Волей-неволей пришлось полковнику Комаровскому пойти на уступки и впервые за многие годы службы в армии отменить свой приказ. Полуденное солнце, выглянув из-за белесых туч, на минуту осветило место недавнего шумного сборища: одиноко торчащий на площади стол, а около него на притоптанном множеством ног снегу золотыми искрами сверкнули две вихровские пуговицы, сверкнули и тут же потухли, как только солнце скрылось за тучи.
А казаки уже занялись обычными делами: водопоем, кормежкой и чисткой лошадей, у походных кухонь выстраивались очереди за супом.
На этом и закончился конфликт между казаками и офицерами 1-го Читинского полка. Крепок еще был в полку казачий дух, верность присяге, беспрекословное подчинение "отцам-командирам".
К вечеру этого же дня эшелоны забайкальцев двинулись обратно, и казаки успокоились, повеселели. Разговоры их все больше сводились к тому, когда и с какой станции повернут их поезда на Сибирь, в сторону студеного, но столь желанного Байкала.
Глава XVIII
Морозным январским вечером со станции Чита-первая вышел одинокий, без вагонов паровоз. В будке его кроме машиниста ехало еще четверо - делегация по переговорам с казаками 1-го Читинского полка, прибывшего на станцию Кенон. В составе делегации - Борис Жданов, Захар Хоменко, Борис Кларк и бывший счетовод конторы Петр Степанов.
Стужа к ночи усилилась, полная луна тускло светила сквозь густой, морозный туман, но в паровозной будке тепло, жарко пышет от раскаленной топки. Жданов присел на какую-то чурку и только теперь почувствовал смертельную усталость, сказывалась суматоха последних дней. За это время на его голову свалилось столько всяких дел, что спать приходилось урывками и где придется. Борясь с одолевавшей его дремой, он видел, что и Захар Хоменко клюет носом, сидя на кочегарной скамейке, а Кларк уже крепко спит, примостившись на куче угля. Сегодня, как пришел он из ночной смены в Совдеп, так и дома не был; из Совдепа отправился на окраину Читы, где красногвардейцы, готовясь к обороне города, долбили мерзлую землю, устраивали в ней окопы, а батарейцы устанавливали орудия. А вечером экстренное заседание президиума Совета и вот - поездка на переговоры. Рядом с Кларком сидит Степанов, привалившись спиной к стенке, и не видно, спит он или думает о чем-то, уставившись глазами в одну точку.
Проснувшийся Хоменко выпрямился, достал из кармана кисет и, свертывая самокрутку, проговорил со вздохом:
- Сумеем ли поладить с казаками?
- Вряд ли, - отозвался Степанов, - то, что офицеры до сих пор сохранили в полку свою власть над казаками, говорит о многом, и, к сожалению, не в пользу революции.
- Вот и я так же думаю, - согласился Захар, - казаки, они казаками и останутся.
- Ну это, Захар Петрович, не совсем так, - возразил Степанов, - казаки, что вы там ни говорите, все-таки уж не те, что были в девятьсот пятом году. И я уверен, что многие из них пойдут с нами.
Степанов помолчал, потом еще говорил о чем-то, но слова его уже не доходили до сознания Жданова. Сквозь дрему чудилось Борису Глебовичу, что это не Степанов говорит, а где-то рядом журчит, перебираясь по камешкам, речка, пошумливает над нею камыш, мерно выстукивает мельничное колесо, и все тише, тише, и вот уже совсем замолкло. Сон завладел им окончательно. Он не слышал, как приехали на станцию Кенон, как Степанов, пожалев будить товарищей, один пошел разыскивать командира полка, чтобы договориться с ним о встрече.
Когда Жданова и его товарищей разбудил машинист, Степанов уже дожидался их внизу у подножки паровоза. Рядом с ним стоял казак в полушубке с меховой оторочкой на груди и боковых карманах.
- Пошли! - коротко, тоном приказа заявил казак, и все четверо отправились за ним куда-то мимо вокзала.
На дворе все так же злилась стужа, на сером от морозной копоти небе такая же тусклая стояла луна, и вокруг нее образовался широкий белесый круг. Вдали от вокзала мутной грудой темнели казачьи поезда, откуда доносился глухой слитный гул людских голосов, топот кованых копыт по деревянному настилу и скрежет колес по снегу.
- Радехоньки казачишки-то, - заметил Хоменко, - добрались до родных краев и утра не дожидаются, за разгрузку принялись.
Но там, как видно, разгрузку уже заканчивали, слышались слова команды к построению, словно казаки готовились к какому-то выступлению.
Казак довел делегатов до небольшого одноэтажного дома, посторонившись, показал рукой на дверь: проходите сюда.
Делегаты вошли в большую, освещенную висячей лампой комнату, совершенно пустую и даже нетопленную, посредине которой, поперек нее, стоял длинный стол. Человек пять офицеров сидели на скамье у стены по ту сторону стола. Еще несколько офицеров кучкой толпились поодаль; разговаривая, они курили, и среди них, к великому удивлению своему, наши делегаты заметили нарсоветовцев: эсера Афанасьева, эсера Магазинера и меньшевика Фромберга.
- Всё! - с отчаянием в голосе тихо произнес Хоменко. - Не будет у нас толку, эти предатели уже снюхались с ними…
- Да, дела наши, по всему видать, незавидные, - поддержал Захара Степанов.
Делегаты подошли к столу, около которого, словно подчеркивая, что разговор будет коротким, хозяева не поставили ни скамей, ни стульев.
С той стороны поднялись со скамьи офицеры: полковник Комаровский, высокого роста, узколицый, горбоносый человек, войсковой старшина Вихров и еще три есаула. В это время в комнату вошел молодой сотник; подойдя к полковнику, он козырнул ему и о чем-то коротко доложил. Полковник, повернувшись к офицерам, отдал какое-то распоряжение, и несколько человек их, во главе с Вихровым, сразу же вышли. Вместе с офицерами ушли и нарсоветовцы. В комнате кроме делегатов остались полковник, пожилой есаул и четыре молодых офицера.
Комаровский с есаулом подошли к столу. Полковник провел насмешливым взглядом по засаленному полушубку Хоменко, по испачканному углем пальто Кларка и заговорил, обращаясь к Жданову:
- Слушаю вас, господа.
- Мы приехали выяснить, - начал Жданов, - ваше отношение к революции, политические убеждения, а также ваши намерения и планы.
Тонкие губы полковника поежились в презрительной улыбке, лукаво заискрились его карие глаза…
- Мы не имеем никаких ни планов, ни намерений, - сказал он, - мы люди военные и выполняем то, что нам прикажут. Что же касается политических убеждений, то мы не против революции и вот здесь, в Забайкалье, признаем новую власть, именуемую здесь "Народным советом". - Полковник замолк, снова медленно обвел глазами делегатов и продолжал чеканить каждое слово: - Воинская, казачья честь обязывает нас подчиниться этой власти, и в случае нужды, защищать ее от всяких… э-э… врагов.
- Та-а-ак. - Жданов оперся обеими руками о край стола, встретился с полковником взглядом. - А вам известно, господин полковник, что этот "Народный совет" не признают ни рабочие, ни крестьяне, ни трудовые казаки Забайкалья?
- Мне известно одно: это вполне законный орган власти Временного правительства, которому мы присягали на верность.
- Но позвольте, - вступил в разговор Степанов, - разве вы не знаете, что Временное правительство свергнуто? Народ избрал себе новую форму правления - советскую власть, и законным правительством теперь является Совет Народных Комиссаров.
Полковник утвердительно кивнул головой:
- Да, мы знаем об этом. Но мы знаем также и то, что власть эта навязана народу силой, а поэтому не признаем ее.
- В таком случае, - еле сдерживая вскипавший в нем гнев, вновь заговорил Жданов, - мы предлагаем вам разоружиться, сдать оружие Совету рабочих и солдатских депутатов, иначе мы не пустим вас в Читу.
- Ого! - усмехнулся полковник. - Кто же это помешает нам войти в город?
- Наша Красная гвардия.
Стоявшие позади полковника офицеры переглянулись, заулыбались, один из них злобно-весело и довольно внятно процедил:
- А мы ее в капусту, вашу гвардию краснорваную, изрубим!
- И Читу вашу первую, скопище бандитское, - уже более громко добавил другой, - во вспаханное поле превратим.
- Господа, - повысил голос Жданов, кинув в сторону офицеров твердый взгляд, - мы разговариваем с командиром полка и просим не мешать нам своими угрозами.
- Кончай, Борис Глебович! - Все время молчавший Кларк дернул Жданова за рукав. - Ни до чего мы с ними не договоримся. Пошли!
- Да, - согласился Жданов, - больше нам говорить не о чем, все ясно.
И все четверо, провожаемые насмешливыми взглядами офицеров, направились к выходу.
А на дворе их ожидала новая неприятность. Едва они отошли от дома, как вдали, по ту сторону железнодорожной линии, заметили темную лавину, что удалялась в тумане в сторону Читы.
"Неужели казаки?" - невольно подумалось каждому, и в ту же минуту из-за темной груды вагонов справа показалась новая колонна, в которой уже явственно различалась конница. Это отходила уже последняя сотня. Казаки пересекли линию железной дороги, крупной рысью двинулись следом за полком. Сквозь дробный конский топот слышалось звяканье стремян и шашек.
- Дождались, - упавшим голосом проговорил Кларк, - обманули, проклятые, зубы нам заговорили, а сами полк на Читу двинули.