- "Бывшие командир и офицеры "Голубчика", собравшиеся за товарищеским обедом, пьют за здоровье бывшего своего адмирала и учителя и, вспоминая плавание под вашим начальством с чувством глубокой признательности, шлют сердечные пожелания всего лучшего и выражения глубочайшего уважения доблестному и славному адмиралу, имя которого никогда не забудется во флоте".
- Вспомнили, Машенька, и как тепло… Не правда ли? Уж я послал Ефрема узнать адресы подписавших телеграмму, чтоб сегодня же побывать у них и поблагодарить. И чего этот болван так долго шляется! - внезапно крикнул адмирал и, круто повернувшись, прошел в кабинет.
Этот Ефрем был глуп, честен и предан своему барину, который, в свою очередь, любил Ефрема и привык к нему, не переставая, впрочем, удивляться его глупости и выражать иногда это удивление в довольно энергичной форме.
Привычку свою к Ефрему, несмотря на его глупость, беспокойный адмирал довольно оригинально и неожиданно приводил иногда как доказательство того, как трудно иногда бывает менять министров.
- Ведь вот, например, Ефрем - болван, естественный болван, а я держу его десять лет! - говорил адмирал.
Беспокойный адмирал крикнул другого лакея и, приказав закладывать карету, тревожно заходил по кабинету, поводя плечами.
Наконец Ефрем явился и с радостно-глупым видом подал справки из адресного стола.
- Отчего так поздно?
- А я, ваше высокопревосходительство, по пути заходил к портному за вашим сюртуком.
- Я разве тебе приказывал?
- Никак нет, ваше высокопревосходительство.
- И какой же ты, Ефрем, болван, я тебе скажу! Ступай, вели подавать карету! - проговорил довольно мягко адмирал, бывший в хорошем настроении по случаю полученной телеграммы.
Возвратившись домой, беспокойный адмирал рассказывал жене, как он разыскивал квартиры и поднимался в пятые этажи.
- И только троих застал. Остальным оставил карточки… И знаешь ли что, Машенька? Я приглашу их всех обедать… Надо отблагодарить за внимание… И Леонтьева и Ивкова позову… Завтра же позову! Так ты распорядись, Машенька.
- Хорошо.
- И к этому дураку Любимову заезжал сегодня.
- Зачем?
- Надо было за одного человека попросить… Но эта скотина ничего не хочет сделать, Машенька… Ведь дурак, а воображает себе, что если был министром, то и умен… От него же новость услыхал. Ратмирцев, - знаешь этого вылощенного болвана Ратмирцева?
- Ну, знаю, - улыбнулась адмиральша, давно привыкшая к энергической речи адмирала.
- Его старшим флагманом назначают… Эту бабу!! Этого "придворного суслика", как звали его мичмана на моей эскадре… С такими флагманами далеко не уедешь! - раздраженно проговорил беспокойный адмирал.
Он помолчал с минуту и, видимо, смягчившись, сказал:
- Да… вот говорят, что люди неблагодарны и забывают многое… А вчерашняя телеграмма, а?.. Что ты скажешь, Машенька?.. Есть, значит, люди, которые помнят, что я кое-что сделал для флота.
- Поверь, что все это сознают в душе, - горячо проговорила адмиральша.
- Ну, едва ли… Теперь, Машенька, не моряки, а торгаши… Духа нет… Ну да что говорить…
Адмирал как-то безнадежно махнул рукой, пошел в свой кабинет и принялся читать "Times".
Но сегодня ему не читалось.
Прошлое и настоящее проносилось перед оброшенным стариком, и он горько задумался, склонив свою седую голову.
Примечания
1
Желудочной лихорадкой (лат.).
2
"Развести" на морском жаргоне значит: поговорить крупно с начальством. (Прим. автора.)
3
Флаг-капитан - должность вроде начальника штаба. (Прим. автора.)
4
Гражданских (от лат. civilis).
5
"Копчинка" на языке кадетов значит "скупой". (Прим. автора.)
6
Переменился. (Прим. автора.)
7
Сильным (итал.).
8
Дерзость начальнику на шканцах усугубляет наказание, так как шканцы на военном судне считаются как бы священным местом. (Прим. автора.)
9
На морском жаргоне "задаваться" - значит выставляться, поднимать нос. (Прим. автора.)
10
Время рассказа относится к дореформенной Японии, когда можно было в чайных домах покупать временных жен, обязанных на время найма сохранять верность. (Прим. автора.)