- Краткость - сестра таланта, правильно, Игорек? - подначил друга Андрей, хлопнув его по плечу.
- Иди ты, - тряхнул плечом тот, не воспринимая шутки. - Александр Григорьевич, так что случилось с участником бунта со Сретенки?
- Владелец клада, житель ремесленной Сретенской слободы - кафтанник, дегтярь или седельник, - вероятно, слышал, как по соседству, с крыльца церкви Феодосии на Лубянке, прозвучало "воровское письмо", призывавшее к бунту. К ночи он вернулся на свое подворье и закопал все свои сбережения - серебряные монеты, отчеканенные еще при Михаиле Федоровиче. А утром с другими посадскими людьми вступил в бой со стрельцами, где и погиб. А может, был зверски казнен после подавления бунта... Ну вот, пожалуй, и все о наиболее интересных московских кладах...
- Как все? - не согласился Андрей. - А клады восемнадцатого-девятнадцатого веков, разве они менее интересны?
- С середины восемнадцатого столетия число кладов уменьшается ненамного, но они становятся значительно мельче, - сказал Александр Григорьевич. - Надеюсь, вы догадываетесь почему?
- Банки! - не задумываясь, выпалил Игорь, видать, вошедший в роль первого ученика.
- Совершенно верно, - подтвердил Александр Григорьевич. - С созданием банков в тысяча семьсот пятьдесят четвертом году для дворян и купцов отпала необходимость хранения денег в кубышках. А крестьяне, ввиду усиления крепостной зависимости, стали значительно беднее. Поэтому и клады их в основном состоят из медных монет, и для историков они малоинтересны. Впрочем, один клад в Москве, относящийся ко времени царствования Екатерины Второй, напоминает историю в духе Стивенсона...
- Это на территории бывшей Даниловской мануфактуры? - блеснул глазами Максим Иванович.
- Вот именно, - кивнул Александр Григорьевич. - При раскопке одного из земляных бугров, расположенных на территории фабрики, были найдены тридцать четыре медные копейки времени Екатерины Второй. Но самое главное - рядом находились человеческий череп и кости, железные ножные кандалы, медные пуговицы.
- Ой как страшно! - воскликнула Лариса. - Что же это могло быть?
- Трудно сказать. Возможно, убили бежавшего из тюрьмы заключенного и, не обыскав его, тут же похоронили.
- Ну а в двадцатом веке, наверное, тем более никаких интересных кладов не было? - спросил со вздохом Василий.
- Вот тут вы ошибаетесь, молодой человек, - улыбнулся археолог. - Были находки, причем в стоимостном выражении гораздо более дорогие, чем древние.
- Как же это? - удивился Василий.
- А очень просто: после октябрьской революции из Москвы бежало немало капиталистов. Однако многие из них верили, что революция - это ненадолго, и закапывали часть своих сокровищ.
- Даже сокровищ? - скептически заметил Василий. - Это как в "Двенадцати стульях"?
- Именно, - серьезно кивнул головой археолог. - За примерами далеко ходить не надо. Уже в наши дни, в августе семьдесят второго года, на Марксистской улице, на месте снесенного дома, школьники заметили торчавшую из земли бутылку коричневого стекла с притертой пробкой. Внутри бутылки оказалось тринадцать драгоценных предметов: кольца с многочисленными бриллиантами, брошь, серьги, кольца из золота и пластины, усыпанные драгоценными камнями.
- Это же, наверное, миллионное состояние! - воскликнул Красовский.
- Не знаю, не интересовался, - сухо ответил Александр Григорьевич. - С точки зрения историка наиболее ценная вещь в этом кладе - брошь с рубинами и алмазами, изготовленная в восемнадцатом веке.
- Не иначе, какой-нибудь князь или граф припрятал, - уточнил Василий.
- Может быть. Могу еще курьезный случай рассказать, - улыбнулся археолог. - В жилом доме на Тверском бульваре, принадлежавшем до революции банкиру, при замене полов обнаружили три слитка. Долго никто не догадывался, что они золотые. Мужчины с их помощью распрямляли гвозди, а женщины, когда кипятили белье, прижимали крышки кастрюль. И только через несколько месяцев случайно было обнаружено, что это червонное золото, причем каждый слиток был по два с половиной килограмма. Жильцы сдали их государству, получив приличное вознаграждение. Ну и кстати, завершая свой рассказ о такого рода находках, хочу сказать, что сюжетная завязка прославленных "Двенадцати стульев" отнюдь не фантастична. Совсем недавно, правда, не в Москве, а в городе Лодейное Поле Ленинградской области, при ремонте старинного стула столяры обнаружили газету, в которую была завернута крупная сумма денег в иностранной валюте. Газета была от четырнадцатого ноября тысяча девятьсот восемнадцатого года.
- Гениальное предвидение? - хмыкнул Красовский. - А Валентин Катаев в своей повести "Алмазный мой венец" освещает эти события несколько по-иному: он "уступил" придуманный им сюжет Ильфу и Петрову за золотой портсигар.
- Ну что ж, это лишний раз подчеркивает, что писатели ничего не придумывают, а черпают сюжеты из жизни, - назидательно ответил Шапошников. - Александр Григорьевич, от имени всех членов КЛИО разрешите поблагодарить за очень интересный рассказ!
Члены клуба бурно захлопали, Александр Григорьевич в ответ шутливо-нарочито раскланялся.
- Александр Григорьевич! - не унимался Шапошников. - А почему вы никак не прокомментировали последнюю находку, то, что лежит на этих стендах?
- Мы тут посоветовались с Максимом Ивановичем и решили, что не следует сковывать вашу пытливую мысль...
- Как это? - не понял Игорь.
- Ну что здесь непонятного? - вступил в разговор Максим Иванович. - Вы теперь знакомы с историей кладов. Попробуйте теперь сами установить, кто был владельцем клада. Ну, кто смелый?
Красовский поднял руку:
- Можно, я? Тем более что был, так сказать, у истоков этой находки.
- От скромности не умрешь, - хмыкнул Шапошников. - Впрочем, давай. Если запутаешься, поможем.
- Давай, Андрей! - поддержал и Дутиков.
Красовский прошел к стендам.
- Можно с полным основанием утверждать, что клад был захоронен не раньше тысяча семьсот сорок пятого года, потому что именно этим годом датируется самый поздний рубль Елизаветы Петровны. Владелец клада был человеком состоятельным и солидным. Об этом говорит место захоронения - печь с зелеными изразцами. Такая печь не могла быть в простой избе посадского человека. Что, разве не так?
- Нет, почему, - заметил Максим Иванович - рассуждаешь логично. Но...
- Что "но"? - вдруг насторожился самолюбивый Андрей.
- В составе самого клада тебя ничего не смущает?
- Вы имеете в виду сочетание копеек с рублями и даже золотыми монетами?
- Вот именно. Я уж не говорю об алмазной табакерке и восточном кинжале.
- Конечно, такое сочетание носит странный, я бы сказал, случайный характер, - раздумчиво сказал Красовский.
- Становится теплее, - улыбнулся Александр Григорьевич.
- Скажем так: владелец клада не был скупым рыцарем, который копил богатства всю свою жизнь, - продолжал размышлять вслух Красовский. - Более того, создается впечатление, что монеты и вещи, находившиеся в шкатулке, принадлежали разным лицам. Скажем, копейки копил ремесленник или зажиточный крестьянин. Рубли могли принадлежать купцу, а табакерка - какому-то знатному вельможе. А раз так, то попали они в шкатулку нечестным способом.
- По пословице "От трудов праведных не наживешь палат каменных", - добавил в порядке поддержки Александр Григорьевич.
- Значит, можем утверждать, что это клад разбойника или крупного вора, "домушника", - осмелел Красовский.
- Интересная версия! - загорелся Дутиков. - Есть возражения?
- Есть, - сказал Игорь. - Андрей сам говорил, что такая печь могла находиться только в состоятельном доме. А ведь разбойники, насколько я знаю, не имели собственных "палат каменных", да еще в центре Москвы. Если бы нашли этот клад в глухом лесу или на заброшенной старой мельнице, было бы ясно, что клад закопал атаман разбойничьей шайки. А тут получается, что разбойник-то был, так сказать, легальный.
- Легальный, может быть, и легальный, - заметила Лариса, - однако он, несомненно, боялся разоблачения и ареста. Иначе зачем прятал так тщательно клад?
- Причем не только тщательно, но и второпях, - сказал Красовский.
- Почему ты так думаешь? - заинтересованно спросил Дутиков, который явно увлекся детективным сюжетом.
- А вы помните, с чего начались наши поиски? С монеты, которую нашел Василий, точнее, его младший братишка. Она, видимо, выпала из шкатулки, когда хозяин замуровывал ее в основание печи. Дело было наверняка ночью, вот хозяин и не увидел монету. Она попала в следующий слой кирпича, а потом, со временем, грунтовые воды вымыли ее на поверхность. Похоже?
- Логично, - согласился Дутиков.
- Ну что, будем подводить итоги? - сказал Максим Иванович. - Итак, клад принадлежал разбойнику, который занимал легальное положение в обществе и тем не менее боялся разоблачения. Дело в том, что именно в Москве и именно в середине восемнадцатого века жил такой человек. Крупный преступник, он в тысяча семьсот сорок первом году вдруг пошел служить в полицию. С его помощью были арестованы несколько сот представителей преступного мира в Москве. Однако и сам он через несколько лет был арестован и сослан на каторжные работы. За что и почему - до сих пор остается загадкой, которую я и предлагаю разгадать членам КЛИО. Годится?
- Годится! Годится! - закричали члены клуба.
В разноголосицу влился звонкий голос Василия:
- Максим Иванович! А как звали этого разбойника, а потом сыщика? Кого искать-то будем?
Максим Иванович хитро прищурился:
- А я думал, что вы догадались. Уж Красовский точно знает, как звали первого московского сыщика. Знаешь, Андрей?