- Я считаю, - твердо сказал Бенеш, - поскольку англо-французский план выработан без консультаций с нами, его осуществление может иметь катастрофические последствия. Я обращусь лично к Даладье и Чемберлену с просьбой пересмотреть их точку зрения. Хотя бы на основе арбитражных соглашений с Германией… Это мы и запишем в основу ответа.
- И в качестве главного арбитра выступит Гитлер! - раздался чей-то раздраженный голос.
- Я ни на мгновение не сомневаюсь, что СССР окажет нам помощь! - ответил Бенеш.
- Однако посол Александровский заставляет себя ждать, - язвительно сказал Беран, председатель аграрной партии. - Поневоле задумаешься, а не прав ли Жорж Боннэ, который постоянно говорит о пассивности русских. И вообще, на кого мы ориентируемся? Ориентация на Советы, прямая апелляция к ним - явное нарушение традиционной политики нашей страны. Нас не поймут, господин президент.
- Кто? - Бенеш невольно поднялся со своего места. - Гитлер?
- Народ… - сквозь зубы процедил Беран.
- Народ там… - Бенеш кивнул на окна. - Вы слышите, как они поют?
На минуту наступило всеобщее молчание.
- Но вы слышите, Бенеш, что они поют? Они поют "Интернационал". Опирайтесь на русских, превращайте Чехословакию в глазах Европы в авангард коммунизма, - и Беран картинно скрестил руки, словно хотел сделать вид, что отмежевывается от дальнейших решений. Однако, помолчав, вдруг добавил:
- Нужно безоговорочно принимать все, что предлагают истинные союзники! Мы не должны забывать, что в будущей войне линия фронта пройдет вовсе не по государственным границам - она разделит два мира. Было бы ослоумием принять мысль о допуске советских войск на нашу территорию! В конце концов, соглашение с Германией вовсе не означает политическую смерть! Каждый из нас найдет себя в новой структуре Европы.
- Это верно, - кивнул Годжа, - нужно просто привыкнуть к мысли, что Версаль был в чем-то ошибочен.
"Если бы я уже так не считал, - подумал Бенеш, - я бы не отправил Нечаса к Даладье. Но об этом знаем только мы - я, Даладье и Нечас. И на моей карте граница отторгаемых районов была иной. Они хотят слишком многого. Всю нашу экономику".
- Я вовсе не ратую за большевизацию! - Бенеш даже повысил голос. - Но принять безоговорочно… Эти вопросы должен обсуждать парламент.
- А в нем сидит Готвальд, - вставил Годжа. - Он вчера уже сказал, что подобные требования можно предъявлять только в случае проигранной войны.
Вошел дежурный секретарь президента, громко провозгласил:
- Его превосходительства полпред Советского Союза господин Александровский!
Бенеш как очнулся. Он бегло оглядел лица министров и глав правящих партий, встал и торопливо направился к двери. Александровский ждал его в комнате для приемов.
- Я привез ответ на ваш вопрос, господин президент, - сказал Александровский. - В телеграмме из Москвы прямо говорится: СССР окажет, согласно договору, немедленную и действенную помощь Чехословакии, если Франция также окажет эту помощь. СССР окажет также военную помощь Чехословакии как член Лиги наций на основании статей 16 и 17 Устава, если чехословацкое правительство обратится в Совет Лиги наций с просьбой о применении указанных статей. Наркоминдел настойчиво интересуется вашим ответом на англо-французский ультиматум.
- Вот как господин Литвинов называет англо-французские предложения! - в тяжелом раздумье произнес Бенеш. - Кто знает, возможно, в этом есть истина. Но как бы то ни называлось, наше правительство решило, что англо-французский документ не приемлем. Хотя я опасаюсь саботажа этого решения некоторыми членами кабинета. Пришлось также запросить Францию - не означает ли данный документ ее отказ от выполнения союзнических обязательств. Но пока они молчат.
Бенеш вдруг прямо и ясно посмотрел в лицо Александровского, словно неожиданно для себя понял что-то крайне важное:
- Я предполагаю, нападение на нас произойдет 22-го числа.
"Да, - подумал он, - именно 22-го сентября. Гитлера совершенно не устроит наш ответ, как бы ни преподнес ему его Чемберлен. Назначенная на 22-е встреча Гитлера и Чемберлена, таким образом, явится пустой тратой слов. Начнется война".
- Откуда эта уверенность в дате? - с тревогой спросил Александровский.
- Небольшие сопоставления, - нехотя ответил Бенеш, сразу переменил тон, заговорил бодро, уверенно. - Борьба неизбежна, но наш народ не допустит того грабежа, о котором говорят в Лондоне и Париже. Вероятно, через час, после отправки нашего ответа, будет объявлена всеобщая мобилизация. Вы видели сами - требование защиты страны стало истинно народным… Пока под ружьем только действующая армия, все воздушные силы приведены в боеготовность, но это тоже немало.
Александровский наблюдал за Бенешем и не мог понять, отчего, когда он говорит уверенно и твердо о необходимости борьбы, у него такое страдальческое, просто жалкое лицо?
Дежурный секретарь прервал их разговор:
- Телеграмма из Парижа, господин президент. Три министра французского правительства решили подать в отставку из-за несогласия с англо-французским нажимом на Чехословакию, - молодой человек искренне радовался.
"Он надеется, - подумал Бенеш, - что отставка министров повлечет и падение кабинета Даладье. И все может измениться для нас. Хотелось бы и мне так думать".
Бенеш тепло простился с советским полпредом.
"Вот что надо делать, - решил он. - Если мы не сделаем этого, 22-го начнется война. Мы немедленно широко оповестим о нашем отказе принять англо-французские предложения. А потом…"
В 20 часов 20 сентября чехословацкое правительство направило в посольства Франции и Великобритании свой отказ принять предложения Чемберлена и Даладье.
В Градчанах стали ждать ответа.
Бенеш пошел в комнату отдыха. Следом за ним двинулся Годжа. Когда дверь личных апартаментов президента закрылась за ними, Годжа, глядя в глаза Бенешу, спросил:
- Вы понимаете все последствия? Эта война будет такой, в которой погибнут не просто армии, вся цивилизация. Культура Европы! Это больше чем судьба одного нацменьшинства. Отдать им все на их условиях. И кончено дело. А народ уже знает, что мы отказались… Наш ответ передан прессе.
Он будто читал мысли президента! Бенеш молчал, и Годжа, следя за его взглядом, снял телефонную трубку.
- Номер Лакруа в моем алфавите, - вздохнул Бенеш. Они поняли друг друга.
Годжа начал телефонный разговор с послом Франции:
- Я прошу вас приехать, господин посол. Если вы уже получили наш отказ, прошу не рассматривать его как окончательный ответ. Да, я говорю с полного согласия президента республики.
Годжа позвонил также британскому послу господину Ньютону. Потом устало сел на диван рядом с Бенешем и прошептал:
- А они все поют… Кажется, гимн… Боже мой, от одного этого попросишь об отставке!
- Когда они приедут? - спросил Бенеш.
- Очевидно, когда согласуют, - Годжа с трудом подавил зевоту.
Бенеш вздрогнул - неужели этот человек хочет спать? Или это у него такая нервная реакция?…
Ньютон и Лакруа приехали в Градчаны вместе около двух часов ночи. Галифакс по телефону посоветовал Ньютону действовать независимо от времени суток.
Разговор длился более часа. В пять утра Годжа открыл новое заседание Совета министров:
- Глубоко сожалея, чехословацкое правительство должно принять все предложения как единое целое, подчеркивая при этом принцип гарантий против немецкого вторжения на чехословацкую территорию, которые нам предоставляют Франция и Великобритания, до того момента, когда будет можно осуществить передачу территории после установления новой границы…
В восемь часов утра из ворот Пражского Града выехала машина министра иностранных дел Крофты. Он направлялся к себе в министерство для выработки нового ответа западным державам.
Люди, которые вторые сутки в патриотическом порыве стояли у древних стен Пражского Кремля, смотрели на эту машину с надеждой. Они еще не знали, что ей не суждено осуществиться.
VIII
Фернандес спустился на набережную - на минуту задержался у парапета. По легкой ряби Влтавы плыли лебеди - белые, черные. От них веяло удивительным спокойствием. Фернандес медленно отвел глаза от этих величавых прекрасных птиц - пошел дальше, адрес, указанный на конверте, он помнил. Фернандес шел к Гофману, тому самому, которого он два года назад вытащил из франкистского плена.
Со всех сторон летели выкрики газетчиков:
- Протест советского посла!
- Беран обвиняет русских!
- Отставка правительства Годжи!
- Новый премьер - генерал Сыровы!
- Генерал Сыровы формирует новый состав кабинета!
Газеты никто не покупал, потому что ими торговали штрейкбрехеры. Пражане объявили всеобщую политическую забастовку протеста.
Дом был старый. С красивым фронтоном, двумя кариатидами, надежно поддерживающими козырек над парадным подъездом. Фонарь за стеклянными дверями светился, но дверь Фернандесу открыли не сразу.
- Я хотел бы видеть доктора Гофмана… - сказал Фернандес, опасаясь, что опрятная старушка, от которой пахло свежим хлебом, сейчас покачает головой и…
- Пан Карел спит, - сказала старая женщина, глядя недоверчиво. - Кто вы такой?
Фернандес внутренне усмехнулся. Как же представиться пожилой пани?…
Началось все с того, что после страшной голодной олонецкой зимы ушел по льду на Питер. Попал в большой магазин на Литейном, стал мальчишкой на побегушках - хозяин магазина был француз, хозяйка - полька. Говорили они каждый на своем языке, ругались почему-то исключительно по-немецки. С того все и началось. Первые уроки структурной лингвистики - немецкие ругательства вперемежку с подзатыльниками.