18
После того, как было зачитано "Обращение" Гитлера к солдатам Восточного фронта, личный состав армий, объединенных в группировку "Центр", перешёл к выполнению операции "Тайфун".
Главная их задача на утро 2 октября состояла в ликвидации взаимодействия соединений Красной армии - надо было вывести из строя все виды связи, которыми располагали русские, а затем сильными ударами прорвать нашу оборону.
Фашисты начали со штаба Западного фронта.
Ещё до их наступления, на рассвете, генерал Иван Конев и большая часть штабных офицеров покинули усадьбу князя Волконского в Касне и продвигались к деревне Столбы, месту новой дислокации. Но и старый штаб продолжал действовать, люди остались для связи с частями.
Утром, когда Иван Степанович принимал донесения о завязавшихся боях на передовой, находясь в Столбах, небо над Касной потемнело от фашистских бомбардировщиков. Двадцать "Юнкерсов-88", издавая противный вой при пикировании, хищнически обрушились на барские постройки. Бомбы рвались на аллеях, выворачивая с корнями вековые липы, превращали в крошево кирпичные стены особняка, осколками разлетались по округе. От бомбёжки пострадали семьдесят с лишних наших бойцов и офицеров, некоторые были ранены, а большинство - убиты.
Прежний штаб Западного фронта был уничтожен.
Удары с воздуха фашисты наносили по штабам разных уровней, командным высотам, пунктам управления Западного, Брянского и Резервного фронтов одновременно. Если представить три фронта живым организмом, то их штабы являли собой "нервные узлы", которые задавали, определяли деятельность всех родов войск. Теперь они в большинстве своём были стерты с лица земли. Всё произошло стремительно, командование фронтами не успело принять какие-то ответные меры.
Прицельный разгром штабов Красной армии произошёл, благодаря разведке фашистов, предварительно засекшей их расположение. Не обошлось и без содействия, а по сути прямого предательства некоторых советских офицеров из этих самых штабов, завербованных Абвером, службой военной разведки 3-го Рейха.
Несмотря на это, всё же в ряде дивизий нашлись предусмотрительные офицеры, они создали запасные командные пункты, и использовали их, когда войска отходили под напором врага.
Но таких, впередсмотрящих, было немного.
Проводная связь, соединявшая подразделения внутри армий, а также армии с фронтами, а фронты со Ставкой Верховного Главнокомандующего, фактически бездействовала. В штабах на всякий пожарный случай имели переносные рации, радиостанции. Конечно, не надёжный телефон, но хоть какая-то связь. К сожалению, новыми аппаратами ещё не умели хорошо пользоваться, к тому же опасались радиоперехвата фашистов. Управление войсками резко ухудшилось, роль "телефонов" выполняли посыльные офицеры, терялось драгоценное время.
Всё же генералу Ивану Степановичу Коневу удалось по аппарату "БОДО" передать в Москву докладную, где он скромно написал, что через позиции Западного фронта просочились "мелкие группы противника", чем и ввёл в заблуждение Ставку. Возможно, такая информация командующего фронтом дала повод Сталину, спустя три дня, сказать, что он "не может добиться от Западного и Резервного фронтов исчерпывающего доклада об истинном положении дел", не может "принять никаких решений".
Принимать их надо было немедленно!
Каждый час, любая минута промедления оборачивались убитыми и ранеными на фронтах, усугубляли ситуацию для всей страны. Спасение могло быть в отводе армий в глубину нашей обороны. Но такой операции - "отвода войск" не существовало в военной доктрине Красной армии. Доктрина, порождённая сиюминутными обстоятельствами, когда сдавали города и села, была и для солдат, и для генералов единственной: "Ни шагу назад!".
Сам генерал собственной властью не имел права отдать приказ, спасающий тысячи бойцов. И одной из причин было то, что у высокого по званию командира возникало опасение, будто его благоразумное распоряжение в реальности обернется трусливым бегством частей, даже дезертирством.
А, может, всё-таки имел право?
Вряд ли!
Перед глазами было множество примеров, что такого права нет.
И самый последний случился в первые дни операции "Тайфун". Командира гарнизона Смоленска полковника Малышева, приказавшего взорвать мост через Днепр, когда туда уже въезжали танки фашистов, схватили и хотели судить. Его обвиняли в том, что он уничтожил мост "без согласования с начальством". Потом, слава Богу, всё обошлось, офицер избежал трибунала.
Но ведь десятки других мостов достались врагу без всякого боя, и враг, как на параде, грохотал по ним танками, занимая участок за участком.
За такое почему-то трибунал не полагался!
Может, всё-таки армии трех фронтов имели достаточно сил сдержать удар врага? Ведь чрезвычайных преимуществ у фашистов не было, а преимущества в живой силе и технике, если сложить всю наличность этих фронтов, у них были не столь значительные, о чём я уже сказал чуть раньше.
Пожалуй - да, имели силу для сдерживания мощного удара!
Отступление
И всё же, всё же!
Так, наверное, ответил бы тот, кто умозрительно представляет себе одно из крупнейших сражений Великой Отечественной войны, да к тому же находится от него на огромном удалении во времени.
Легко рассуждать, спустя почти 75 лет, о том, чего никогда не видел и не испытал сам. Такому рассуждающему удобно, сидя в уютном офисе, а не в холодной фронтовой траншее, потягивая горячий кофе, наслаждаясь комфортом, обвинять Конева, Лукина, Буденного и, конечно, самого Сталина в бездарности и "неумении воевать", а наших врагов - Гитлера, Гудериана, фон Бока и прочих "немецких гениев" представлять первоклассными героями, настоящими полководцами, которые знали толк в военном искусстве.
О, племя новоявленных либеральных историков!
Откуда оно взялось на Руси?
Неведомо!
Развелось этого племени - тьма-тьмущая. И говорят, и пишут, и фарисействуют с экрана и со сцены. Ну, хоть бы одного из них, ну хоть бы на одну минуту "машина времени" перенесла бы в Вяземский огненно-кровавый котёл, опустила бы в траншею. Интересно, как бы заверещал либеральный историк, когда бы его поливали из пулемёта с фашистского самолёта, а из-за бугра в него летели бы вражеские мины?
Удержи, Господи, от бездумного суда над той войной, от извращенного понимания больших и малых боёв, на алтарь которых советский народ принёс неисчислимые жертвы!
19
По мере того, как поступали донесения из армейских и дивизионных штабов, ещё уцелевших от фашистского тарана, генерал Конев всё мрачнел, часто курил, ощущал в душе смятение. Командующий, понимая серьезность положения, в котором оказался Западный фронт, лихорадочно искал выход, прикидывал, как, силами каких армий организовать контрудар.
Генерал интуитивно угадывал и собственный просчёт, и просчёт Военного совета фронта - фашисты наступали не по тем направлениям, где их ожидали наши. Он уже сожалел, что поторопился с донесением в Ставку, что отступил от принципа "правдивости", очевидно, рассчитывая к концу дня получить более точные сведения о ходе боёв.
Но и Иван Степанович, увы, не представлял себе реальные масштабы "Тайфуна", устроенного фашистами.
Ударами танковых "клиньев" и "ромбов" немцы взломали несколько участков фронта, растянувшегося от Осташкова и Селижарова до Ельни и Дорогобужа на более трехсот километров, а затем направили силы на "слабое звено" - на стык 30-й и 19-й армий, чтобы охватить наши войска с севера и юга, то есть со стороны Духовщины и Рославля, а не с западной стороны от Вязьмы, как предполагали в штабе Западного фронта.
Бойцы 19-й армии, ею теперь командовал генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин, в числе первых встретили начальную волну "Тайфуна". Накануне армию усилили стрелковыми, танковыми, кавалерийскими дивизиями, тремя артиллерийскими дивизионами и двумя батареями "Катюш". Было чем угостить фашистов, которые боялись реактивной артиллерии больше, чем огня. А у наших солдат один вид "Катюш" сразу поднимал настроение.
В траншее готовились к атаке немцев, здесь были и мои герои.
- Ну, что, Сашок? Поотдыхали вчерась от души, давай теперь за дело браться, - говорил сержант Прохоров рядовому Миронову.
- Возьмёмся, Силантич, нам не привыкать, - откликнулся боец. - Холодновато только чего-то. Руки прямо стынут. Дай, Иван, рукавицы.
- Подожди, согреешься, жарко будет, - сказал Прохоров.
Но протянул Александру утеплённые рукавицы.
Сам Иван ладил установку крупнокалиберного пулемёта, где у него в расчёте вторым номером и числился Миронов. Он проверял обзор, устойчивость пулемёта.
- Слышь, Сашок, у соседей, кажись, началась баталия, - бросил сержант товарищу.
- Ты прав, похоже, началась - подтвердил рядовой.
С позиций соседнего батальона, которые находились вдалеке, доносилась стрельба, разрывы мин и снарядов.
Фашисты действовали приёмами, доведёнными до совершенства на Восточном фронте. На каком-нибудь участке они обозначали наступление, показывали активность, а на самом деле вели игру, чтобы ввести в заблуждение советских командиров. Когда "приманка" срабатывала, немцы даже притворно отступали, заманивая красноармейцев в ловушку. И в то же самое время, когда велась эта игра, фашисты наносили мощный удар в совершенно другом месте, где атаки от них не ожидали.
Точно так получилось и в то холодное утро.
Устроив репетицию на позициях соседнего батальона, немецкие танки, поддерживаемые артиллерией, а с воздуха - "Юнкерсами-88", группами потекли на рубежи 50-й стрелковой дивизии, а вслед за ними рядами валила пехота. Кое-где она даже опережала танки, быстро приближалась к нашим траншеям.