Там не было прошлого и будущего, из игры можно было выйти в любой момент и потом снова оказаться в ней. После того, как меня первый раз убили, я расслабился и научился ловить кайф от игрушки. После того, как умер, уже ничего не страшно. Нажал кнопку Escape - и свободен.
Мы ходили по-прежнему втроём, толкая свой пластырь, но с Вовкой мне всё меньше и меньше нравилось работать. Меня тянуло домой, а его - выпить. Один раз к середине дня он уже не мог идти, и нам пришлось уложить его в подъезде под лестницей, выпросив у жильцов ближайшей квартиры картонку и старое одеяло. Не тащить же его бесчувственного с Шоссе Энтузиастов через полгорода. Деньги, часы и документы забрали себе, чтобы его не ограбили.
Ромка задумчиво покрутил в руках Вовкины часы, положил в карман, а потом спросил:
- Слушай, может, будем вдвоём с Одессы товар заказывать? Я же с Вовкой был там, мужика этого адрес есть, телефон есть. Мы же у него жили тогда, я даже жену его на кухне отымел, пока они пьяные были.
- А Вовка?
- А он сам себе привозить будет. Так справедливее получится - по одной цене покупаем, по одной продаём. Нам тогда по две тысячи с каждой штуки выходить будет.
- Давай, мне всё равно.
- Я уже, Серёга, продумал всё. Мы лучше не ездить будем, а заказывать, - и деньги в Одессу, и пластырь обратно через проводницу на поезде будем переправлять. Мотаться не придётся. Давай для начала по сто пятьдесят долларов отправим.
Раньше я бы с огромным удовольствием сгонял бы в другой город, тем более в Одессу, где никогда не был, посмотрел бы, какое там море, да вообще так. А сейчас не хотелось.
Через неделю мы встретили с Ромой поезд, на котором приехал пластырь. Взяли у проводницы коробки, проверили, вроде, всё нормально, и потащили потихоньку. Навстречу Вовка, видно, тоже ездить надоело, так же получает. Кого не хотелось бы сейчас видеть, так это его.
- Так, да? Украли, суки, идею мою, да?
Рома поставил свои коробки. Оба кабаны здоровенные, сейчас схлестнутся, наверное.
- А ты нажиться тоже на нас хотел? И чтобы мы ещё с тобой, алкоголиком, возились.
Вовка Роме в торец попал, а сам получил в челюсть, потом схватились друг за друга и коленями начали работать. Люди привычно огибали нас со своими чемоданами и сумками.
- Менты идут. Слышь, кончай, менты идут. - Я оттянул Ромку, и мы пошли. Рома ещё оглядывался долго на Вовку, а тот стоял со съехавшим шарфом, в расстёгнутом пальто на холодном перроне посреди идущих людей, оббивал о колено шапку и смотрел на нас. Так и не двинулся, пока мы уходили.
Я был доволен. Всё, что мне было нужно, у меня имелось, всё, что заканчивалось, - можно было купить в магазине. Я себя обеспечивал, ни от кого не зависел и не думал о дальнейшем. Вовка обиделся и исчез, даже с Ромой мы всё больше работали порознь.
Решил опять к Суну своему зайти. Позвонил вечером, а он, оказывается, уже слинял. Теперь в его квартире опять жили Иван с Пань Пэном. Видно, он заплатил за сколько-то вперёд, а они доживают. Иван по-русски уже здорово научился. Завтра, говорит, они тоже собираются обратно к себе в Китай.
Я наутро встал и поехал к ним, хотел попросить суновский адрес. Мало ли - письмо захочется написать, а по телефону как этот адрес запишешь, если он иероглифами пишется. Бутылку взял.
Иван с Пэном упаковывались. Иван порылся в своей записной книжке, но адреса не нашёл, хотя вчера обещал. Давай, говорит, лучше свой, я его Суну передам, он тебе сам напишет.
Я сидел и смотрел, как они набивают своё барахло в клеёнчатые сумки. Пань Пэн был, как обычно, молчалив, а Иван говорил без остановки. Говорил, что они установили прекрасные контакты, что партнёры ждут, и теперь нужно только наладить транспортировку товара. Товар разный, очень, очень прекрасный - одежда, обувь, разные мелкие, очень необходимые вещи для жизни и для детей. Разные полезные продукты для здоровья.
- А мистер Сун тоже доволен?
- Он тоже доволен, очень. Но немного поменьше - у него другой товар. У него другая компания, очень крупная.
- Он ещё приедет?
- Может быть. Если мы хорошо наладим выгоду, - он тоже нам будет помогать.
Закончили с сумками, Пэн взял швабру и начал из-под кровати что-то выковыривать. Потом выволок за шерсть двух белых собак, покрытых пылью и дрожащих. Их тоже посадили в сумку и оттащили её к входной двери.
- А зачем вам?
- Попробуем. Сейчас в Китае можно иметь собак. Но их совсем очень мало. Наши друзья сказали, что богатый человек может платить восемьдесят долларов. Одну собаку - восемьдесят долларов.
Я попросил передавать Суну привет, оставил им бутылку и пошёл домой.
Эрик Костоцкий прислал письмо. Приглашал сходить с ним в поход весной. Разволновал он меня этим приглашением немного. Пошёл на кухню, покурил, пока кофе варился, потом понёс чашку к компьютеру. Всё равно, конечно, не поеду никуда. Куда ехать, кому там нужен, когда людям везде своих проблем хватает. Потом как-нибудь.
Чтобы уехать, нужно сил немножко побольше, азарта. Желание хотя бы. Чтобы девчонку к себе привести, тоже силы нужны. Я понял, почему они - девчонки - такие разные днём, когда я перед ними прыгаю, и вечером, когда домой еду. У меня просто шоу, действительно, хорошее получается, они меня как человека и не воспринимают. Я для них как рекламная пауза, как картинка из телевизора, как мультяшка. Ненастоящий.
У нас роли заранее распределены - я мультяшка, они - зрители. Только одна, и как назло самая что ни на есть сексапильная такая девчонка взяла, да и не согласилась. Конечно, частенько случается, что и посылают куда подальше, но я не обижаюсь, ведь и рекламу не все любят смотреть, а вот эта Маша, - я теперь никогда не забуду, как её зовут, - она не согласилась.
В институт какой-то зашёл, ещё издали её увидел и сразу туда. Стоит с подружками, в сторонке парни у стеночки разговаривают полубоком к ней. Вручил ей пластырь, а она смотреть не стала, а взяла и подошла ко мне вплотную, почти прижалась, посмотрела в глаза ясным таким взглядом издевательским и сказала, чтобы я ещё что-нибудь про свой товар рассказал.
Пуговицы на рубашке об её пуговички цепляются, меня от этого аж в пот бросает. Вот так вот без разрешения вторглась, по Алану Пизу, в мою интимную зону и этим просто убила меня. От неё, как от печки, я хочу отодвинуться, а она наступает и улыбается. У меня лицо горит, в руках коробки, и язык не ворочается. А подружки её стоят и смеются.
- Вы…
- Меня Маша зовут, молодой человек. И что вы хотели сказать? - Видно, что издевается и получает от этого удовольствие.
Пришлось бежать оттуда, даже пластырь у неё не забрал. В страшном сне такое не привидится. Убил бы.
Вообще, последнее время, как закончу работать, как распродам свои три-четыре коробочки, от меня даже в транспорте женщины отодвигаются, как будто запах какой-то чуют. От всех людей пахнет, потом пахнет, мокрыми дублёнками, колбасой, чесноком иногда, волосами. Я-то, вроде, моюсь, одеколоном брызгаюсь.
Иногда даже домой доехать сил нет, не хочется. Если бы не комп дома, то не знаю даже, что делать. Работаю последнее время рядышком.
Вообще хорошо бы где-нибудь очутиться, только чтобы не собираться, не покупать билеты, не ехать. На это уже не хватит сил. Или вот если бы с кем-то ещё поехать. Хоть с Нормой, что ли. Брат недавно звонил из своей загранки, рассказал, что несколько лет назад очередные друзья Нормы в Москве вовлекли её в какие-то дела, связанные с торговлей автомобилями. Не знаю, что уж у них там произошло, но после этого охота тесно общаться с россиянами у Нормы отпала, и она уже давно не идёт ни на какие контакты.
Ладно, можно попробовать хотя бы. Может, если ей так понравилось тот раз, то она ещё захочет? Да и платить за себя я сейчас сам смогу.
Я набрал номер телефона, который был записан её рукой в моей записной книжке. Сразу узнал чуть глуховатый голос.
- Норма, это Сергей. Сергей из Москвы. Мы вместе ездили на Алтай, помните?
- Алло.
- Норма…
- Алло.
- Can I speak to Norma Schuberth?
- It's me.
- Это Сергей из Москвы говорит. Мы вместе были в Сибири на Алтае. Вы слышите меня?
- …
Позвонил Алёне за каким-то чёртом, попросил опять, чтобы вернулась. А она взяла, да и согласилась. Давай, говорит, попробуем последний раз. Через два дня ушла. Тогда я собрался и уехал к Костоцкому.
Неожиданно так, даже для самого себя неожиданно, уехал. Ещё вчера ни о чём таком и не думал. Не собирался, по крайней мере. Мы честно старались делать вид, что просто встретились после долгой разлуки, что рады вернуться к привычной жизни.
Я бегал по обеим нашим комнатам, суетился, пытался приготовить что-то на ужин, открыл бутылку вина и, конечно, же надел свой костюм. Нашёлся даже огарок свечки, ведь в таких случаях полагается сидеть при свечах.
Ну и что, что немного изменился её запах (а может быть, и мой), что она стала чуть более ухоженная. Ну и что, что она почти не взяла с собой вещей, когда ехала ко мне. Мы вглядывались друг в друга ночью, в темноте, когда она сидела на мне, мы думали, что не видно наших изучающих взглядов, и мы любили чуть более страстно, чем обычно. Наверное, нам нужно было попрощаться, и мы выбрали вот такой вот способ, ничем не хуже, я считаю, чем другие способы. Мы ужинали за одним столом, спали вместе и утром открыли глаза одновременно.
Поссорились на второй же день к вечеру. Вернее, не поссорились - ссоры-то не было, а просто начали вяло перечислять недостатки друг у друга и старые обиды.
- Зря я вернулась. Как дура, блин, тебя послушалась. Думаешь, мне легко вот брать и всё менять?