Куда уйти от этих криков, от злобы, от этого возмездия? Куда? - Сжалась вдова, Валентина Яковлевна, окаменела, спрятала глаза, и в глазах - бессильный гнев и отчаянье. И стыд. Откуда-то пришедший, незнаемый, неожиданный стыд...
Колыхнулась, взорвалась толпа - но погасла почему-то.
Там, за спинами, задние увидели кого-то, удушили крики, заворчали.
Там сзади - Коврижкин.
- Почему галдеж?
Расступились (распахнулась толпа, вобрала в себя Коврижкина, замкнулась), пропустили к гробу, к вдове - застывшей, испуганной женщине.
- Чего шумите?
Из толпы, снова наростая, вскипая полетело:
- Пошто сволочь эту приказал хоронить?
- Собаке - собачья смерть!
- Вытряхнем стерву из гроба!
- Вытряхнем!..
Но, прорезая толпу и разноголосый галдеж, Коврижкинское властное, кремневое:
- Эй, тише!.. Помолчите-ка! Эй!..
И смолкло.
В едва осевшую тишину, в отстоявшемся молчании плеснулся бабий голос:
- Господин... Товарищ командир! Позвольте!.. Товарищ!..
Ко гробу, к вдове, к Коврижкину протискивалась (за нею следом конвоир) растрепанная, раскрасневшаяся, толстая, совсем не в себе Королева Безле. Протиснулась, отдышалась, сомлела.
- Господин товарищ... Позвольте объяснить вам... Позвольте.
В серых Коврижкинских глазах - изумление. Жадное любопытство в толпе. Новая тревога у молчащей (ушибленной, придавленной) вдовы. Коврижкин скосил губы, усмехнулся:
- Ну, в чем дело?.. Говорите!
Королева Безле оглянулась на вдову, передохнула и:
- В этом гробу нет подполковника Недочетова...
- Вы врете!.. Как вы смеете!.. Тут мой муж!.. мой муж!.. - Лопнуло молчание. Вскинулась, ожила, затрепетала вдова. - Вы врете!..
Повел бровями (удивленно и досадливо) Коврижкин, рукой взметнул и вдове: да замолчи, мол! - и строго толстой, растерянной:
- Говорите-ка толком - в чем дело?
- Да я толком: никакого Недочетова тут нету!.. Не хороните, пожалуйста, не хороните!..
- Кто?!
Широко раскрыты глаза у вдовы, Валентины Яковлевны, а в глазах последний, обжигающий испуг.
- Кто?! - Эхом отдается в толпе. Но оборачивается Коврижкин, и толпе:
- Помолчите!
И снова к толстой, нелепой, к Королеве Безле.
- В чем дело?.. Спрашиваю - в чем дело?.. Кто в гробу?.. В гробу кто?..
- Золото... деньги!..
Охнуло, грохнуло, раскатилось в толпе. И за грохотом не слышен крик - женский, отчаянный, тоскливый.
Возле гроба выросли люди, завозились. Крак! Отстала крышка. Раскрыт гроб.
Улыбающееся веселое лицо обернул Коврижкин к толпе.
- Верно!.. Вот так покойничек!..
- А-а-а! По-окойник!.. Хо-хо!..
- Награбили! Нахапали!
- Ловкачи!
- Ай да полковник!.. По-ко-ойничек!!..
- Ура-а!!!
18. Королева Безле - свидетельница.
- Ловко вы, барыня!.. "Вдова", "за гробом мужа", "позвольте похоронить"... Ничего, хорошо обделали!..
Коврижкин опять за столом, на котором уж нет забытых белыми бумаг. Но вместе с ним за столом еще трое: штаб. А по другую сторону - вдова.
Но до этого: выкладывали из гроба мешочки с золотом, считали, проверяли, переносили, ставили караул. До этого под вой и крики и хохот увели вдову Валентину Яковлевну в отдельную избу. И когда вели ее, шаталась она, плохо понимала, плохо слышала.
И теперь стоит она серая, осунувшаяся, далекая и впиваются в нее спрашивающие, жгучие, неотрывные взгляды.
Четыре пары глаз.
- Ловко!.. Хорошо вы, барынька, комедию развели... Не удалось, правда, сорвалось!.. Жаль, поди!? Ну, рассказывайте - когда и где деньги эти насбираны? Почему не донесли мне? Рассказывайте!..
Женщина вздохнула. Словно очнулась. Подняла ресницы, поглядела на Коврижкина, на троих. Снова опустила глаза и тихо:
- Я не понимаю... Я совсем не понимаю - что это?..
- Не понимаете? - лукаво скосил глаза Коврижкин. - Да тут нечего и понимать. Любое дите поймет. Вот я вам объясню: ограбили белогвардейцы народное достояние, нахапали, надо скрыть. Ну, ссыпали в гроб, а для пущей крепости - ко гробу плакальщицу. Как тут учуешь, что деньги?.. Теперь понятно?..
Коврижкин улыбнулся - широко, благодушно. Трое засмеялись. Но, спрятав смех, неприязненно (и с любопытством острым) уставились на вдову, на Валентину Яковлевну.
По серому лицу женщины полыхнули кровяные пятна, дрогнули губы. Шире раскрылись глаза.
- О, господи! - скорбно сказала она. - Да ведь я за покойником своим, за мужем шла!.. Я ведь не знала!.. Ведь обманута я!.. Поймите - обманута!..
Широко раскрытые глаза налились слезами; женщина сдерживала плач (ах, не заплакать бы перед этими, чужими, враждебными!) - но слезы текли, смачивали щеки.
За столом кто-то кашлянул. Коврижкин наклонился к соседу и тихо что-то сказал. Другие перегнулись к ним, слушали.
- Та-ак! - протянул Коврижкин. - Выходит - обман для нас, обман и для вас... Так. А почему же мы верить вам должны? Ради каких таких заслуг ваших? Не ради ли мужа вашего, подполковника Недочетова, который живьем село в сорок дворов сжег? Не ради этого ли?.. А?
Женщина молчала. Но слезы текли крупные, частые.
- Свидетели есть? - коряво, громче чем нужно спросил один из трех (молодой, в черном замызганном полушубке, с патронташами крест на крест через грудь). - Свидетели всей этой махинации, спрашиваю, имеются?
И, подтверждая, одобряя этот вопрос, Коврижкин мотнул головой:
- Имеются?
Женщина покачала головой (в уголки рта заползли ручейки слезовые, солоно).
- Нет... не знаю...
И снова улыбнулся Коврижкин, перегнулся еще к кому-то из трех и сказал ему:
- Пойди, Гаврилыч, скажи - пушшай толстую эту доставят сюда. Поспрошаем.
Один из трех вышел.
Было тихо в избе. За столом молчали. Молча поглядывали на женщину. И Коврижкин уже не предлагал ей садиться на табуреточку.
Потом пришли Королева Безле и тот, кто уходил за ней.
Королева Безле подошла к столу, сбоку, украдкой посмотрела на вдову. Посмотрела - вздохнула.
Коврижкин вытянулся через стол к ней, протянул руку, отставил палец (темный с черным ободком грязевым под ногтем; узловатый), и пальцем на вдову, Валентину Яковлевну.
- Эта с какой стороны в деле этом, в денежном участвовала?.. Расскажите-ка, гражданка, всю правду!..
Королева Безле растерянно и смущенно глянула на вдову (встретила испуганный, ждущий, враждебный взгляд), растерянно уставилась на Коврижкина.
- Как это? Не понимаю я...
- Ах, - скривился нетерпеливо и обиженно Коврижкин. - Должны вы понять... Как вы, гражданка, нам сообщили правильно про гроб и про всю фальшь с деньгами, за что вам будет от штаба благодарность и смягчение вашим поступкам, ежели какие были... ну, вот, как довели вы до сведения о деньгах, так теперь является вопрос: в каком участии находилась гражданка вдова в этом деле. Она же отрицает, говорит, что ей неизвестно об деньгах, на покойника, на мужа своего опирается... Значит, сообщите: насколько ей известно было... Понятно?
Трое вытянулись, уставились на Королеву Безле, ждут.
Королева Безле жалко, бледно улыбнулась (вовсе и улыбаться-то не нужно было), пошевелила толстенькими пальцами, кашлянула:
- Я вам, что знаю, расскажу...
- Вот, вот! - закивали за столом. - Главное, правду! Чтоб без хитрости и без вилянья!..
- Я это от пьяных узнала, от офицеров. Пили мы с ними, - смутилась, покраснела Королева Безле. - Напились они, да спьяна и рассказали, что из зеленых ящиков деньги в гроб переложили...
- А гроб-то с чем был?
- Как с чем? - оживилась Королева Безле. - Там покойник был... вот муж ихний... - Остановилась, взглянула на вдову и в горящем, неотрывном взгляде, в ожидании, не увидела уже злобы и недоверия.
- Был, значит, покойник-то в гробу? - заинтересованно, мягче спросил Коврижкин.
- Был, был! Это в Максимовщине, в селе, ночью офицеры деньги перегрузили в гроб... А тело покойника во дворе, за гумном, в снег зарыли...
Трое за столом задвигались, выпрямились:
- Та-ак!..
- С почетом, значит, подполковника-то похоронили!.. Ха!..
- По-белогвардейскому!..
- По-собачьи!..
Вдова подняла обмотанные руки и укрыла ими лицо. И из мятых, полумокрых платков послышался всхлип.
Коврижкин оглянул избу, увидел у стены лавку, кивнул часовому у дверей:
- Подставь-ка лавку!
И когда лавка с грохотом стала возле женщин, сказал обеим, не глядя на них:
- Сядьте... Эту-то посадите...
Королева Безле бережно обняла вдову и посадила.
Сидя, Королева Безле почувствовала себя свободней, бодрее. Она расстегнула ворот своей шубы, выправила на шее пуховый платок. И, обладив себя, обдернув, обуютившись, связно и толково рассказала обо всем.
А когда она рассказывала, вдова Валентина Яковлевна опустила резко на колени руки, сжала их, впилась в нее глазами. Не плакала, не прерывала, а только тяжело, упорно глядела и впитывала в себя все, все...