Павлик едва не проехал нужную остановку. Выскочил на дощатый перрон, огляделся, припоминая план, который рисовал ему командир. Вот за тем переездом должна быть тропинка к питомнику, напрямик через лес.
За лесом открылась делянка, засеянная гречихой, а за ней - небольшая ферма: два домика, длинный, крытый черепицей сарай и обширный вольер, огороженный проволочной сеткой. Справа тянулся глухой забор из рифленых дырчатых листов аэродромного железа.
Интересно, каких ему дадут собак: щенков или зрелых, уже прошедших начальную дрессировку? Майор наказывал просить, в крайнем случае, годовалых, их можно будет сразу же вводить в строй. А на щенков не соглашаться. Но если уж совсем ничего не будет другого…
Ни одной собаки в вольере не было видно, только в самом дальнем углу у железного забора какой-то солдат тренировал, выгуливал матерого кобеля. На деревенском резном крылечке сидел громадный рыжий кот и нахально пучил зеленые глаза. "Надо же, - с изумлением подумал Павлик, - в собачьем питомнике живет такой полосатый бандит".
Павлик поднялся на крыльцо, покосился на окошки - никто не видит? - и коленом спихнул кота. Подумал: надо бы разработать тактику визита. Как вести себя: сухо, сдержанно или деликатно, просительно? Впрочем, зачем унижаться, у него же есть личное письмо майора Вилкова к начальнику питомника. А они оба как-никак старые фронтовые приятели.
Одернув гимнастерку, Павлик решительно толкнул дверь. За нею оказалось две комнаты. В левой никого не было, а во второй, отделенной фанерной перегородкой, сидел дородный, усатый, совершенно лысый старшина ("везет же на лысых", - мелькнула невеселая мысль).
- Здравия желаю, товарищ старшина! Вам передает сердечный привет майор Вилков Николай Федорович и посылает это личное письмо, - отчеканил Павлик.
Старшина тяжело поднялся из-за стола, с минуту повертел в руках конверт. И сказал неожиданно высоким, прямо-таки бабьим голосом:
- Возьми письмо, ефрейтор. Мой пламенный привет.
- Кому?
- Твоему майору Вилкову.
- Почему же, товарищ старшина?
- Потому что старшины Фомина тут давно нет. А есть старшина Алексеенко. Это, значит, я.
- Вот это неожиданность… - Павлик чертыхнулся в душе, вспоминая свои дурацкие философствования в вагоне.
- Да, - сказал старшина и бросил письмо на угол стола. - Для кого как. А для меня нет. Вижу: за собаками приехал.
- За собаками… - эхом повторил Павлик. Он вытащил свое командировочное предписание и "Отношение" с зеленой гербовой печатью. - У меня бумаги есть.
- У тебя бумаги есть. А у меня собак нет, - старшина смотрел в окно, мучительно морщил нос и вдруг чихнул, точно выстрелил из ракетницы.
- Будьте здоровы, товарищ старшина!
- Не подхалимничай.
- Извините…
Старшина грузно вышагивал по комнате, а Павлик смотрел на него и все никак не мог уловить точку, где он поворачивался. А может, он не поворачивался, может, ходил, пятясь, спиной вперед? Будто на качелях: туда-сюда, туда-сюда… Ходит и молчит, ждет, когда Павлик уйдет. Но ведь просто уйти нельзя! Как же он уйдет отсюда без собак, как вернется в дивизион, что ответит майору Вилкову? "Без собак не возвращаться" - это же ему было сказано, ему, ефрейтору Рыбину.
- Может, хоть пару щенков, товарищ старшина! - взмолился Павлик. - Понимаете, дивизион охраной не обеспечен. Ракетный дивизион!
- Щенки есть, но не дам.
- Ну, товарищ старшина…
- Не канючь. А еще ефрейтор. Может, слезу пустишь?
Старшина подошел к Павлику вплотную, ногтем указательного пальца постучал по бляхе ремня.
- Ты собаковод?
- Собаковод.
- Собакопут ты, а не собаковод. Пустовка когда бывает? Зимой. Плюс два месяца беременности. Значит, щенки когда появляются? В конце весны, сейчас. Сосунки. А ты приперся со своим предписанием. Выдавать молочных щенков - преступление. Выбракованных тоже нельзя. Других у меня нет. Понял?
- Что же делать?
- Возвращаться в часть. С моим приветом.
Старшина взял Павликову командировку, написал что-то на обороте, потом достал из сейфа печать, долго и трудно дышал на нее, прежде чем пришлепнуть на бумаге.
- Убытие отмечаю послезавтрашним днем. Можешь сутки погулять в городе. Местный?
- Так точно.
- Ну тем более.
Вручая Павлику предписание, старшина назидательно погрозил толстым пальцем.
- И не безобразничай. Зачем давеча Ваську пнул? А еще собаковод. Собаковод должен уважать животных.
- Так это же кот…
- Конечно, кот. Но какой? Он у нас главный охранник продсклада. Крошки не тронет без разрешения. Ясно?
- Ясно, товарищ старшина. Прошу извинить. Разрешите идти?
- Счастливо, ефрейтор.
7
Почему бывают неудачи?
Потому, что человеку не везет. Обстоятельства складываются решительно против него. Есть даже выражение: "в железном плену обстоятельств". Тут единственный выход - благоразумие.
Не это ли имел в виду словоохотливый музыкальный эксцентрик?
Стыдно будет возвращаться в дивизион с пустыми руками. А что он может сделать? Что? В конце концов майор умный человек, поймет. Марфин тоже поймет.
А пока надо делать вид, что ничего особенного не произошло. Впереди еще целые сутки отпуска, встреча с Ниной, разговоры с матерью, может быть, встречи со старыми друзьями. К тому же нет худа без добра, стоит только присмотреться. Есть и в этой неудаче свой плюс. "Позитивный элемент", как когда-то любил говорить учитель истории. Не будет собак - не будет и неприятных расспросов матери и особенно соседей. Можно представить, в какой бы они пришли восторг, узнав, что "этот вертопрах" Пашка Рыбин - собаковод!
Прямо с вокзала Павлик позвонил Нине. Она сразу же набросилась на него:
- Ты где пропадаешь? Мы ждем твоего звонка целый час.
- Да? - Павлик удивленно посмотрел на часы: действительно без четверти семь. - А кто это мы?
- Я и Славик. Один из моих друзей.
- Что-то я такого не знаю.
- Вот и познакомишься. Приезжай сейчас на Театральную площадь к магазину "Поэзия".
С вокзала Павлик заскочил в кафе перекусить. Ничего, пусть подождет с "одним из своих друзей".
На место свидания, к небольшому магазинчику с пышным названием "Поэзия", Павлик явился только через сорок минут. Тут уже выхаживало несколько человек таких, как он: с букетиками, с журналами, с тощими поэтическими книжечками. Среди них была и девушка, но Павлик еще издали определил: это не Нина. Неужели ушла, так и не дождавшись его?
Но он напрасно тревожился. Минут через пять появилась Нина в сопровождении высокого, сутуловатого и, как показалось Павлику, нарочито неряшливо одетого парня.
- Извини, пожалуйста. Ты давно нас ждешь?
- Еще бы! Конечно, давно, - соврал Павлик.
Павлик пытливо разглядывал Нину. Она изменилась! И пожалуй, к лучшему. То, что раньше в ее чертах было несмело-привлекательным, только угадываемым, теперь выглядело эффектно, броско. Сияющие, распахнутые глаза, тонко очерченные крылья носа, нежный овал подбородка - она была очень красива.
- Есть предложение, - сказала Нина, - встретиться с одной интересной компанией.
- Ладно, - махнул Павлик, - предложение принимаю.
- Нет, нет! Сначала познакомьтесь. Это Павлик, а это Станислав, поэт и композитор.
"Конечно, - хмуро подумал Павлик, - то, что я солдат, говорить не надо".
- А я вас, кажется, где-то видел, - вяло сказал он, только чтобы сказать что-нибудь. И потом ему просто хотелось услышать Станислава, поэта и композитора - стоит, молчит, угрюмо сверлит глазами.
- Вполне возможно, - ответил Станислав и запустил пальцы в длинные волосы. - Я частенько выступаю по телевидению.
"Загибает", - решил Павлик, впрочем с некоторым интересом оглядывая парня. Вспомнил, как самому когда-то пришлось немало помучиться с модной "робеспьеровской" гривой.
- Славик, пожалуйста, прочти что-нибудь такое… острое. - Нина явно предвкушала удовольствие.
Поэт посмотрел на Павлика невидящим взглядом и внезапно выбросил вперед ладони, словно собираясь оттолкнуть Нину и Павлика или оттолкнуться от них.
В твоем парадном худые кошки
На мир холодный в углах глазеют,
На мир, где каждый с отдельной ложкой,
На мир, где каждый другого злее…
Взгляд его потух, дрожащими пальцами он стал вытаскивать сигарету.
- Ну как? - заинтересованно спросила Нина.
Павлик вспомнил почему-то одутловатое лицо старшины из питомника, ехидные искорки в его глазах и представил "поэта" под началом старшины Алексеенко. Ему стало весело.
- Буза, - убежденно сказал Павлик.
- Вы подумайте! - Станислав высокомерно вскинул голову. - Какая потрясающая изысканность!
- Уж как есть, - сказал Павлик.
Минут двадцать они молча шли вверх по Пушкинской, испытывая неловкость. Остановились возле старинного особняка.
- Ну вот и пришли, - сказала Нина и придирчиво оглядела Павлика, как мать, отправляющая в школу своего первоклассника, - Павка, а почему ты в форме?
- Да я ж прямо с вокзала.
- Так даже лучше, - сказал поэт. - Это вносит элемент опрощения.
В обширной гостиной Павлик впервые почувствовал себя явно не в своей тарелке. Старинные гобелены, почерневшие от времени бронзовые барельефы, огромный - до самого потолка стеллаж - с книгами в дорогих тисненых переплетах - все это было так непохоже на привычную казарменную обстановку.
Навстречу выкатился взъерошенный краснощекий мужчина, пританцовывая, поцеловал руку Нины, потом, поблескивая стеклами пенсне, принялся удивленно-восторженно разглядывать Павлика.