При утреннем солнечном свете вся команда принялась разыскивать следы неприятельской конницы и сразу нашла их. Масса оттисков от копыт приближалась с севера к этому месту, здесь же оттиски переходили уже в глубокие, выбитые ямки и взрытые сплошные пространства, а потом с этого пункта направлялись уже другие, более покойные и слабые оттиски на восток, пролегая через кустарники, и виднелись еще за ними, хотя и слабо.
Теперь уже Марианна могла отправиться спокойно по приблизительно видному направлению. Времени она не теряла и двинулась вперед с Андреем, придерживаясь едва заметных следов. Вскоре, впрочем, они совершенно исчезли, и путники снова должны были отдаться на волю случая. Было уже около полудня, а они еще ровно ничего не находили. Кругом лежала выжженная солнцем однообразная ровная степь, без всяких примет. Глаз утопал и терялся в этом пустынном, как мертвое море, просторе.
- Я думаю, нам бы лучше возвратиться назад, - попробовал, наконец, прервать упорное молчание Марианны Андрей, - здесь ничего нет, и мы удалимся только от стоянки и потом не найдем ее.
Марианна молчала, она ехала давно уже шагом, наклонивши бессильно голову и опустивши поводья.
Андрей повторил свой вопрос и не получил ответа. Он тоже отпустил поводья коню, осунулся поудобнее в седле и, незаметно для себя, погрузился в легкую дремоту. Долго ли шел его конь и куда, - он не сознавал, покачиваясь равномерно в седле, и был разбужен лишь окриком: к нему навстречу! несся казак из их команды и кричал: "Нашли, нашли!"
Андрей встрепенулся и полетел к нему тоже навстречу.
- Что нашли, кого нашли?
- Нашли хату в байраке, окруженную частоколом; наши спрятались и сторожат, послали за вами.
Оглянулся тогда Андрей поискать глазами Марианну и увидел, что она была по крайней мере на милю впереди. Пока нагнали ее и поворотили коней назад, - прошло немало времени.
Солнце уже было на закате и садилось за подымавшуюся тучу. Обрадованная, ободренная новой надеждой, Марианна понеслась вихрем вперед. Путники едва успевали поспевать за ней; но все-таки, несмотря на эту бешеную скачку и быстроногих коней, они только в глухую ночь, проколесивши вдоволь по оврагам, напали на тропу и нашли своих товарищей в затерявшейся среди дикой окрестности балке…
LIV
Времени терять было нельзя, да и нетерпение Марианны доходило уже до экстаза. Посланы были тотчас "пластуны", они сделали со всеми предосторожностями и хитростями разведку, которая показала, что никакой стражи наружной у частокола нет, и что даже ворота как будто не заперты на болты и засовы. Подошли тогда все к ним смелее и прислушались. За частоколом, внутри двора, царило глубокое безмолвие, даже видимо не было там обычных сторожей у поселян - псов, иначе бы они давно отозвались… Это обстоятельство озадачило всех и особенно поразило Марианну, терпевшую в своих лихорадочных поисках фатально неудачу за неудачей; словно судьба издевалась над нею, то дразня неожиданно вспыхивающей надеждой, то сменяя ее мрачным отчаянием.
Команда тогда дружней навалилась на ворота, и под давлением ее они заскрипели и распахнулись.
В дворике было совсем тихо и мертво-спокойно: при входе их ни одно живое существо не пошевелилось, кроме двух крыс, шмыгнувших испуганно под "повитку"; но зато везде были следы насилия и беспорядка, многие хозяйские вещи валялись, а иные были разломаны на куски: или хозяева отсюда торопливо бежали, или здесь произошел кровавый грабеж.
Марианна вскочила в пустые сени и затем в хату; там тоже поразила ее сразу картина разорения, и пахнуло в лицо затхлой сыростью, как от нежилой "пусткы".
- Кто тут? Есть ли кто живой? - крикнула она в отчаянии, не ожидая, конечно, на свой вопрос ответа.
Но, к изумлению ее, кто-то забарахтался на печи и слабым, старческим голосом ответил:
- Есть еще… подыхаю.
Марианна подскочила к "запичку". Из-за кучи тряпья она увидела при тусклом лунном освещении приподнятую косматую голову какого-то старика.
- Вы, диду, один здесь в этой "пустци"? Что "сталось?" Кто вас ограбил?
- Хе, добрые люди, - заговорил глухо старик, - слуги нашего гетмана, либо скорей московские гости… Теперь таких гостинцев жди от тех и других вдосталь… Завелась по всей нашей Украине такая поведенция… вот только негаразд, что меня не добили… - почти задохнулся он от такой длинной речи.
- Гей, сюда! - крикнула, отсунув оконце, Марианна. - Тут лежит умирающий.
В одно мгновение Андрей был в хате, а остальные казаки остались "вартовымы" на дворище.
- Воды скорей дай из бакляги, - приказала Марианна, поддерживая старика за голову, - и добудь огня!
Несколько глотков влаги освежили деда и облегчили его страдания. Ни ран, ни переломов у больного не было; изнемогал он от старческой немощи, усиленной до смертельного истощения голодом. По словам деда, - он не ел уже ни крохи дней пять и не имел сил слезать с печи за кухлем воды…
- Я и до этой "прыгоды" ходил плохо с клюкой, - шамкал он с передышкой, - а как придавил меня голод, так я и залег на печи… спокойно уже ждал смерти, когда вельможный паныч нашел меня.
- Да неужели вы, диду, при вашей слабости, один тут жили, в этой пустыне? - допрашивала Марианна.
- Эх, любые мои, - пустыня-то не страшна, пустыня, может, теперь беспечнее, чем местечко… С диким зверем можно еще ужиться… а жил я не один… была у меня дочка и внучка… хорошая, трудящая… смотрели за мной, холили, - и дед вдруг заплакал, без гримас, без усилий, как плачут иногда дети, - словно слезы сами, помимо его воли, побежали из глаз по рытвинам его щек.
У Марианны сжалось до боли сердце; перед таким бессильным горем она забыла гнетущую ее тоску. Андрей зажег стоявший в печурке "каганець" и подошел тоже с участием к заброшенному, несчастному деду.
- Где же они? Умерли? - спросила дрогнувшим голосом Марианна.
- Не знаю, панку, не знаю… либо убиты, либо завезены.
- Да кто же? Когда? Какая сталась "прыгода"? - обратился и Андрей к деду.
- А вот, ясный лыцарю, - с остановками и передышками начал дед, - жили мы тут тихо, спокойно и лихого человека не видали… как вдруг это в первый раз… недели две, три тому назад.
- Недели три, говорите? - вспыхнула Марианна и превратилась вся в слух.
- Так, так будет… коли горе мне памяти не отбило, - продолжал старик. - Слышим мы ночью "гвалт" и стук, и конский топот… "перелякалысь"… мои меня не пускают к воротам… там грозят, слышу, разгромить все… Прислушиваюсь - не наша "мова", другая, не понимаю… "отворяй! - кричат, - олух!" А я не разумею… Так кто-то и по-нашему гаркнул: "одчыняй ворота"! Ну, как же его христианского слова не послухаться - я и "одчыныв".
- Боже мой, сердце у меня замирает - проговорила от волнения Марианна, - все это похоже… московское войско и один наш - это, конечно, предатель Тамара… Диду, - обратилась она к старику, подавая ему фляжку со старым венгерским, которую она с собой постоянно брала в дорогу, - выпейте хоть несколько глотков, в вас силы прибавится, а потом и съедите чего-нибудь… Ну, а когда это войско ввалилось, не слыхали ли вы из их разговоров про какую-либо сечу?
- "Гомонилы" они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то "мовы" добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.
- А был ли связан еще молодой шляхтич? - перебила деда возбужденная донельзя Марианна.
- Было связанных два - один молодой, пышный, а другой старик, слуга видно…
- Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь… а я еще роптала, а Господь "обачнише" нас, слепых, - повторяла, обращаясь ни к кому, вне себя от радости Марианна. - Да, да, диду, это они лаялись, разбойники, что досталось и им добре… Это они вырезали отряд казаков… Но куда же они дели связанного шляхтича?
- Повезли куда-то… подночевали и до света повезли… а молодой атаман так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, - и сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву…
- Верно, верно, диду, как с книги читаешь, - и тогда-то исчезла вместе с этими "розбышакамы" и ваша дочка, и внучка?
- Нет, ох, нет, мой юначе, - покачал тоскливо головой дед, - тогда-то мои родненькие перележали в "льоху" и их никто не тронул, но дней пять тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага… видимо везли назад пленных казаков… я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка выскочили на "гвалт", ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью, с прокленами… хотели все "спалыть"… да не знаю, отчего не подпалили и меня бы успокоили… Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали, меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не вижу… Убили, верно, либо на муку взяли… Уж, коли бы живы были, давно бы навестили дида…
- Господь, может, их, сирот, помилует, - вставил тронутый дедовым горем Андрей. - Трупов-то ни на дороге, ни кругом нет… у них, наверно…
Дед печально кивал головой и прикладывал высохшие до костей руки к запавшей груди.
- Диду, - спросила тревожно Марианна, - а не проронили ль они слова, куда "намирялысь" ехать? Мы бы проследили, да может быть и вашу дочку с внучкой, нашли.
- Ох, не дождать мне того счастья, - встрепенулся конвульсивно старик, - а говорили, как же, говорили свободно и два каких-то пана по-нашему… Что им нужно этих послов Дорошенковых припрятать горазд… да в Москву… а теперь пока засадить их в "льохы" Рашковские: и льохы, мол, надежные, и "окопыще" кругом доброе: не выскочат и не перелезут.
- А где же это, где? Можете ли указать нам путь, дорогой диду?
- Да как же не могу, могу. Местечко Коломах всем известно, а то с милю за ним, на горке.