Рассказы о подвигах советских моряков.
Содержание:
Александр Баковиков - ОГНИ МАЯКА 1
Игорь Любимов - СТАРАЯ БЕСКОЗЫРКА 2
Кирилл Левин - СВОЙ КОРАБЛЬ 4
Николай Ропчин - ОДНОФАМИЛЕЦ 5
Л. Яковлев - СТАРШИНА КРЮКОВ 7
Кирилл Левин - ВЕШКА 8
Кирилл Левин - НА ГРУНТЕ 9
Николай Жданов - ДОРОГИ ДРУЗЕЙ 11
Александр Васильевич Баковиков, Игорь Борисович Любимов, Кирилл Яковлевич Любимов, Николай Ропчин, Л. Яковлев, Николай Гаврилович Жданов
Огни маяка
Александр Баковиков
ОГНИ МАЯКА
Душой кают-компании тральщика "Гарпун", на котором командир подразделения капитан-лейтенант Мещеряков держал свой флаг, был сам Мещеряков. Бог траления, как его называли молодые офицеры, любил "Гарпун" не потому, что этот корабль принадлежал к числу новейших,- нет, "Гарпун" был кораблем-ветераном трального флота. На нем Иван Иванович Мещеряков начал траление еще в первые дни войны. И с тех пор не покидал его мостика.
Много замечательных событий произошло с того времени. И Иван Иванович, по натуре своей мечтатель и философ, знавший почти наизусть лоцию Балтийского моря, мог по каждой вмятине на "Гарпуне", по каждой заплате на старом корпусе рассказать о боевых делах подразделения.
"Мы с "Гарпуном" не стареем",- любил повторять Мещеряков, поглаживая седеющую голову, В его словах не было хвастовства. Потеряв еще в первый год воины семью, Мещеряков всю свою любовь, на которую способны большие и сильные люди, перенес на людей корабля. Экипаж заменил ему семью, корабль - дом.
За два года до окончания войны, став командиром подразделения, Мещеряков передал "Гарпун" старшему лейтенанту Сидорову, но сам с корабля не ушел и брейд-вымпел поднял здесь же, на "Гарпуне". Потом Сидорова сменил лейтенант Приходько - почти юноша. Увлекающийся молодой человек, он больше всего гордился тем, что плавает под командованием Мещерякова.
В тот день, о котором пойдет речь, корабли, закончив траление Н-ского района, задержались в море, дожидаясь горючего,- его должен был доставить буксир. После обеда Мещеряков и Приходько сидели в кают-компании и, выкурив бесчисленное количество папирос, ждали доклада от вахтенного сигнальщика. Но все сроки прошли, а буксир с баржой не показывался. Лейтенант Приходько, чтобы как-нибудь скрасить наступившее молчание, обратился к командиру подразделения:
- Иван Иванович, давно хотел вас спросить…
- Да?
- Смотрю я на нее,- он указал на картину, висевшую на стене, - и думаю, надо бы нам привести ее в порядок. Хорошая картина. "Гарпун" на ней выглядит как живой, и пот этот орудийный расчет, который ведет огонь по немецкому самолету… Но правый угол полотна разорван. Непорядок. И я уже было приказал матросу Строгову аккуратно зашить полотно и восстановить краски, по он меня уверил, что вы не хотите.
- Я умышленно сохраняю ее в таком виде, как она есть,- ответил Мещеряков. - Эго, Валентин Алексеевич, память о высадке десанта, о первой нашей крупной наступательной операции. Тогда осколком снаряда ранило командира десантного отряда Арсеньева, который шел на "Гарпуне". Осколок пробил обшивку и разорвал полотно. И вот здесь, на этом столе, раненый Арсеньев просил до поры до времени не трогать картину. Храбрый был офицер, но не повезло ему.
- Погиб? - спросил Приходько.
- Нет, потерял ногу. А спасла его девушка из рыбачьего поселка. Я позднее встретил ее в госпитале, а несколько месяцев назад довелось увидеть и самого Арсеньева. Он защищал проект постройки нового маяка в бухте Круглой. Он так красочно рисовал будущее этой бухты, что у меня самого, чорт возьми, зачесались руки. "Мы построим маяк своими силами,- говорил он. - Но какой! Это будет лучший маяк на нашем море. Я подниму на строительство рыбаков. Десантом в Круглую было положено начало освобождения всего полуострова. Пусть моряки, которые поведут корабль в Круглую, увидят огни и вспомнят о тех, кто кровью своей вернул нам эту землю".
Разговор прервал рассыльный. Командира подразделения просили подняться на мостик.
Шторм начался сразу. Ветер вдруг подул с такой невероятной силой, что матросы, держась за леера, с трудом передвигались по верхней палубе, крепили тралы, пушки, задраивали двери и люки. Ветер гнал, прижимая к мачтам тяжелые тучи, рвал парусину мостика и свистел в снастях. И корабли один за другим, то поднимаясь на волны, то глубоко зарываясь в них, медленно продвигались вперед.
На мостике головного тральщика "Гарпун" стояли капитан-лейтенант Мещеряков к лейтенант Приходько,
- Ваш прогноз, Приходько, не оправдался,- кутаясь в кожаный реглан, ворчал Мещеряков. - Как вы говорили: "После обеда стричься, бриться, песни петь и веселиться, а к вечеру придет буксир с баржой, заправимся н в бухту Круглую".
- Конечно, буксир из базы не придет.
- Какой буксир! Видите, что делается… Командир предполагает, а море располагает. Но ничего…
"Из тридцати дней тридцать в море - не так уж мало",- подумал Мещеряков. Сколько раз мы спускали шлюпку в такую погоду, когда верхняя палуба уходила из-под ног, но гребцы шли и подрывали мины. Старшина первой статьи Юрьев дважды добирался до мины вплавь. Сколько раз… А, да что говорить… Перепахивать мор:кой район, начиненный минами, все равно, что сидеть с огнем на бочке с порохом. Одним словом, тралили на славу. В день раз пять на матросах тельняшки становились мокрыми и высыхали вновь…
Во время поворота "Гарпун" положило на правый борт. Волна окатила мостик и палубу.
Мещеряков выпрямился и, ощущая, как за воротник пробираются струйки ледяной воды, сказал:
- Тяжело будет входить в бухту Круглую. Как в мешок. Слева отмель, справа каменная гряда и береговой обрыв.
- Стоит ли рисковать? - настороженно спросил Приходько. .
- У нас нет другого выхода. Горючее на исходе, а дрейфовать в шторм возле минных полей - не меньший риск.
- Я никогда не был в Круглой,- сказал Приходько,
- Знаю. А мне довелось входить в нее с десантниками, причем погода была немногим лучше. Вот здесь-то я и высаживал отряд капитан-лейтенанта Арсеньева.
- Надвигается дымка,- заметил Приходько.
- Туман,- поправил Мещеряков, И тут же подумал: "Это не входило в мои расчеты". А Приходько он сказал: - Смотритель маяка не знает, что наши корабли первыми идут в бухту Круглую. Из-за этого тумана мы не обнаружили огней, установленных на развалинах старого маяка.
Корабли, сбавив ход, с трудом развернулись и легли на новый курс. Туман стлался низко, почти над самой водой. По всем расчетам маяк уже должен Сил открыться. Но проходила минута, вторая, и как ни вглядывался в ночную темь вахтенный сигнальщик, он ничем не мог порадовать ни командира подразделения, ни командира корабля.
И вдруг сквозь пелену тумана блеснула едва приметная солнечная искра.
- Маяк,- стараясь перекричать шум волн и ветра, выпалил сигнальщик.- Вижу огни маяка!
- Внимательно наблюдать! - встрепенулся Мещеряков.
Пропущена страница 7.
причалы и дома рыбачьего поселка, разбросанного у самой воды. И над всем этим поднималась и властвовала, высеченная точно из мрамора, белая башня маяка. Величественная скульптура матроса и солдата венчала ее купол.
- Узнаю дело рук твоих, "маячный капитан",-проговорил Мещеряков. И, обращаясь к Приходько, добавил: - Берн шлюпку, пойдем на маяк.
- Побриться бы надо, товарищ командир, переодеться. Перепугаем смотрителя маяка.
- Хорошо. Полчаса хватит?
- Вполне.
- Значит, стричься, бриться, умываться…
Но побриться так и не удалось. От причала шла рыбачья лодка. Трое гребцов, налегая на весла, держали курс на тральщик. И не успел Мещеряков дойти до своей каюты, как его нагнал рассыльный.
- Вас рыбаки просят.
За круглой башней маяка, омытой первыми весенними дождями, шумело морс. Гребни воли, словно языки пламени, лизали обрыв, тянулись к стенам маяка. Торопливо проплывали над белой башней облака и терялись за пеленой тумана. На берегу, у самой воды, громоздились развалины немецких дотов, ржавела выброшенная на отмель и разорванная надвое немецкая баржа. Волны били в ее борта, как в барабан. И над этим многоголосым шумом волн и ветра дрожал низкий бас одинокого буя. Вечный пленник моря, прикованный к мертвым якорям, у входа в бухту, он напоминал большого одноглазого сыча. От причалов, захлестанных морской водой, просмоленных баркасов, стоящих на туго натянутых пеньковых канатах, тянуло смолой, крепким дегтем и рыбой.
На песчаном берегу горел костер. Пламя его освещало сухую фигуру старого рыбака Андрона Королева. Дед был молчалив и угрюм. Присев на корточки, он с тревогой смотрел на море.
- Южак дует,- сказал Андрон, здороваясь с Мещеряковым.- Солнце ныне и не показывалось. Ночью ветер не переломит волну.
- Узнал меня, дед?
- Как не узнать, ты ведь тогда со своего корабля палил…
- Верно, память у тебя примерная.