Но когда за артистами явился адъютант командира полка и с довольным видом сообщил, что в части уже находится другая бригада, у Петра Петровича возникли новые сомнения. Если это настоящие артисты, то все очень хорошо, они попадут в свою компанию, быстро найдут общий язык. Но если… У Петра Петровича холодок пробегал по спине, он ежился и вздрагивал. Шпионы рисовались ему с гранатами в карманах, с ножами, со зверскими лицами, словом, примерно такими же, какими рисовались они и Володе.
Придя к командиру полка, наши путешественники встретили там очень приятных людей, и Петр Петрович сразу успокоился. Артисты подтвердили, что они действительно из Москвы. Они были слегка навеселе, шутили, смеялись, рассказывали анекдоты. Катеньку сразу же взяла под свое покровительство балерина, очень красивая, хорошо сложенная блондинка лет тридцати. Она стала расспрашивать, как проходят концерты, что исполняет Катенька и что - ее партнеры.
Петр Петрович, успокоенный мирным видом актеров другой бригады, почувствовал себя хорошо и развеселился. Садясь за стол, он шутливо заметил:
- Почему это, куда мы ни приезжаем, нас сразу начинают угощать?
- Я вам отвечу почему, - сказал командир полка, поднимаясь со стула и поглядывая на артистов слегка прищуренными глазами. Фамилия его была Усманов, по национальности он был башкир. Его лицо было одухотворенным, очень интеллигентным. Глаза то властно и холодно поблескивали, то улыбались доброжелательно и открыто. - Я вам отвечу почему, - повторил Усманов (говорил он по-русски почти без акцента, тщательно и правильно выговаривая слова). - Жизнь у нас тяжелая, суровая жизнь. За те короткие часы, что вы у нас пробыли, погибло несколько человек. Не вернулись два самых лучших разведчика, замечательные ребята. Затем была вылазка немцев, стоила она нам семи солдат и одного офицера. А сколько забот! Каждый день ломай голову, как пройдет намеченная операция, как лучше ее провести. И вот вы приезжаете, доставляете наслаждение своей игрой, это минуты нашего отдыха. Чем же мы еще можем отплатить вам?
- Вы хорошо сказали! - воскликнул Петр Петрович. - Вы от сердца сказали, голубчик! Но нельзя ли и нам пойти на передовую? На самую передовую? - расхрабрился вдруг он. - В самые окопы. Как вы думаете? - решительно оглядел Петр Петрович артистов.
Иван Степанович кивнул головой, давая согласие. Катенька улыбнулась, это было тоже согласие. Что касается артистов другой бригады, они отнеслись к предложению Петра Петровича весьма сдержанно. Фокусник, по-видимому являвшийся их бригадиром, юркий, ловкий молодой человек призывного возраста, ответил за всех:
- Артистам не стоит рисковать, их работа другого рода.
- Пожалуй, не стоит рисковать, особенно в ваши годы, Петр Петрович, - подтвердил Усманов. - Там все простреливается. Придется, может быть, кое-где ползти.
- Нет, нет, мы решили, - проявлял Петр Петрович непонятное упорство. - Мы обязательно сходим, мы сходим сегодня же.
- В таком случае я должен заявить, - сказал командир полка, поднимаясь со стула и пожимая руку Петру Петровичу, - это будет большая радость для солдат, они долго этого не забудут. А вы для меня такую политработу проведете, что лучше нельзя и представить. Особенно важно сейчас, в решающие дни… - многозначительно оборвал свою речь командир полка.
- А для вас, - более сухо, но с любезной улыбкой, обратился он затем к другой бригаде, - я завтра прикажу собрать свободных людей.
Было заметно, что командир полка стал сердечнее и почтительнее относиться к Петру Петровичу, Ивану Степановичу и Катеньке.
Участники другой бригады не замечали или старались не замечать перемены. Они оживленно вступили в разговор. А потом фокусник показал свое искусство, незаметно стянув у Петра Петровича носовой платок, оказавшийся в сумочке у балерины. Иван Степанович снисходительно заметил, что фокусы, наверно, вызывают большой интерес у публики. В ответ фокусник полез в свой боковой карман и оттуда извлек бумажник Ивана Степановича. Иван Степанович должен был признать, что проделан фокус ловко.
Между тем стемнело. Ординарец стал маскировать окна.
- Если вы не изменили своих намерений, - обратился командир полка к Петру Петровичу, - минут через двадцать мы можем поехать в батальон. - Он полез в карман за часами, чтобы взглянуть, сколько времени, но часов там не обнаружил. Они оказались у фокусника, тот их торжественно ему вручил.
Все эти забавы сгладили шероховатости в отношениях между бригадами. Когда Петр Петрович со своими спутниками поднялся из-за стола, чтобы ехать на передовую, расстались они с фокусником, аккордеонистом и балериной довольно дружелюбно.
Артистов сопровождал в батальон сам командир полка. У ворот стояли две брички. Петр Петрович с командиром полка разместились в одной, Иван Степанович с Катенькой - в другой.
- Километра два проедем на лошадях, - сказал Усманов, - а потом придется пешком. Дорога простреливается.
- Не объясните ли мне, что такое "простреливается"? - с тайной тревогой спросил Петр Петрович. - Я слышу, говорят, "простреливается", а что это значит? Что там убивают всякого, кто пройдет?
- О нет, не так, - услышал он в ответ успокоительные слова. - "Простреливается" - значит, какое-то пространство находится в зоне прицельного пулеметного, винтовочного или артиллерийского огня. Но не обязательно всех убивают.
- Следовательно, могут выстрелить, а могут и не выстрелить? - уточнил Петр Петрович.
- Именно так.
- Ага! - удовлетворенно сказал он, довольный произведенным расследованием.
Дорогу, по которой они ехали, сильно развезло. На проселках образовалось густое месиво, оно смачно разрезалось колесами. К вечеру немного подморозило, но мороз только прихватил верхние слои вязкой дорожной грязи.
Стояла тревожная тишина, прерываемая изредка пушечными выстрелами да пулеметной трескотней, вдруг возникавшей где-то и тотчас же затихавшей. Петру Петровичу все казалось таинственным, настороженным, полным загадок.
Когда лошади остановились и командир полка сообщил, как показалось Петру Петровичу, приглушенным голосом, что дальше по дороге ехать опасно и придется пойти пешком, толстяк в душе пожалел, что напросился в ночной поход.
- Голубчик Александр Измаилович, - прошептал он, хватаясь за рукав командира полка, - я ничего не вижу, разрешите я буду держаться за вас.
- Пожалуйста, пожалуйста! - сказал командир полка, подхватывая его под руку.
Из темноты густо пробасил Иван Степанович, вылезший из второй брички:
- Петр Петрович, где вы?
- Здесь, здесь. Тише, ради бога, тише говорите, - зашипел Петр Петрович на старого охотника. - Услышат!
- Не беспокойтесь! Никто нас здесь не услышит. Можно смело разговаривать, - сказал командир полка.
- Ах, а я думал, уже передовая.
- Нет, мы еще не дошли. Левее будет тропинка. Там будет сухо.
Глаза Петра Петровича постепенно привыкали к темноте и стали кое-что различать. Сбоку что-то чернело, не то деревья, не то дома, и Петр Петрович обрадованно подумал, что передовая не так уж страшна, если здесь есть дома.
- Кажется, мы идем по улице? - спросил он своего спутника.
- Вы ошибаетесь, здесь чистое поле, - ответил командир полка. - То, что вы принимаете за дома, артиллерийские позиции.
- Кто идет? - послышалось из темноты.
- Свои.
- Пароль?
- "Корыто". Отзыв?
- "Киев". Идите! - снова прозвучал из мрака голос невидимого часового.
- Очень интересно! - проговорил Петр Петрович. Ему пришлась по душе ночная перекличка. - Удивительно слаженный организм - армия! Вас везде охраняют, даже если вы находитесь в самой пустынной местности. Вы знаете, мне начинает нравиться передовая. Я представлял, что здесь гораздо опаснее.
- Сейчас нам как раз предстоит пройти одно опасное место, - сказал командир полка. - Но, думаю, ничего не случится.
- Мимо немцев? - затаив дыхание, прошептал Петр Петрович, цепляясь за его рукав.
- Нет, не мимо. Здесь пригорок. Днем иначе как ползком не проберешься - пристреляно. А сейчас можно опасаться разве шальной пулеметной очереди.
- Иван Степанович! Катенька! - позвал Петр Петрович. - Держитесь ближе к нам. Сейчас будет опасное место. Днем здесь можно только ползком, - делился он полученными сведениями. - А сейчас темно…
Не успел он предостеречь своих спутников, как, распустив огненный хвост, взвилась осветительная ракета. Она обдала всех таким ярким светом, что Петр Петрович моментально упал плашмя. Спутники его не заставили себя долго ждать и тоже повалились. Зататакал пулемет. Пули проныли над головами.
- Не бойтесь! - сказал командир полка. - Нас прикрывает гребень высоты. Двигайтесь за мной.
Артисты добросовестно ползли на коленях. Днем, вероятно, зрелище было бы забавное - толстый Петр Петрович, полный достоинства Иван Степанович и изящная Катенька. Хорошо еще, что командир полка предусмотрительно выдал им шинели. Петру Петровичу приходилось тяжелее всех, ему мешал ползти живот. Иван Степанович, как человек более легкого сложения, опережал его. Отчаянным усилием толстяк поравнялся с ним и уже не отставал.
- Умирать, так вместе, - прошептал он, деятельно работая коленями.
- Теперь можно подняться, - сказал командир полка, когда они проползли десятка два метров.
Он встал на ноги. Вслед за ним поднялись Катенька и Иван Степанович. Одного Петра Петровича непреодолимая сила притягивала к земле. Ползти! Ползти! Какой удобный и безопасный способ передвижения!
Командир полка, не зная его мыслей и полагая, что Петру Петровичу при его комплекции трудно подняться, подхватил его под мышки.