- Не надо раздражать господина офицера, подходите сюда, - поспешил вмешаться толстяк.
Куликов окинул взглядом односельчан. Все молчали. Тогда он опустил голову и тяжело заковылял к крыльцу.
"Значит, согласен?" - ужаснулся Сёмка и со всех ног кинулся к Петьке...
ПОДВОДЧИК
Мать плакала. Отец лежал на кровати, нещадно курил и молчал.
- Ушёл бы ты куда-нибудь, Гоша. Спрятался бы? - уговаривала Петькина мать. - В лес бы подался. Без тебя потихоньку проживём, соседи при надобности помогут.
- Не ной, ради бога, - сердился Егор Васильевич. - Рано меня хороните.
- Тять, в погреб спрячься, а мы скажем, что тебя нету, - посоветовал Петька.
- Цыц! Не твоего ума дело! - прикрикнул отец.
Петька проплакал всю ночь. Ему было больно и стыдно, что отец согласился стать старостой. Наутро он явился к Сёмке чуть свет и сказал, что готов идти "хоть на фронт, хоть тайну раскрывать..."
Сёмка здорово обрадовался и предложил отправиться сегодня же. У него уже был запас сухарей, печёной картошки и соли. Петька сбегал домой за наганом. Выждав, когда Сёмкина мать куда-то отлучилась, друзья выскользнули на улицу. Дома Сёмка оставил записку: "Мама, не волнуйся, я скоро вернусь".
За околицей вздохнули свободно: теперь никто домой не вернёт. Сёмка радовался. Петька вздыхал: его начали грызть сомнения. Не лучше ли было остаться дома? Отец ещё, может, передумает, уйдёт в лес, там, говорят, партизаны... А мать вот узнает, что Петька убежал из дому, и вдруг ей хуже сделается? Или вдруг их задержат немцы? Вот тогда и будет тайна! И тут Петьке показалось, что впереди гудят машины: немцы едут. Потянул Сёмку в сторону.
- Ты чего? - удивился Сёмка.
- Вдруг это фашисты? - шёпотом сказал Петька. - Пойдём лучше стороной.
Не осмелился признаться, что потянуло его домой.
- Да нет! - бодро возразил Сёмка. - Фашисты здесь редко ездят, я знаю.
На самом деле, наблюдая с чердака, он заметил, что немцы редко ездят по большаку. Наверно, где-то лучше дорога есть. Но Петька заупрямился. Остановились на дороге и стали пререкаться. Петька уже решил заявить, что уйдёт обратно, как-нибудь без тайны проживёт. Но в это время впереди, на просёлочной дороге, которая выползала из дубняка и тянулась к большаку, показалась подвода. Ребята увидели на ней мужика. Тот был в пальто и в мохнатой шапке, полулежал в коробе, наполненном наполовину соломой. Подвода выехала на большак и взяла курс на Озёрки. Сёмка подтолкнул Петьку и бросился догонять её. Петька постоял в раздумье, не зная, на что решиться: то ли бежать за другом, то ли повернуть назад? Сёмка оглянулся, махнул призывно рукой. Петька бросился нагонять, загадав про себя: если не возьмёт их дядька с собой, вернётся домой. Догнали, пошли рядом с подводой. Дядька с любопытством поглядел на нечаянных попутчиков:
- Куда, хлопцы, путь держите?
- В Озёрки, - бойко ответил Сёмка. - Тётя там живёт. Подвезите, дяденька?
Петьке не понравилось, что Сёмка соврал, но промолчал. Дядька ещё раз окинул ребят пытливым взглядом: на братьев не похожи, один белобрысый, а другой чернявый, усмехнулся, придержал лошадь и пригласил:
- Что ж, садитесь.
Сели. Сёмка с левого, Петька с правого бока.
- Чья в Озёрках тётя живёт?
- Моя, - не растерялся Сёмка. - А это Петька, мой друг. У него отца фашисты забрали.
Петька снова возмутился, но приятель подмигнул: молчи, так надо. Для полной убедительности украдкой показал кулак.
- Вы, дяденька, тоже в Озёрки едете?
- Нет.
- Куда же?
- Много будешь знать, скоро состаришься.
Подводчик то и дело подгонял карего меринка, и тот трусил бойко. Поднялся холодный ветер. Пролетал редкий снежок. Сёмка поднял воротник своего пальтишка. Петька покрепче запахнул телогрейку. Подводчик взглянул на хмурого Петьку, нахлобучил ему шапку на глаза, улыбнулся:
- Ничего, цел будет твой отец!
Чтоб не дать Петьке проболтаться, Сёмка вставил:
- Он к партизанам удерёт.
- К партизанам, - усмехнулся подводчик. - Ты что ж, говоришь такое и не боишься?
Сёмка похолодел: неужели немецкий холуй? Отодвинулся, готовый в любую минуту выпрыгнуть, а сам сказал:
- Я же вижу - вы не такой!
- На лбу не написано, какой, - строго возразил подводчик и надолго замолчал.
Петька вздохнул. Сидел бы сейчас дома на печке, и всё было бы хорошо. А тут трясись на подводе, дрожи от холода. И дядька какой-то загадочный: то шутит, то сердится. И Сёмка хорош - врёт напропалую.
А Сёмка тоже примолк: он собирался рассказать про дедушку Кузьмича, но теперь не решался. Так и ехали молча.
Не доезжая до Озёрок, возле поворота на просёлочную дорогу дядька остановил карего. Улыбнулся пригорюнившимся ребятам.
- Дальше нам не по пути, - сказал он, - подвёз бы, да не могу. Нельзя. Дело неотложное. А в деревне поостерегайтесь: там немцы.
Когда ребята спрыгнули на землю, подводчик подозвал к себе Петьку, вытащил у него из кармана телогрейки револьвер, повертел в руках и вернул растерявшемуся хозяину:
- Выкинь! Придёте в Озёрки, первый же немец сцапает. Спросит, откуда оружие?
Петька переминался с ноги на ногу, Сёмка похвастал за друга:
-Это ему командир подарил.
- Неважно. Пропадёте ни за грош. Револьвер к тому же неисправный. Ну, счастливо, хлопчики. Прощайте! - подводчик дёрнул вожжи, карий махнул хвостом и покатил к лесу, что синел за увалом.
Сёмка жёстко сказал:
- Брось наган, Петька!
Но тот заупрямился как всегда:
- Как бы не так! У тебя нет, так и брось. Хитрый!
- Не хитрый. Слышал, что подводчик говорил?
- Я за пазуху спрячу, наган-то.
- Ну и дурак. За пазухой ещё скорее найдут.
- Не найдут!
- Найдут!
Вдруг в той стороне, куда уехала подвода, поднялась пулемётная стрельба. Друзья сразу притихли. Петька проворно прыгнул в кювет, лёг на живот и зашептал:
- Сём, ложись, ну ложись, увидят!
Сёмка обеспокоенно смотрел в сторону увала. Стрельба там разгоралась, приближаясь. Но вот на гребень увала карий на всём скаку вынес подводу, на которой на коленях стоял подводчик и строчил из автомата. За ним гнались три мотоцикла. На колясках были установлены пулемёты. Поле там было кочковатое, мотоциклы швыряло из стороны в сторону, поэтому немцы не могли попасть в подводчика, а он в них. Но они настигали подводу. Тогда дядька метнул гранату. Она взорвалась впереди мотоцикла и опрокинула его.
- Вот здорово! - закричал на большаке Сёмка.
Петька из кювета слёзно уговаривал:
- Спрячься, Сёма, ну, спрячься же!
Сёмка словно не слышал друга. Крепко проучил фашистов подводчик! Немцы прекратили погоню. Они повернули к большаку, к тому месту, где всё ещё стоял Сёмка. Увидали мальчика, дали по нему пулемётную очередь. Пули просвистели где-то рядом. Петька завопил:
- Ложись, говорят!
Сёмка и без того перепугался, кубарем скатился в кювет и ткнул Петьку в бок:
- Кидай наган...
- Ишь, ты...
- Кидай, чёрт конопатый. Кидай скорее!
Петька нехотя полез за пазуху и бросил револьвер в заросли лопуха.
Немцы ещё постреляли. Пули взбили струйки пыли на дороге. Ребята крепче прижались к земле. Так, дрожа всем телом, лежали несколько минут. Немцы не стали рисковать. Соскочили с мотоциклов, и осторожно начали продвигаться вперёд, держа автоматы наизготове. Добрались до кювета, в котором лежали напуганные друзья, окружили их слева и справа и заорали:
- Хенде хох!
Сёмка спросил Петьку:
- Это нам, что ли?
- Хенде хох!
- Давай, Петька, подниматься.
Ребята поднялись, исподлобья оглядывая рослых фашистов в зелёных шинелях. Немцы были разочарованы. Вместо русских партизан поймали двух мальчуганов. Очкастый немец толкнул Сёмку автоматом и скомандовал:
- Шнель, шнель!
- Ты чего пихаешься? - зло огрызнулся Сёмка. - Гад этакий!
Но тут же получил по затылку такую оплеуху, что полетел вперёд и растянулся на дороге. Сжал зубы, чтобы не расплакаться от обиды и ненависти. Петька порядком перепугался. Он вжал голову в плечи, ожидая такую же оплеуху. С ненавистью подумал: "У, зверюги проклятые! Был бы исправный наган, ещё посмотрели бы, кто кого..."
Их посадили в коляску. В Озёрки они влетели с ветерком на фашистских мотоциклах.
В ОЗЁРКАХ
Друзей втолкнули в тёмную холодную избу. Сёмка о что-то ударился и процедил сквозь зубы:
- Ещё толкается, гад.