Я уже был не рад, что связался с этой Нязик.
- Какая разница, когда спать, - буркнул я невпопад. - День долог, ещё высплюсь. Похожу, поброжу, подышу свежим воздухом…
- Походи, походи, - посоветовала мне Нязик. - Но если собираешься идти на заставу, то поторопись…
Я опять почувствовал, что краснею. При чём тут застава? И почему я могу опоздать? Пока я собирался спросить об этом Нязик, она уже убежала к другим женщинам, работавшим на помидорном поле, Но что она имела в виду? Нет, это ясно, она разыгрывала меня. И всё-таки я почувствовал какую-то неясную тревогу. И чем больше я думал о том, что могли бы означать слова Нязик, тем большей становилась эта тревога. Но тут же я начинал успокаивать себя. Что могло случиться такого, что могло бы разлучить меня с Кумыш? Может быть её собрались выдать замуж за какого-то парня? Нет, этого не может быть, не такая девушка Кумыш, нельзя её заставить, если она не хочет, да и капитан Аймурадов был не из тех, кто выдаёт замуж свою дочь против воли. Но что могли, всё-таки, означать слова насмешницы Нязик? Просто желание посмеяться надо мной, видя, как я краснею при одном упоминании о Кумыш?
Проще всего было дойти до заставы и там всё разузнать, но после вчерашнего мне туда хода не было. Я поискал глазами Нязик и внезапно перехватил её быстрый взгляд, но на этот раз в нём не было насмешки.
Нет, на заставу идти мне было стыдно. И я повернул назад.
У того самого места, где тропинка выходила на большую дорогу, стояла вся в клубах пыли полуторка. Очевидно, она остановилась только что - пыль на дороге ещё не улеглась. Когда пыль немного осела, из кабины вывалился здоровенный парень в кепке набекрень. Несмотря на пылищу, он с аппетитом откусил огромный кусок булки, которая скорее угадывалась, чем была видна в его огромной ладони. Я знал этого парня - его звали Курбан. Три года назад он окончил нашу школу. Ничем особенным он не прославился, если не считать отменного аппетита; ребята говорили, что он может есть даже во сне.
Курбан что-то хотел сказать мне, но огромный кусок булки видимо мешал ему. Ничуть не смущаясь, он протолкнул его в горло пальцем и помахал мне рукой.
- Э! Ашир…
Мне не хотелось с ним говорить. Он был мне неприятен. Поэтому, не двигаясь с места, я крикнул:
- Чего тебе?
Курбан, однако, ничуть не обиделся. Загребая ногами, он подошёл, переложил остатки булки в левую руку, а правую протянул мне:
- Привет, Ашир!
- Привет, Курбан!
- Ты случайно не с заставы идёшь?
Я тупо уставился на него.
- А тебе-то что, откуда я иду, - ответил я грубовато, но уж больно неожиданно мне было услышать от него про заставу. Сердце невольно сжалось - неужели что-то стряслось там. Сначала Нязик, и вот теперь - Курбан. А вдруг он обидится, повернёт, и я не узнаю в чём дело?
Но Курбан и тут не обиделся.
- Верно, - сказал он. - Какое мне дело? Но вот если ищешь Аймурадовых, то я мог бы тебе помочь.
- А что с ними? - Я и сам не понял, крикнул я это или прошептал.
- Э, не волнуйся так, - добродушно сказал Курбан и с огорчением посмотрел на оставшийся кусочек булки. - Ничего с ними не произошло. Они просто переехали, вот и всё. Я думал, может, тебе интересно.
Земля поплыла у меня из-под ног.
- Курбан, скажи, - умоляюще попросил я.
- Скажу, скажу. Капитана Аймурадова срочно перевели на новое место. Я сам помогал грузить вещи, только-только со станции, вот проводил их и еду. И вижу тебя…
Не помню, что со мной было. Наверное, я очень переменился в лице, потому что Курбан испугался. Дальше ничего не помню. Пришёл в себя - сижу на земле, а Курбан наливает мне из фляги воды.
- Ты не волнуйся, Ашир, вот, попей воды. - Говорит, а у самого трясутся губы. Но я совсем не хотел никакой воды.
- Куда они переехали?
- Клянусь, Ашир, не знаю куда, Но Кумыш просила меня передать тебе письмо.
И он достал из кармана изрядно помятый конверт. В этот момент я любил Курбана, как родного брата. Я чуть не расцеловал его. Дрожащими руками разорвал конверт. Мне казалось, что меня обрызнули живой водой, едва я только прочёл первую строчку:
"Ашир, дорогой!"
Затем Кумыш писала мне, что переезд очень срочный, по делам пограничной службы, и что они все узнали о переезде буквально накануне ночью. "Ты знаешь, - писала она, а я читал и строчки прыгали у меня перед глазами, - ты знаешь, что такое военная служба: приказ надо выполнять. Папа меня нисколько не ругал, нисколько, только спросил, как я к тебе отношусь, и я сказала ему, что люблю тебя и никого другого в жизни, не полюблю. После этого они с мамой долго о чём-то говорили в другой комнате. О чём они говорили, я узнаю у мамы, когда устроимся на новом месте, и тут же напишу тебе. Папа относится к тебе хорошо, мама тоже. До свиданья, Ашир, я тебе обязательно напишу и очень скоро.
Кумыш".
Я вложил письмо в конверт и бережно спрятал в карман. Потом обнял Курбана, поднял его, словно это был ребёнок и сказал:
- Ну, Курбан, спасибо. Я теперь твой должник. Него ни попросишь, ни в чём не откажу, запомни.
Курбан улыбался во весь рот.
- Ты меня только на свадьбу не забудь пригласить, - сказал он и засмеялся.
- Отдельно, для тебя барана зажарю, - пообещал я.
И мы, обнявшись, пошли к машине. Усталости как ни бывало. Я словно заново родился. Теперь я знал, что, вернувшись домой, отосплюсь за все бессонные ночи сразу.
Курбан вёл машину и поглядывал на меня. Машину он вёл легко, одной рукой, а в другой у него снова была большая булка. Время от времени он откусывал от неё и чему-то улыбался.
Ещё одна встреча с Кумыш
В семье нас всего трое: папа, мама и я. Отец всю жизнь трудится в колхозе, мама занимается хозяйством и домом. Мы с отцом любим повозиться ка огороде и в саду. Как и многие семьи в нашем колхозе, мы живём безбедно - лишнего, конечно, ничего нет, ко и недостатка тоже. Мне кажется даже, что мы живём чуть выше среднего; а теперь, когда и я смогу работать, всё должно пойти ещё лучше. Тем более, что меня никто не торопил с выходом на работу. "Выбирай, сынок, что тебе по душе", - твердила мама, а отец, дёргая себя за усы, добавлял: "Слава богу, я ещё не умер, а пока жив, могу прокормить свою семью". Когда к тебе так относятся, просто невозможно валять дурака, да и не люблю я болтаться без дела. Мне хотелось бы самому показать, на что я способен, чтобы ни маме, ни папе не пришлось краснеть за меня перед людьми. Оставалось только решить, чем именно я собираюсь заняться.
Как раз в это время пришло письмо от Кумыш. На этот раз письмо было основательным - на двух развёрнутых страницах, исписанных с обеих сторон, не то, что первое её письмо на обрывке бумаги. Да, это, скажу вам, было письмо. Она поговорила с матерью и сказала ей, что будет ждать меня, сколько бы не прешло времени, и что если выйдет замуж, то только за меня. И мама ей ответила, что и они ничего не имеют против нашей женитьбы, но только с одним условием: сначала мы должны твёрдо стать на ноги, и это, по их мнению, произойдёт тогда, когда мы оба закончила институт. Письмо кончалось так: "Ашир, дорогой! Если мне суждено когда-нибудь быть счастливой, то только с тобой. Твоя Кумыш". Надо ли говорить, что на свете не было человека, счастливее меня.
Кумыш собиралась поступать в медицинский институт - об этом она тоже писала в письме. Она хотела, чтобы в июле, когда она приедет в Ашхабад, я тоже приехал туда. А ведь июнь уже был на исходе. Осталось потерпеть совсем немного, и я снова увижу Кумыш! Ашхабад! Это же совсем недалеко. Да если бы мне надо было пешком дойти до Кушки, куда они переехали, я тут же пустился бы в путь, не то что до Ашхабада. Кумыш ещё не видела Ашхабада, а я там побывал несколько раз; во-первых, мы с мамой ездили к дяде Аблиэсену, и ещё раз, когда мне дали путёвку в пионерлагерь в Фирюзу, откуда нас не раз возили в город. Красивое место - Фирюза, приятно вспомнить, И Ашахбад мне тоже очень понравился, такой огромный город, и улицы широкие, просторные, только честно скажу: не знаю как кому, а мне больше всего нравится наш аул Янги-Кала и наш Секизяб.
Но это так, к слову. Июль настал быстро, но до этого я успел получить от Кумыш ещё три письма. В одном из них, последнем, она уговаривала меня поступать в медицинский институт вместе с ней. Но это исключено. Эта мысль - стать врачом - никогда и в голову мне не приходила. Это такая ответственная профессия. Мне кажется, что в неё нельзя идти случайно, только если убеждён, что другого выбора для тебя нет. Я уверен, что Кумыш будет отличным врачом, ведь она вечно возилась со всякими собаками и кошками, попавшими в беду, изучала свойства лечебных растений, и всегда была готова залить тебя всего йодом и обмотать бинтами, стоило только порезать руку или ногу. Да, из Кумыш выйдет отличный врач. Но не из меня. Честно говоря, я люблю копаться в земле. Вообще люблю всё, связанное с землёй, люблю видеть, как она щедро благодарит человека за труд, благодарит хлопком и овощами, фруктами и зерном. И я хочу тоже приносить людям пользу на земле своим трудом, как мой отец, как мой дед, которого я, правда, никогда не видел. Если мы с Кумыш поженимся, то вполне хватит в нашей семье одного врача, разве нет? Я же займусь чем-нибудь другим. Стану, к примеру, бульдозеристом или экскаваторщиком, или крановщиком - словом, займусь такой работой, где требуется знание техники и физическая сила.