Кадр из фильма "Eroica"
- Нет.
- Представь меня.
И он криво улыбнулся венгру.
- Поручик Иштван Койя, - проговорила Зося. - Мой муж… mon mari.
- Enchanté, - виновато улыбнулся поручик.
Мужчины обменялись рукопожатием. Зося сбегала за рюмкой и прибором. Повисла неловкая тишина.
- Ну так, стало быть, выпьем, пан мадьяр, - решился наконец Гуркевич. - Prosit!
Венгр с готовностью взялся за рюмку. Выпили.
- Где ты откопала венгерского гусара? - поинтересовался Гуркевич.
- Это несложно, Пупсик, - послушно ответила Зося. - В Залесье сплошные венгры. Целая армия.
Гуркевич взглянул на стол. Выбрал кусок ветчины покрупнее.
- Недурно ты его угощаешь. Не забывай, деньги у нас на исходе. Осталось только две пятирублевки. Остальное все на Кручьей. А на Кручьей ад. Я у повстанцев жрал картошку. Ты с ним спишь?
- Ну, знаешь ли! - возмутилась Зося.
- Знаю, - вздохнул Гуркевич. - Такому брюнету ты бы точно отказать не смогла. Prosit, господин лёйтнант!
Поручик и Гуркевич чокнулись. Глаза мадьяра излучали благожелательность.
- Vous venez de Varsovie, monsieur? - спросил он Гуркевича и, не обнаружив у того на лице понимания, быстро добавил: - Варшава?
- Nicht Варшава! - закричал Гуркевич. - Радом. Mutter - Радом. Не говори ему, что я имею отношение к восстанию. За восстание - к стенке. Prosit, пан мадьяр.
Выпили опять.
- Я так думаю, он Гитлера не любит? - предположил Гуркевич.
- Не… - промямлила Зося. - Мы о политике не говорили.
- Наверняка, - скривился Гуркевич, но тут же заулыбался. - Budapest schöne Stadt!
- Und Warschau auch! - галантно ответил венгр, расстегивая золоченые пуговицы кителя.
- Warschau… Banditen! - отчаянно выпалил Гуркевич. - Пу, пу, пу… Verstehen?
Венгр неожиданно сделался серьезным.
- Keine Banditen. Patrioten. Polnische Patrioten.
Гуркевич глянул на него исподлобья. Мадьяр сидел, надув губы.
- Ja, ja, Patrioten, - согласился Гуркевич. - Warschau - Patrioten, Budapest - Patrioten, Berlin…
- Banditen, - завершил убежденно венгр.
И смолк. Гуркевич почесал затылок.
- Prosit! - сказал он, поднимая рюмку. И, подмигнув, добавил: - Венгр с поляком два собрата… - Зося лягнула его под столом. Поручик улыбнулся и вытер лоб платком.
- Жарко, warm, - вздохнул Гуркевич, показывая на затянутые бумагой оконные проемы. - Verdunkelung…
Оба здорово вспотели. В комнате было нечем дышать.
- Spazieren, - объявил мадьяр, внезапно поднявшись и жестом приглашая Гуркевича к дверям.
Тот печально посмотрел на Зосю.
- Гулять ему захотелось. А я тут двадцать километров отмахал… Polizeistunde! - попытался он протестовать.
Венгр покачнулся и по-дружески взял Гуркевича под руку.
- Keine Polizeistunde für mich! - воскликнул он. - Spazieren alle beide… Любить польки…
- Вижу, - ответил Гуркевич. - Похоже, он надрался, Зося. Ты его предупреди, что сегодня я тут сплю…
- Пупсик! - возмутилась Зося.
- Spazieren! - настаивал венгр. - Schöne Nacht…
Гуркевич, смирившись с судьбой, позволил себя увести.
Оба, пошатываясь, вышли через кухню во тьму августовской ночи. Поручик придерживал Гуркевича за талию. За калиткой он замурлыкал песню.
- Stern von Rio… - подхватил было Гуркевич, но сразу же замолк.
Где-то вдали раздался выстрел. Оба нетвердым шагом двинулись по улице к лесу.
- Polizeistunde, - проговорил опасливо Гуркевич. - Deutsche…
- Keine Deutsche… Magyar! - гордо ответил венгр.
Светлое пятно забора с левой стороны исчезло; поручик потянул Гуркевича к соснам. Тот осторожно пытался высвободиться, но венгр держал его крепко.
- О Боже, - простонал Гуркевич, задевая локтем деревом. - Куда? Was… Wohin?
- Moment, - шепнул, не ослабляя хватки, венгр.
Он был на голову выше и гораздо сильнее. Гуркевич боком ощущал неприятное соседство кобуры. Рука мадьяра давила подобно стальному обручу. Они ударялись о стволы, спотыкались о корни, проваливались в ямы от выкорчеванных деревьев. Сердце Гуркевича бешено колотилось, на лбу выступил пот.
- Вот ведь вляпался, - бормотал он про себя. - Загасить меня собрался, каналья. Из-за этой поганой шлюхи! Какого черта я дал себя вывести из дому? Кто узнает об этом, кто вспомнит?..
- Bitte? - спросил поручик.
Гуркевич резко схватился свободной рукой за молодую сосенку.
- Хватит! - крикнул он. - Дальше не пойду! Тут убивай! Hier!
Венгр покачнулся, приостановился и, приблизив к нему лицо, улыбнулся.
- Bitte, - сказал он любезно, выпустив руку Гуркевича.
Тот сглотнул и напряг в ожидании мышцы.
- Zosia hat mir erzählt… Sie kommen Warschau. Aufstand, - шепнул мадьяр. - Offizier, nicht wahr?
- Вот ведь шлюха! - крикнул Гуркевич в отчаянии. - Да! Ich polnische Patriot. Kommandant!
Венгр с улыбкой кивнул.
- Hitler kaputt. Wir wollen polnische Patrioten helfen!
Гуркевич выкатил глаза.
- Helfen? - переспросил он с недоверием. - Warschau? Пистоли, геверы, пушки… Kanonen?
Венгр живо закивал. Произнес: "Moment", - и потянул Гуркевича за собой.
Через несколько шагов деревья кончились. Оба полезли через какую-то колючую проволоку. Гуркевич зацепился полой пиджака, рванулся, не устоял на ногах и стукнулся лбом о твердый холодный металл.
- Черт! - ойкнул он. - А это что такое?
- Kanonen, - объяснил поручик.
Гуркевич осмотрелся. В полумраке грозно вырисовывался силуэт артиллерийского ствола.
Вдоль служевецкого ипподрома два гладких гнедых жеребца резво катили желтоватую бричку, а в ней - трех венгерских солдат. Рядом с ездовым устроился Гуркевич, в чуть широковатом кителе, с костяной ефрейторской звездочкой на вороте; на задней лавочке гордо и осанисто восседал поручик Иштван Койя. Глухо стучали копыта по гранитной брусчатке; в изумлении таращились на бричку устроившиеся у ограды немецкие солдаты. Было жарко и безветренно; над городом поднимался к небу темный дым. Издали доносился приглушенный гром и скрежет, словно кто-то передвигал по полу шкаф. Возле ворот ипподрома вертелись жандармы; на обочине разместился пулеметный расчет.
Гуркевич обмер. Командир расчета, унтер, поднял руку.
- Halt!
Ездовой придержал коней. Гуркевич вытащил платок и начал старательно вытирать нос. Жандарм затараторил по-немецки, указывая в сторону Варшавы. Поручик небрежно обрисовал рукой дугу, объясняя свой маршрут. Жандарм загавкал вновь; поручик пренебрежительно отмахнулся. Жандарм пожал плечами, словно бы сбрасывая с себя ответственность за все, чему суждено случиться. Бричка быстро покатила вперед, съехала с одного бугорка, поднялась на другой. Гуркевич улыбнулся поручику. Тот сурово молчал.
Дома у железнодорожной станции стояли пустые, но без видимых повреждений. Колеса загремели по булыжнику Пулавской. Мертвые окна сверкали сохранившимися стеклами. Все безжизненно застыло в свете солнца. Внезапно сзади заурчал мотор. Из поперечной улицы выскочил серый "опель", повернул направо, догнал бричку и, взвизгнув шинами, притормозил. Гуркевич съежился за спиной у ездового. Из машины выглянул юный эсэсовский офицерик. За ним бесстрастно восседал седоватый полковник. Офицерик удивленно оглядел пассажиров брички, после чего небрежно козырнул.
- Вы кто такие? - спросил он по-немецки.
- Лейтенант Койя из королевской венгерской армии, - сухо ответил поручик.
- Вот это да! - ухмыльнулся немец. - Прямо как в императорско-королевские времена. Где тут комендатура?
Койя взглянул на него с удивлением. Гуркевич, снова вытиравший лоб платком, внезапно распрямился.
- Kommendantur? - воскликнул он с готовностью. - Jawohl! Hier… Diese Schule links!
И он указал на окруженное рядами заграждений здание на улице Воронича. Эсэсовец кивнул и подал знак шоферу. "Опель" укатил. Койя приподнял левую бровь; Гуркевич виновато улыбнулся. "Опель" замедлил ход у перекрестка, свернул на Воронича, выехал на тротуар и скрылся в школьном дворе. Мгновение спустя стукнули два одиночных выстрела, застрекотал пистолет-пулемет, и все стихло. Из школы вышел человек в комбинезоне, с автоматом наизготовку. Гуркевич взглянул на поручика и вытер платком ладони.
- Ну, я пошел. До завтра… Morgen.