже руководство фронта запросило Ставку о разрешении на отвод армий на запасные позиции в случае, если наша оборона будет прорвана и не удастся сдержать натиск фашистов.
Ставка в ответ опять молчала!
Дорог был не только каждый день, но каждый час! От того, какое решение примет Ставка, зависела жизнь многих солдат и офицеров, а в конечном итоге - и судьба всей страны.
Почему же нет ответа? Никто не мог объяснить это молчание.
Наскоро поужинав, командующий принялся рассматривать карту фронта, которую и без того знал наизусть. Так, как знал наизусть начальник штаба пушкинского "Евгения Онегина". Когда обсудили положение армий, варианты обороны, атак, отступлений, Конев неожиданно попросил начальника штаба:
- Василий Данилович, давай почитай что-нибудь для души, передышка нужна, а то голова совсем уже плохо соображает.
- Что-то почитать? Исключительно только для вас, Иван Степанович, - встрепенулся Соколовский. - Для лирики теперь момент, сами понимаете, не совсем подходящий. Ну, уж ладно, попробую чего-нибудь вспомнить, порадовать вас.
Генерал Соколовский просветлел лицом, по-доброму улыбнулся. Минуту-другую он молчал, напрягая память, и вот зазвучал его прочувствованный голос:
Но день протёк, и нет ответа,
Другой настал: всё нет, как нет.
Бледна, как тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
"Скажите, где же ваш приятель? -
Ему вопрос хозяйки был. -
Он что-то нас совсем забыл".
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
- Сегодня быть он обещал, -
Старушке Ленский отвечал, -
Да, видно, почта задержала.
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.
- Как это, Василий Данилович, ты всё запоминаешь? Мне бы столько не запомнить! И вот смотри, как интересно получается. На всякий случай жизни всё есть у Пушкина в этом его романе "Евгении Онегине", - заметил командующий. - Как будто это он про нас написал: "Но день протёк, и нет ответа".
- Так точно, почти про нас написано, - согласился Соколовский. - Мы оказались в роли той самой Татьяны по отношению к Ставке.
- Да, оказались! - вздохнул Конев.
Соколовский опять собрался и продолжал:
Увы, на разные забавы Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешенную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах, долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне,
Они тревожат сердце мне.
Командующий засмеялся, ощутив какое-то душевное облегчение от услышанных пушкинских стихов.
- Нет, Пушкин не прав насчет ножек женских, добра такого нам не занимать, - проговорил он. - А сам-то, часом, не сочиняешь, Василий Данилович?
- Некогда, Иван Степанович, - махнул рукой Соколовский. - Я в детстве любил сказки, а когда в семинарии был, всё стихи учил наизусть, Пушкина любил. Тогда-то я и выучил всего "Евгения Онегина" на память, молодой был, память была свежая, с той поры так и храню в памяти весь роман. В 18-м я пошёл добровольцем в Красную армию. С тех пор и тяну армейскую лямку. А что делать? У меня такой принцип: "Моё место там, где я нужнее". А нужнее всего я здесь, в армии!
- Это правильно! - оценил Конев. - Принцип хороший!
- Если бы не пошёл в армию, - мечтательно продолжал Соколовский, - может, и стал бы писать, может, и был бы поэтом. Не судьба, значит.
- Так, с лирикой закончили, спасибо, - сказал Конев и опять подошёл карте фронта. - Теперь вернёмся к фрицам!
Они снова принялись обсуждать план действий на предстоящие дни.
Соколовский был одним из лучших в Красной армии организатором штабной работы, обладал обширными знаниями, навыками практика. Прибыв на Западный фронт, он планировал операции, укреплял линии обороны. У Конева к начальнику штаба не было особых претензий. И всё же командующий поделился сомнениями о предстоящем наступлении немцев.
- Не думаю, что они пойдут сразу по пяти направлениям, - сказал генерал. - Скорее, немцы будут искать слабое место у нас, чтобы прорвать нашу оборону, а, может, и взять наши армии в кольцо. Может, Рокоссовский был и прав, когда предлагал командованию фронта учесть вариант отвода 16-й армии в глубину обороны, при необходимости, конечно. А я ему приказал всякую подвижную оборону исключить. Как полагаешь, Василий Данилович, правильно или нет?
- Опасения ваши, Иван Степанович, разделяю, хотя и не полностью. Обхват наших частей со стороны фашистов не исключен, у немцев обхват - излюбленный приём. Оборону нашу надо бы изменить, усилить стыки армий, - высказал своё мнение генерал-лейтенант Соколовский.
- Командующего 16-й армией, пожалуй, и следовало бы поддержать, вариант его разумный, я так считаю. Но вы сами знаете, Иван Степанович, что руки у нас связаны. Без согласования со Ставкой принимать такие решения мы не можем, нам нельзя это делать, это противоречит общей установке. Иначе, сами знаете, что будет за самовольное решение.
- Знаю, - резко бросил Конев.
Он молчал, размышлял о чём-то.
- Нам нужна не только оборона, - сказал Иван Степанович. - За собой я оставляю и план наступления.
- Ясно, - отозвался Соколовский, - я согласен.
Они ещё долго обсуждали положение в армиях.
- Утро вечера мудренее, Василий Данилович, - заключил командующий. - Пора отдыхать.
Конев, придя к себе, заснул сразу, будто провалился в глубокую яму.