- Копия ты: уставшая, мнительная, пропадает от характера. У всех жены - у меня учительница, это моя горькая шутка. Жены копят к субботе стирку, моя тетради и стирку. Я для нее ученик, только постарше ее. И ей странно, что она, легко справляясь с сорока учениками, не может справиться с одним. Вины своей, я уже тебе и это говорил, никогда не признает, отлагательств не терпит, если велит что-то сделать, например, дочери, та должна кидаться немедленно, иначе она начнет делать сама: а дочь в это время занимается другим, и ей нужно время на переключение. Меня упрекает, что ее не люблю…
- Ты ее действительно не любишь.
- Не могу же я быть любвеобильным, если я тебя люблю, мне этого хватит и в сем веке, и в будущем. Считает, что плохо отношусь к ее родителям, а у нас прекрасные отношения, родной сын бывает у них в три раза меньше. Ну и так далее. Не было денег - страдала, появились деньги - страдает…
- Это ты ее довел до того, что она не уверена в завтрашнем дне.
- В нем все не уверены. Кто знает, что завтра будет. И нечего заглядывать. Живут сейчас, а не потом. Если не радоваться рассвету и дню, то ждать от заката нечего. Что впереди? Что у всех впереди? Единственное, что всех уравняет, - смерть. Я говорю с тобой, а из головы не выходит рукотворный образ Спасителя. За одиннадцать веков он видел почти двадцать поколений. И вот вчера посмотрел на нас. Тут я сам многое не понимаю, но хотел выразить, что не верю, что мы свободны от влияния ранее живших. Даже не рождением, это не от нас, это данное, а тем, что мы должны улучшаться, а мы ухудшаемся. Сводим счеты, поедаем друг друга, от сплетен гибнет больше, чем от рака…
- Нет, нет, это ты ее довел.
- Это она меня довела.
- Змею загони в угол - она начнет бросаться. -
- Не сравнивай мою жену с гадом. А ты мужа не довела?
- Специально. Он писатель, обязан отражать все разнообразие жизни, я ему и показываю разнообразную жизнь. Он всегда говорит, как вредно действуют на прозу и поэзию дачи из слоновой кости. Пусть на него благотворно действует наша пятиметровая кухня, смежные комнаты, Дарьяльское ущелье коридора. И нечего тебе жаловаться на свою жену.
- Не жалуюсь, а рассказываю. Сама просила. Она не терпит вторых ролей в семье, а я с характером. Но я-то муж. А разве она смирится? В борьбе за первенство она теряет силы, а так-то бы с чего, ей уставать?
- С чего? С тревог за тебя! За твою работу! За свою работу! За детей! За родителей!
- Я-то середняк, но вот как ты не бережешь своего талантливого мужа, история тебе не простит. Сервантес велик, но жена его из дому выгнала и собачьей похлебкой кормила. А ведь горит теперь ее душа грешная. Ой, прости, посиди там немножко. Надо запомнить этот свет, этот пролет пространства и тебя. Да, милая, я воспою наш южный роман. Это твое прекрасное тело омывали волны Русского моря, так называлось Черное море в давние времена, это твои милые глаза смотрели, как утром из-за камышей взмывает солнце. Это в твоих ладонях сверкали капли морского ночного сияния. Это твои губы так редко меня целовали.
- Радуйся и этому. Ему и этого не достается.
- Опять гордыня. И для моей жены уступить - значит но простить себе. Мудрость русской народной сказки о жене, для которой "что муж ни сделает, то и хорошо", непонятна пока моей жене.
- Да и мне непонятна, ведь жизнь-то не сказочная.
- Но мудрость-то жизненная. А мужик между тем, уйдя на рынок продавать корову, вернулся лишь с иголкой.
- Значит, баба глупая.
- Любящая и мудрая - разве на тот свет что можно утащить?
Женщина встала, съязвив при этом, что я перестал любоваться и запоминать свет на ее лице. Мы пошли еще выше вдоль обрыва, который становился все отвесней и скоро превратился в пропасть.
- Пропасть, - сказал я.
- А сменить ударение и будет: пропасть, - сказала она.
- У тебя вообще черный юмор, - рассердился я. - Плыли… Когда? Позавчера, еще до концерта, попали в холодное течение… Ты что сказала?
Она засмеялась:
- А что, неплохо сказала: на дне еще холоднее.
- Или: ты плыла без меня, я и не знал, что ты за мной плыла, так далеко ты еще не плавала, вдруг кричишь. Господи, как я перепугался. Волны, ветер, кричу: отдыхай, отдыхай! А ты потом говорила, что я кричал: подыхай, подыхай. Это юмор?
- Отсюда брякнуться - и следов никаких. Да?
- Отойди от края.
- А в каком это фильме влюбленные вместе бросаются в пропасть?
- В фильме же все рассчитано на воздействие, в жизни за месяц нет столько трупов, сколько в каждом почти кино. Твой муж мне рассказывал, как он работал с режиссером и как тот требовал от него не просто убийства, но убийства изощренного. "Убей его с выдумкой, - кричал режиссер, - ударь обывателей по нервам, пусть проснутся (это он в целях обращения обывателей к заботам об отечестве, по бедным обывателям уж столько раз ударяли по нервам, что они отупели), убей!" Не рассказывал? Это он кричал в деревне, куда твой муж уезжал работать. Старуха - хозяйка дома - чуть с ума не сошла. Приехал ведь из мира искусства и кричит: "Убей!"
- Рассказывал. Конечно, какая изощренность, в жизни псе проще, вот оступиться - и все.
- Отойди от края. Иди с этой стороны, слышишь? Рассержусь.
- Скажи, но только честно-честно, жене можно было солгать, но не любимой, ты меня любишь?
- Да.
- Скажи: ты хотел когда-нибудь, чтоб твоя жена умерла?
- Нет.
- Даже когда доходило до развода?
- А дети?
- Что дети? Они уже большие, да и нужны ли мы им будем? Вон Васса Железнова ради детей мужа умертвила, а чего дождалась? Я знаю, муж мой рад бы был моей смерти. Если б не ты, а он со мной купался, уж точно бы подплыл да сделал бы такую рожу, что у меня бы и руки и ноги отнялись. И никто бы не был виноват.
- Ты больная. Тот экскурсовод, помнишь, говорил о смеси горного и морского воздуха и о том, что нервы здесь вылечиваются в три дня, а у нас скоро полный срок.
- Да, скоро заказывать такси, скоро в аэропорт.
- А в нем я страшно боюсь столкнуться со своей женушкой, ее вспыльчивостью, способностью при посторонних кричать на детей, меня, ой, а там дом, работа, там ее разговоры о деньгах, ну и так далее.
- Я еще больше твоего боюсь встретиться со своим мужем, с его черствостью, равнодушием. Он сядет разбирать почту, и уже не мой, не семьи, потом он должен ехать подряд в два места, запустит все дела, я буду во всем, даже в его делах, виновата. Кстати, о кино, он расплевался со студией, так что и денег не будет.
- Мы говорили уже об этом - растворись в его деле, оно не ложное, ради меня нельзя ничем жертвовать, но в нем дар, который надо спасти.
- Будет целыми днями брюзжать, что ему не работается, когда я дома, а когда меня нет, спрашивать отчета, а ты говоришь - смесь воздуха.
- "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он малодушно погружен…"
- Стыдно! Пушкина не знаешь. Не в заботы, а в забавы.
- Да уж какие забавы, сплошные заботы. "Молчит его святая лира, душа вкушает сладкий сон…"
- А моя душа что вкушает?
- "… и средь детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенется как пробудившийся орел!" А тут ты со своими заботами.
- Но не с забавами, а с заботами!
- Не в это же время!
- Я устала угадывать, это время или не это. Пусть живет один.
- Но он не может без семьи.
- А семья с ним не может.
- Почему?
- Он меня не любит. Я нужна ему иногда как вещь на полчаса, час, и он снова чужой.
- Вздор. Мы что, снова пойдем по кругу этих взаимных обид, выяснения отношений?
- Вот что, милый. Я выслушала все твои теории и лекции. Спасибо, что ты мне сказал о значительности моего мужа и о моей ничтожности, я это знала. Иди обратно один, иди, не жди. Прошу.
- Мужчины любят сильнее и глубже, физически они устроены проще, но не душевнее. Нет статистики, но поверь, что очень много самоубийств из-за любви именно юношей. Кто кого не дожидается чаще всего, когда парень служит в армии? Девчонки. Им страшно не выйти замуж, при выходе ими руководит чаще расчет, чем наоборот. Кто сидит в колониях? Молодежь, в основном мужчины. Из-за кого? Из-за женщин. Кражи, драки, пьянство - корень их в женщинах. Все блатные песни полны горького упрека той девушке, которая довела до арестантов…
- У-хо-ди.
- Вопрос: какие женщины.
- У-хо-ди. Ты ничего не понял ни во мне, ни в себе.
- Ты из тех, которые спасают, а не губят. Из редчайших жертвенных натур, почему же ты…
- Мне плохо, ты не видишь - мне плохо? Уходи.
- Как я уйду, если тебе плохо? Ничего себе логика.
- Стой, мне ничего не надо, я прекрасно себя чувствую, "во и у меня даже прибавилось сил. Наша игра довела меня, именно меня, до этой пропасти. Вернуться к тебе, к нему я не смогу. Мне было хорошо с тобой, я тебе очень благодарна, что ты эти три недели был ласков, внимателен, хотя бы три недели. Мне было так хорошо, что я точно поняла, что лучше мне никогда не будет. Вернуться в жизнь, которая есть непрерывная каторга души, - нет!
- Ия тоже не хочу жить, как мы жили. И ты не хочешь!
- Ты ничем не хочешь жертвовать, а требуешь жертвы, ты ни в чем не уступаешь, а требуешь уступчивости, ты жесток, а требуешь ласки.
- Это не я, это моя работа, она требует меня всего, и я обязан ее делать хорошо. Да, в том числе и за счет твоих нервов и крови.