- У нас нет выбора, - лаконично говорит Старик и обращается к Василию, который вертит самокрутку из листа с библейским текстом на немецком языке.
- Что предлагаешь? - спрашивает он. - Мы договорились, что решения принимать будешь ты.
- Твоя умный человек. Не такой дурак, как другие немцы, - радостно говорит Василий. - Мы делай большой крюк, иди по красивый старый мост, который очень нравься туристы. На та сторона реки Таганска тюрьма. Там мы увидеть солдаты и офицеры НКВД. Они знай, что все люди бойся эта большой политический клетка. Только идиот хоти топай к ней.
- Насчет идиотов и тюрем он прав, - выкрикивает довольный Малыш.
- Те, кто служи в НКВД, думай так же, - увлеченно говорит Василий, размахивая руками. - Когда странные русские пойди мимо, они подумать, что мы иди охраняй торпедный завод в Кожухово, поэтому не требуй пропуск. Я выглядай, как большой начальник, козыряй, как советский офицер, готовый лижи НКВД зад.
- А когда пройдем мимо тюрьмы, то что? - спрашивает Старик и надвигает на голову меховой капюшон, скрывающий красную звезду на шапке.
- Тогда идти к трансформаторный подстанций, - объясняет Василий, словно описывая экскурсию по Москве. - Пойди по Дубровский проезд. За постом НКВД срезай угол через железнодорожный пути к станций Угрешская. Охранники на посту нас не видеть. Они все время спи. Однажды моя и один карош друг угнали грузовик с ценным грузом. Охранники обнаружить пропажа только три дня спустя. Они спи. Они думай, что ничего не быть, и часто правы. Только не в той случай, когда Василий приводит друзьяки.
- А почему не пойти прямо по Симоновскому валу? - спрашивает раздраженный его ломаным немецким языком Старик. - Угрешская далеко в стороне.
- Василий думай, твоя умный человек, тавариш фельдфебель! Возле реки большой завод, там делай секретный штуки. Прямой путь - запретный путь. И запретно видеть секретный вещи, который там делай.
- А что там делают? - с любопытством спрашивает фельдфебель-бранденбуржец.
- Карош друг из Чита, лейтенант НКВД, сказал моя, что делай на этот секретный завод.
- Что же, черт возьми? - раздраженно спрашивает Штеге.
- Немецкий башка нехорошо знай слишком много, - отмахивается от вопроса Василий. - Я кажи только нацистский ученый. Они карош плати. Когда война конец, я делись с лейтенант НКВД из Чита.
- Не могу ладить с людьми, которые все время улыбаются, - говорит Барселона. - Они фальшивые, как жемчуг с Майорки.
- Мы не пойти вдоль Москва-река, - невозмутимо продолжает Василий. - Много опасный НКВД. Мы идем, они стреляй, как черт. Немецкий солдат нашпигован советский свинец. НКВД пытай пленник на Лубянка так, что будешь рад смерти. Лучше пойти кружной путь вместе с Василий, чем терять волосья вместе с башка.
Отойдя немного от кладбища, мы натыкаемся на патруль НКВД из трех человек. Начальник патруля, очень молодой и энергичный сержант, протягивает руку. Это международный жест полицейских во всем мире - предъявите документы!
Сержант обращается официальным тоном к фельдфебелю-бранденбуржцу, который не понимает ни слова.
Василий отталкивает фельдфебеля в сторону, дружелюбно похлопывает сержанта по плечу и протягивает ему русское удостоверение личности офицера. По улице с рокотом проезжает танковое отделение, еле видимое за летящим снегом.
Сержант напускается на Василия, сердито помахивая удостоверением. Похоже, чего-то недостает. Видимо, где-то забыли поставить печать, несмотря на немецкую скрупулезность. У русских и немцев две общие особенности: обилие документов и печатей.
- …б твою мать! - ругается Василий, постукивая себя по капитанскому погону.
- Пропуск из комендатуры! - требует, выйдя из себя, сержант.
- Будет тебе, братуха, а то мне придется попросить моего командира отправить тебя на Колыму за задержку важной операции, - урезонивает его Василий.
- Пропуск! - упрямо кричит сержант, снова протягивая большую руку в черной кожаной перчатке. Василий с безнадежным видом разводит руками, потом расстегивает полушубок, словно собираясь искать какие-то документы.
- Сам напросился, братуха, - с сожалением говорит он. - Мать будет по тебе плакать!
Сверкает лезвие, и голова сержанта с сигаретой во рту катится по тротуару. Обезглавленное тело пошатывается, из шеи ударяет струя крови.
Легионер с Малышом молниеносно бросаются на двух парализованных солдат. Сверкают боевые ножи. "Калашниковы" со стуком падают на тротуар. Мимо с ревом проезжает колонна Т-34. Смутно видны торчащие из башен головы в кожаных шлемах.
Мы сталкиваем трупы в приямок, они быстро покрываются снегом.
Василий пинком отправляет голову сержанта в окно полуподвальной квартиры, где она до смерти пугает двух спящих кошек. Он хлопает себя по бедрам и хохочет, глядя, как кошки с шипеньем и мяуканьем бегут по снегу.
- Пошли отсюда, - сдавленно говорит потрясенный Старик.
Мы устремляемся в узкие переулки, перелезаем через заборы и внезапно оказываемся посреди толпы людей, задержанных для проверки взводом солдат НКВД с автоматами наготове. Конец улицы заблокирован двумя Т-34.
- Черт! - шипит Василий. - Тупой скот грабить. НКВД лови их и стреляй каждый третий, чтобы москвичи понимай - грабежи опасный дела, однако.
Один из офицеров НКВД властно окликает нас.
Василий браво докладывает, что он дозорный офицер при исполнении служебных обязанностей.
- Пропуск, - рычит офицер, сохраняя суровый вид, и бегло осматривает наши документы. Потом приказывает Василию:
- Забирай своих людей и пошел к черту отсюда!
- Идем, товарищ, - улыбается Василий и принимается орать на нас в истинно русском армейском духе.
Когда мы сворачиваем за угол, первых схваченных уже ликвидируют. Разговор с грабителями короткий. Как в Берлине, так и в Москве. Завтра листки с их фамилиями будут расклеены на перекрестках в назидание остальным.
- Видели, как он снял башку сержанту НКВД? - уважительно говорит Малыш. - Алоис-Топор с Бернхардт-Нохтштрассе не сумел бы лучше, а он был мастером на эти дела. Срезал девять голов, пока не попался чертовым крипо. Насс и его сыщики охотились за контрабандистами сигарет с наркотиками и как раз подъехали к подъемнику у третьих ворот на Ландунгсбрюке, тут из темного угла выкатывается отрубленная голова прямо к ногам инспектора Насса. Я сам видел. Как раз собирался уезжать на велосипеде с полной корзиной рыбы.
- Что за черт? Ты и рыбой торговал? - удивленно спрашивает Порта.
- Я был в транспортной организации Зеленого Гюнтера. Вся сельдь была напичкана сигаретами. Мне приходилось изо всех сил отбиваться от одной из ищеек Насса, которая неотвязно принюхивалась, как сумасшедшая, ко мне и моей корзине. Насс и быки из крипо подумали, что ей хочется рыбы. Овчарки с примесью добермана очень любят Gefüllte Fische, еврейскую жратву. Сейчас в полиции нет ищеек-доберманов, считается, что они - имитация овчарок, специально выведенная международным еврейством. Как-то вечером я сидел в "Урагане-два", тихо-спокойно, и тут появляются четыре громадных еврейских добермана, из пастей у них каплет слюна. Они шли по следу двух немецких мошенников от Гансемаркт, но когда переходили Ганза-платц, неожиданно учуяли запах грудинки, которую готовил повар-полуеврей, и доберманы забыли о преступниках. Ворвались на кухню так быстро, что не оставалось никаких сомнений - в них есть еврейская кровь. Повар только что демобилизовался.
Его турнули из вермахта, как только обнаружили, что он полукровка. И жалел он об этом? Ничуть! В общем, быки из крипо ошалели, когда увидели своих четвероногих помощников сидящими вокруг этого повара-еврея и его плиты. После этого доберманов отправили в отставку без пенсии. Хорошо еще, что не в газовую камеру.
- Именем фюрера я беру вас под арест! - заорал Насс так, что в подъемнике раскатилось эхо.
Но полицейские нас отпустили, как только обнаружили залезшего под грузовик Алоиса. Насс едва успел уклониться от топора. Иначе б его впервые за много лет увидели бы без шляпы с загнутыми спереди вниз полями. На Алоиса тут же надели не меньше двадцати пар наручников, цепей и еще Бог весть чего. Когда мы спустились, нас всех выгнали из подъемника. Нассу и его людям не терпелось поскорее вернуться в участок, чтобы сообщить эту новость репортерам. Они охотились за Алоисом четыре года, а тут он прямо-таки свалился им в руки со всеми необходимыми для смертного приговора уликами. Отто Насс в тот день раздувался от гордости. Его во всех газетах назвали проницательным. Он же не сказал репортерам, как все вышло. Насса даже наградили. Дали ему специальную должность в управлении, но вскоре выгнали. Его старое кожаное пальто портило общую картину на утренних совещаниях.
Мимо нас прошла к мосту через Москву-реку длинная колонна солдат в странной форме.
- Смертничка, - объясняет Василий, махнув рукой. - Заключенный из Таганский турьма. Их помиловай. На Колыма не везти. Вместо этого стрелять дурный немца. Сталин шибка умный человек. Он не стреляй политика. Сталин говори: "Пусть они умирай, как герои. Пусть их стреляй немцы. Советам никаких проблем, однако".
У Павелецкого вокзала дорога перекрыта множеством войск НКВД. Проверяют даже большие армейские колонны. Похожий на бульдога офицер с ремнями крест-накрест на груди направляется к нам, держа "калаш" наготове.
- Пресвятая Дева, смилуйся над нами, - обреченно стонет Старик.
На углу Валовой улицы расстреляли четырех офицеров. Тела брошены в стоящий у тротуара открытый грузовик. С его бортов свисают кровавые сосульки.