Куделя сообщил, что для авиации, дислоцирующейся в Геленджике, срочно требуются бомбы. Ими загружали сейчас в порту транспорт "Интернационал". К вечеру погрузка должна быть закончена. Так как в районе Геленджика после наступления темноты рыщут немецкие торпедные катера, а днем налетают самолеты, конвой лучше отправить перед рассветом, с тем расчетом чтобы днем он шел возле высокого берега. В случае нападения самолетов противника командир конвоя должен не допустить их к транспорту и немедленно вызвать истребители; транспорту же следует, насколько позволяют глубины, прижиматься к берегу под защиту своих батарей.
- Обстановка сложная, но авиационные бомбы нужно доставить любой ценой! - заключил Куделя.
Командиром конвоя был назначен сослуживец Стешенко командир тральщика "Гарпун" Григорий Петрович Кокка, стройный молодой офицер, человек осторожный и предусмотрительный.
Стоя на мостике корабля, Стешенко думал о задаче, которая была ему поставлена. Упругий бег корабля, солнечные зайчики, отражавшиеся от котелка компаса, и свежий ветерок, шевеливший пристопоренный уже для подъема корабельный флаг, - все создавало приподнятое настроение.
Полчаса назад, когда корабли проходили мимо бухты Джубга, был замечен немецкий самолет–разведчик. Пролетая высоко в небе, он держался в стороне, но, безусловно, следил за движением конвоя.
- Корниенко! - сказал Стешенко сигнальщику, стоявшему на правом крыле мостика. - Сегодня на вахте надо смотреть особенно зорко. Вражеские самолеты могут каждую минуту свалиться на корабль.
Стешенко полюбил этого рослого белокурого матроса - лучшего сигнальщика. Не один поход они вместе [93] провели на мостике, и не раз выручали тральщик зоркие глаза матроса Григория Корниенко. Всевидящие "глаза корабля" - так называли его все.
В прошлом походе, после боя у берегов противника, Стешенко дал сигнальщику Корниенко рекомендацию для вступления в партию.
- Самолеты противника на норд–весте! Курсовой угол… высота… - доложил сигнальщик Корниенко.
Стешенко повернулся к борту и поднял к глазам бинокль.
В голубом прозрачном небе были видны увеличенные в несколько раз биноклем характерные силуэты "юнкерсов".
- Поднять сигнал: "Самолеты противника на норд–весте", - скомандовал Стешенко и объявил боевую тревогу.
- Семнадцать "юнкерсов" и семь "мессершмиттов", - доложил Корниенко.
Самолеты стремительно приближались к конвою.
Отряд кораблей растянулся. В голове шел "Гарпун", в кильватер ему транспорт "Интернационал", а по корме сторожевой катер 041. Тральщик "Мина" прикрывал транспорт с моря.
Почти одновременно все корабли открыли заградительный огонь, а "Интернационал" отвернул и направился к высокому обрывистому берегу.
Чистое, безоблачное небо покрылось черными вспышками разрывов; казалось, ни один самолет не пройдет через стену огня. Но вот, пикируя с большой высоты, прорвал завесу вражеский "юнкерс", и бомбы с воем и свистом полетели на корабли.
Стешенко увидел, как взметнулось пламя на транспорте и белое облако окутало корму.
"Что там случилось? - забеспокоился Стешенко. - Ведь трюмы транспорта загружены авиационными бомбами!"
Но "Интернационалу" повезло. Позже Стешенко узнал, что пятидесятикилограммовая бомба угодила в чугунный кнехт и взорвалась на верхней палубе. Осколки повредили паровую магистраль и подожгли деревянную палубу. Груз, запрятанный в трюмах, уцелел.
Тральщик "Мина" сосредоточенно и упорно вел огонь по атакующим самолетам. Часто били зенитные автоматы, [94] от резких залпов корабельных пушек сотрясался мостик.
По корме тральщика, ближе к транспорту, Стешенко увидел сторожевой катер 041. Вместе с "Гарпуном" катер, прикрывая транспорт, вел артиллерийский огонь по самолетам противника.
- С левого борта самолет! - громко доложил Корниенко и тут же: - Бомбы оторвались!
- Право на борт! - быстро скомандовал Стешенко. Корабль накренился, описывая циркуляцию, когда
Корниенко снова доложил:
- Прямо по носу самолет! - И вслед за этим снова: - Оторвались!
- Прямо руль! - скомандовал Стешенко и быстро перевел рукоятки машинного телеграфа еще раз на "полный вперед".
Корабль не успел закончить маневр, и бомбы взорвались по левому борту, поднимая фонтаны воды. Раскаленные осколки со звоном ударили по железной палубе корабля. Загорелся полубак, дым валил из иллюминатора радиорубки. Горели деревянная обшивка и масляная краска на надстройках. Стешенко задыхался от дыма и смрада.
От осколков бомб досталось всем, кто находился на верхней палубе. У 37‑мм автомата старший краснофлотец Василий Михайлович Старушко был тяжело ранен, но продолжал вести огонь. Командир отделения пулеметчиков старшина 1‑й статьи Семен Чомо был ранен в кисть правой руки и предплечье, но не оставил боевой пост. Получил ранение и оставался на своем боевом посту и командир 100‑мм орудия старшина 1‑й статьи Коклюхин. Смертельно был ранен у пулемета ДШК матрос Карпенко, подбежавшему на помощь товарищу он успел сказать: "Сообщите родным домой, что я честно погиб за Родину. Отомстите немцам!"
В это время поступил доклад механика корабля старшего инженер–лейтенанта Николая Григорьевича Соловья:
- Надводная пробоина в машинном отсеке. Осколками разбит распределительный щит электроэнергии левой машины, повреждена гидромуфта правой.
- Спокойно, - ответил механику Стешенко, - приводите в порядок дизели. [95]
"Юнкерсы" снова пошли в атаку на корабль. Еще громче загрохотали пушки, быстро–быстро, захлебываясь, били зенитные автоматы.
И вдруг все заглушил пронзительный свист. Корабль встряхнуло. Падая, Стешенко больно ударился о тумбу телеграфа. С недоумением он увидел под ногами корабельные часы, сорванные с переборки, и рулевого Стасюна, упавшего на палубу.
"Попадание", - мгновенно подумал Стешенко и тотчас понял, что корабль совсем потерял ход. Заглохли дизели, погас свет на приборах. Под ногами хрустели осколки стекол. Бросилось в глаза залитое кровью лицо дальномерщика Борисенко. Наверное, ударился при взрыве о стальной корпус дальномера. Что же происходит на корме корабля, там, где взорвалась бомба? С мостика Стешенко увидел на палубе сорванную с кильблоков и разбитую шлюпку, почерневшую и изуродованную трубу корабля.
"Только бы удержать корабль на плаву", - подумал Стешенко, и в это время поступил доклад механика:
- Прямое попадание в тральную кладовую. Бомба пробила днище и взорвалась под кораблем. Пожар в кормовом кубрике!
Соловей был тяжело ранен в правую руку, но продолжал руководить борьбой за живучесть корабля.
Стешенко старался сохранить спокойствие. Он знал, что сейчас, когда все матросы и офицеры смотрели на него, ожидая приказаний, это необходимо, как никогда.
- Аварийная тревога, - спокойно объявил Стешенко.
На этот раз повреждения были большими. Вода хлынула через пробоину и затопила тральную, коридор гребных валов, машинное отделение и продовольственные кладовые. Главный двигатель вышел из строя. Повреждены были* и 100‑мм пушка, и 37‑мм автомат, и оба пулемета. Пожар вспыхнул с новой силой, горела краска на переборке так, что казалось, горело железо. А все водоотливные средства вышли из строя.
Но экипаж самоотверженно боролся с огнем и поступавшей через пробоины водой.
Матросы бросились заделывать пробоины, сбивали пламя пожара чехлами, доставали воду из–за борта. Электроэнергии не было, и механизмы не работали. Кок Фавзиев [96] вместе со строевым матросом вытащили из камбуза бак с приготовленной нищей и выплеснули в огонь.
Стешенко не видел, что одновременно бомбы были сброшены и на сторожевой катер 041. Командир катера маневрировал, но уклониться не смог. Две бомбы попали в катер, и он почти мгновенно затонул.
Тральщик "Гарпун", подошедший к месту гибели, спас только шестерых человек. Погиб командир катера старший лейтенант Михаил Петрович Ляный и его помощник лейтенант Евгений Михайлович Мазов. По палубе тральщика "Мина" с обожженными руками бежал в лазарет моторист Ставничук. У кормовой пушки он неожиданно остановился. На палубе лежал тяжело раненный матрос Сокол. Он зажимал руками живот, разорванный осколком. Открытые глаза его были устремлены в небо, где с воем метались самолеты. Ставничук остановился и наклонился над раненым матросом. Сокол глазами показал на грот–мачту.
Ставничук взглянул на мачту и увидел, что флага нет. Корабль вздрагивал от залпов и разрывов, все больше кренился и оседал в воду. Черный дым вырвался из кормового кубрика.
Сокол хотел что–то сказать, но Ставничук уже бежал, скользя по наклонной палубе, к ходовому мостику. Обожженные руки нестерпимо болели, и он не мог держаться за поручни.
Голый гафель, где раньше был флаг, теперь заметили |~ все, кто находился на верхней палубе.
"На мачте нет флага!" - мгновенно пронеслось по кораблю.
На какие–то доли минуты зенитными автоматами был потерян темп стрельбы. К прожекторной площадке уже бежал по скользкой палубе замполит Николай Васильевич Воронцов.
- Флаг… сбит противником, - запыхавшись, доложил Ставничук командиру. Стешенко поднял голову и посмотрел на грот–мачту, а старшина–сигнальщик уже выхватил из ячейки запасной кормовой флаг.
- Быстро поднять флаг! - скомандовал Стешенко и передал свернутое полотнище Ставничуку. Тот бережно прижал его к груди и сбежал с мостика.
Корабль еще больше накренился на правый борт. Зловеще шумела вода в полузатопленном отсеке. Стреляные гильзы подпрыгивали и скатывались за борт. Тяжелая тральная вьюшка, сорванная с фундамента, скользила по наклонной палубе.