"Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои, - вспоминал уже после войны один из фашистских преступников. - Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Они всегда пытались прорваться на восток. Наше окружение русских редко бывало успешным. Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость".
Такие оценки появились, разумеется, уже тогда, когда для Германии запахло жареным, когда режим нацистов истончался и превращался в прах на глазах.
22
Но осенью 41-го, конечно же, господствовали другие настроения.
9 октября немецкий министр пропаганды Геббельс заявил на всю Германию, что "исход войны решён, и с Россией покончено".
Вслед за его речью по радио в Берлине передали заявление Гитлера, где он утверждал, что "враг сокрушён и никогда не поднимется". На следующий день газеты в Берлине вышли с кричащими заголовками: "Прорыв центра Восточного фронта!", "Результат марша на Восток решён!", "Последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву!".
В срочном порядке в Германии изготовили медаль под названием "Виктория".
Верхушке 3-го Рейха казалось, что она, как никогда, близка к заветной цели - низвержению русского народа, физическому уничтожению Русской Цивилизации, превращению русских людей в примитивных рабов "полуевропейского типа".
"Мировое сообщество" ликовало по поводу победы фашистов под Вязьмой. Но, как известно, и прежде, да и теперь, оно строило и продолжает строить ликование на чужой крови и собственной лжи.
В "котле" под Вязьмой открывалась мощь русского характера. Никто не сдавался добровольно в плен. Красноармеец Крутов перед гибелью писал потомкам на листе из школьной тетради: "Не забывайте нас, кто будет жить! Мы боролись, мы любили Родину, как мать. Мы были такими, какими были, дрались с фашистами, как умели, мы были такими, других не было. Мы - непобедимы!".
Полностью осуществить выход из окружения не удалось.
Наши армии, ведя жестокие бои, 11 октября у села Богородицкое разомкнули "кольцо" шириной около 30 километров. В свободный коридор устремились уцелевшие соединения Красной армии, но не все успели выйти. Немцы, спешно собрав силы, восстановили блокаду, начали сжимать её. В плен попало более шестисот тысяч наших солдат и офицеров. Теперь они в полной мере ощутили, что такое фашизм.
Под Вязьмой был организован концлагерь, где военнопленным не давали пищи и воды, каждые сутки умирало по 300 человек.
• • •
Иван Степанович услышал шум в коридоре, поднял голову от карты и увидел входящих членов комиссии Государственного Комитета Обороны. Они самостоятельно добрались в деревню Красновидово Можайского района Московской области, куда на днях переместился штаб Западного фронта.
Конев узнал среди гостей Молотова, Мехлиса, Ворошилова.
"Значит, - мелькнуло в голове у генерала, - Ставка поставила на мне "точку".
Да, он не ошибся.
Члены комиссии ГКО из Москвы, уже осознававшие, что под Вязьмой произошла катастрофа для Красной армии, прибыли в штаб с одной целью - отстранить Конева от руководства Западным фронтом.
Но это было ещё не всё!
23
Встретившись взглядом со Львом Мехлисом, Конев почувствовал, как по спине пробежал озноб, будто облили ледяной водой. Человек, глядевший на Ивана Степановича пристально и недружелюбно, отправил два месяца назад под расстрел предшественника Конева - генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова, командующего Западным особым военным округом. Он занимал должность ровно год, был известным военным и Героем Советского Союза.
Его обвинили в том, что допустил в июне 1941 года отступление наших войск от западных границ до Минска.
Павлова отстранили от командования фронтом, а 4 июля арестовали. На вопрос генерала, в чём его подозревают, армейский комиссар 1-го ранга Л.З.Мехлис с нескрываемой ненавистью бросил:
- В предательстве!
Вот так - ни больше, ни меньше.
При самом деятельном участии Мехлиса генералу Павлову выставили грозные обвинения - "был участником заговор ещё в 1935 году", "имел намерение в будущей войне изменить Родине", "открыл фронт противнику".
Даже Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин, когда после суда над генералом получил проект приговора, картинно возмутился: "Пусть выбросят всякую чепуху вроде "заговорщической деятельности".
С самого начала Дмитрий Григорьевич отвергал лукавые формулировки в свой адрес, называл их тяжёлыми, неправедными. Он не только командовал Западным фронтом, но и был удостоен звания Героя Советского Союза, а также являлся заместителем Председателя Совнаркома СССР.
- Я боевой генерал, - возразил Павлов Мехлису, когда услышал обвинения в свой адрес. - Поэтому я требую, чтобы суд надо мной был в присутствии начальника Генерального штаба Красной армии.
Мехлис пропустил просьбу Павлова мимо ушей.
Он желал всеми фибрами души получить признательные показания. Генерала допрашивали батальонный комиссар Павловский и чекист, младший лейтенант Комаров.
Отрывок из допроса:
"Вопрос:
- Вам объяснили причину вашего ареста? - спросили следователи.
Ответ:
- Я был арестован днём 4 июля с.г. в Гдове, где мне было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК. Позже со мной разговаривал зам. пред. Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель.
Вопрос:
- В таком случае приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности.
Ответ:
- Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по независящим от меня причинам.
Вопрос:
- У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.
Ответ:
- Я не изменник, злого умысла в моих действиях, как командующего фронтом, не было. Я также не виновен в том, что противнику удалось глубоко вклиниться в нашу территорию. Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжёлое и неправильное с начала до конца. Если на меня имеются какие-то показания, то это сплошная и явная ложь людей, желающих хотя бы чем-нибудь очернить честных людей и этим нанести вред государству".
Теперь предстояло совершить суд над очередным командующим Западным фронтом. Ситуация, в которой оказались войска под командованием Конева на Вяземском плацдарме, кое в чём напоминала ситуацию, за которую поплатился жизнью Павлов.
Ещё до начала войны генерал Павлов посылал донесения Сталину, Молотову и Тимошенко, где утверждал, что немцы готовятся к нападению на СССР, стягивают войска к границам, ведут разведку, осуществляют диверсии. Генерала полуофициально прозвали паникёром. "Смотри, Павлов, - предупредили из Москвы, - только из твоего округа идёт информация о сосредоточении немецких войск на границе, это неверная, паническая информация!".
Однажды позвонил командующему и сам Сталин, он предупредил, чтобы генерал "перестал паниковать". В подразделениях округа командиры и комиссары заявляли солдатам: "Хотя Германия и фашистская страна, но момент, когда она может начать войну с СССР, ещё не назрел, а у вас от страха расширяются глаза".
Так пытались избежать судьбы, уйти от того, от чего невозможно было спрятаться.
В ночь на 22 июня, помимо внезапности вторжения, фашисты применили приёмы, которые позднее были включении в стратегию операции "Тайфун". Бомбами с воздуха, а также используя парашютистов-диверсантов, немцы вывели из строя и телефонную, и радиосвязь штаба Западного особого военного округа с армиями, уничтожили ведущие командные пункты, после чего осуществлять взаимодействие частей Красной армии стало невозможно.
В ту же роковую ночь в городе Бресте кто-то нарушил вообще всякую связь, не работали служебные и домашние телефоны, войсковая связь. Очевидно, сработала немецкая штурмовая группа.
На рассвете свыше 300 наших самолётов были уничтожены немцами прямо на аэродромах, так что уже нельзя было поднять авиацию против врага.
Генералу Павлову пришлось использовать междугороднюю связь через "обходные линии", он приказал командующим армиями отбивать атаки фашистов, не отступать ни в коем случае.
В 10-ю армию к генералу Константину Голубеву, которая отражала тяжелый удар, командующий послал для усиления руководства частями своего заместителя генерала Ивана Болдина. По всей линии фронта, а она менялась с каждым часом, 22 июня шли ожесточённые бои. Село Жабинка 7 раз на дню переходило из рук в руки. Наша танковая дивизия под Гродно громила танковые и пехотные колонны немцев. Но их тактика - врезаться в позиции Красной армии острым "клином", как поступали в древности крестоносцы, была непривычной для советских командиров, брала верх в бою.