- Подарок от покойного товарища комиссара, который решил, что мне потребуется что-то бодрящее, когда я постучусь в ворота Кремля, - усмехается Малыш, щелкая языком.
- Какого черта вы расселись здесь? - громко кричит какой-то незнакомый фельдфебель.
- С вашего разрешения, устраиваем мертвому майору соборование! - кричит в ответ Порта, словно на плацу.
Малыш сует горлышко фляжки между губами мертвого майора.
- Умер, - громко всхлипывает он и, сложив руки, встает на колени.
Фельдфебель заметно растерян. Не знает, как ему быть. Он не может заорать на солдат в присутствии майора - даже мертвого!
- Проваливайте отсюда, быстро, - мягко приказывает он и скрывается среди деревьев.
- Герой! - хмыкает Малыш, отряхивая снег с брюк.
- Посмотрел? - неожиданно спрашивает Порта.
- Пресвятая Матерь Божия из иерусалимских трущоб, чуть не забыл! - выкрикивает потрясенный Малыш и резко раскрывает рот майора.
Три золотых зуба.
- Какого черта вы лезете туда? - ворчит Старик.
- Под трибунал их, - дружески предлагает Хайде.
- Мы соборовали павшего героя с Рыцарским крестом, майора из егерского полка, - "благочестиво" произносит нараспев Порта.
- Аминь! -добродетельно вторит ему Малыш.
- Лжецы! - рычит Старик. - А ну дыхни! Что вы, черт возьми, пили? Ну и запах!
- Мы разделили елей с павшим героем, - отвечает Порта с лицемерной улыбкой священника и крестится.
Внезапно по нам строчит пулемет и нарушает приятное развлечение.
Темные силуэты торопливо исчезают в кустах. Из темноты доносится несколько неразборчивых слов.
Я бросаю гранату. Из кустов раздаются душераздирающие вопли.
- Приди, приди, приди, о Смерть, - сатанински напевает Легионер под нос и расстреливает весь рожок по мелькающим силуэтам.
- Ракету! - резко приказывает Старик.
Штеге поднимает высоко над головой ракетницу. Фосфор с треском вспыхивает, сменяя темноту слепящим белым светом.
- Прекратить огонь! - яростно кричит Старик. - Это Двадцать седьмой танковый полк особого назначения!
- Это Сто шестой стрелковый. Пароль? - раздается с той стороны.
- Гнилое яблоко! - отвечает Старик.
- Бегущая крыса! - доносится тут же из густых кустов.
- Скорее бегущий дурак, - непочтительно произносит Малыш. Мы встаем, медленно подходим к кустам и неожиданно оказываемся лицом к лицу с тем самым фельдфебелем.
- Опять вы! - злобно рычит он.
- Герр фельдфебель, обер-ефрейтор Порта всегда к вашим услугам с последними ритуалами! По уставу умирающий защитник отечества имеет право на молитву, елей и прощальный салют над открытой могилой!
- Кажется, ты всеми силами стараешься угодить под трибунал, - ярится, багровея, фельдфебель.
- Разрешите доложить, герр фельдфебель, что я нес службу при армейских военных трибуналах в Торгау, Глатце и Гермерсхайме. В штабе Шестой армии в Мюнстере моей обязанностью было менять воду в графинах. Разрешите доложить, герр фельдфебель, герр кригсге-рихтсрат Дорнбуш поглощал ее, как отверстие в песке.
- Чтоб ты подавился своим дерьмом, - рычит фельдфебель, скрываясь в темноте со своими солдатами.
- Вот же идиоты, - говорит Малыш, - попадают под огонь своих товарищей.
- На войне такое случается часто, - объясняет Порта, размахивая руками. - Мы живем в удивительное время. Некогда жил на свете герр Бауэр, имевший дом в холмах возле города Эгер. В пятнадцатом году он стал войсковой частью из одного человека. Его произвели в корнеты и направили во Второй имперский егерский полк. Но когда корнет Бауэр не смог найти имперских егерей в Галиции - их тем временем перебросили в Италию защищать отечество там, - этот отважный человек решил стать отдельной войсковой частью и разработать новую стратегию против царских казаков…
Тут мы встретились с другой ротой и больше ничего не услышали о героическом корнете Бауэре с Эгерских холмов.
- Хорошо, фельдфебель, что вы вышли сюда, - гремит обер-лейтенант с черной повязкой на глазу. - Красные заминировали реку и взорвали мост.
- Очень хорошо, герр обер-лейтенант, - мягко отвечает Старик, думая: "Вот бы и ты взлетел с ним вместе!"
- Но мост не совсем разрушен, - продолжает обер-лейтенант. - Теперь нам нужно переправиться, пока эти гады не поняли, что часть моста уцелела. Немедленно переходите со своим отделением на тот берег и займите там позицию. Я последую за вами со своей ротой. Исполняйте, фельдфебель!
- Слушаюсь, - вяло отвечает Старик и идет к мосту впереди отделения. Какой прок объяснять этому офицеру, что мы находимся не под его началом? Он видит в нас посланных судьбой для выполнения его опасной работы. Обер-лейтенант получит пушечное мясо, мы будем расплачиваться - кровью - собственной!
- Иди первым, - приказывает Старик, указывая на Порту стволом автомата.
- Пошел ты! - непочтительно отвечает Порта. - Если б этот австриец, Адольф, явился сюда лично со всеми своими партийными шишками и приказал мне ступить на мост, я бы все равно наложил на эту идею вето. Почему не Юлиус? Он прирожденный герой!
- Думаешь, я сошел с ума? - яростно протестует Хайде.
- Еще спрашиваешь! Ты в партии уже давно. Членство в ней - первая ступенька на лестнице самоубийства.
- Кончай болтовню об этой треклятой партии. Потерпи до конца войны, - раздраженно рычит Старик. - Иди, Порта! Теперь нам нужна Москва! Займи позицию у третьей опоры! Свен, пойдешь с ним напарником. Ты можешь бросать оттуда гранаты!
И бросает мне сумку с гранатами. Подарок от обер-лейтенанта с черной повязкой на глазу.
Мы осторожно идем по железной балке. Она обледенела, и несколько раз мы едва с нее не падаем. Кроме гранат, мне приходится нести две сумки с патронами.
- Если б мы пошли в велосипедисты, - усмехается Порта, - то моментально переехали б этот мост на военной модели образца девятьсот третьего года с загнутым вверх рулем и такими ценными удобствами, как запасное колесо, пневматические шины и передвижной сортир.
С того берега пулемет выпускает по нам очередь трассирующих пуль.
- Любезная встреча, - кричит Порта и вежливо приподнимает свой цилиндр. Наконец мы доходим до нужной опоры и занимаем позицию.
С невероятной медлительностью Порта вставляет в пулемет ленту и выливает на замок полбутылки русской незамерзающей смазки.
- Чем больше масла, тем лучше, - усмехается он. - Я узнал это от одного сводника-китайца в тридцать седьмом году. Он выдавал своим работницам каждую субботу по два фунта вазелина.
Над нашими головами раздается громкий стук. Это лег Малыш с ручным пулеметом.
- Вот мы и здесь, детки, как вам нравится этот ландшафт? Кое-кто заплатил бы деньги за это зрелище!
- Hombre, - стонет Барселона. - Совсем как в Испании, когда мы воевали с чернорубашечниками на Эбро.
Вблизи перед нами взрывается минометная мина и сносит половину опоры.
Двое из отделения ранены и исчезают в невообразимо грязной воде реки. С того берега по нам начинает бить 20-миллиметровая автоматическая пушка. Это опасное оружие. Маленькие снаряды откалывают большие, зазубренные куски бетона, и те летят шрапнелью мимо наших голов. Два крупнокалиберных "максима" пристреливаются к нам.
- Пожалуй, пойду домой, - говорит Порта, поднимая глаза к небу. - Здесь слишком много стрельбы для миролюбивого берлинца.
- Отходим, - приказывает Старик с напряженным выражением лица.
Мы начинаем отходить, но появляется обер-лейтенант с черной повязкой на глазнице и палит в нашу сторону из автомата. Мы решаем остаться на месте.
- Держитесь, ребята! - доносится крик с берега. - Сейчас прибудут огнеметы.
- Я подержусь за его яйца, если окажусь рядом с ним, - обещает Малыш и стреляет из пулемета по дальнему берегу, где артиллерист 20-миллиметровки, кажется, сходит с ума.
Однако огнеметы все-таки появляются. Огнеметы и заряды взрывчатки. Их везут на каких-то странных машинах, представляющих нечто среднее между понтонами и аэросанями.
Мы следуем за ними и штурмуем передние доты, где русские сопротивляются с небывалым ожесточением. Это комсомольцы из промышленных районов.
Мне дали сумку с фанатами нового типа. Лейтенант-сапер серьезно предупреждает: "Если чуть-чуть этой жидкости попадет на руки, все мясо слезет. Мы как-то опробовали ее на собаке и не могли поверить своим глазам. Три прыжка, протяжный вой, а потом остался только скелет".
Я совершенно один с этой сумкой. Остальные держатся в отдалении от меня. Вместе с двумя саперами я устремляюсь к ближайшему доту. Он большой, с лифтом внутри.
Оружейный купол поднимается, будто кротовая кучка, короткоствольная пушка изрыгает из него пламя; затем он снова опускается в землю. Когда купол появляется снова, я бросаю в него две фанаты с красным крестом.
Толстая сталь словно бы тает. Испарения от купола жгут нам легкие и глаза, хотя мы надели новые чешские противогазы.
- Я ухожу! - лаконично говорит один из саперов. - Это сущее безумие!