1936 год. Изумленная Европа наблюдает за действиями нового канцлера Германии. Захвачена Рейнская демилитаризованная зона, витает в воздухе аншлюс Австрии.
Роберт Дорн, чудом выживший в нацистской чистке партийных рядов - "ночи длинных ножей" - неожиданно для себя и для Центра получает задание СД: возглавить агентурную работу в Лондоне…
Лариса Захарова, Владимир Сиренко.
Сиамские близнецы.
Повесть
I
Разноцветные огоньки в витринах и на елках, рядом с ними - степенные Санта-Клаусы с доброжелательными гуттаперчевыми физиономиями. Они же на улице, в толпе: суетливые, в истертых шубах, при ватных бородах, торгуют с лотков новогодней мишурой. Берлин ждет новый, 1936 год.
Вчера Фриц Дост шел по Лондону, тоже видел и светящиеся гирлянды, и торговцев в обличье святого Николаса - та же ватная борода… "И все же там все было иное", - думал Дост. Ибо в гостях хорошо, а дома лучше. И уличная толпа разговаривает! Общается, шумит!… Вот откуда настоящее праздничное настроение! Британцы идут по улице, как одинокие фрегаты, друг друга в упор не видят, а если процедят что-то сквозь зубы, так надо иметь слух Карузо, чтобы расслышать! Да и Рождество у них скучное на этот раз - со дня на день ждут кончины Его Величества короля Георга. Веселиться вроде не совсем прилично. А уж до приличий британцы охочи.
Дост свернул к Принцальбертштрассе, в глаза бросилась витрина с празднично накрытым столом. Муляж, разумеется, но завлекательный - ишь какой розовый поросеночек! Свечки горят, пирог маслом так и сочится. Хорошо бы, конечно, встретить Новый год в Берлине, но с кем? Не с Максом же Боу! Да и где бывшего штурмовика теперь искать? А больше из старых друзей на этом свете уж никого и нет. Только Роберт Дорн, а он остался в Лондоне.
Фриц Дост еще раз взглянул на витрину и решил зайти в магазинчик. Времени у него было достаточно, штандартенфюрер Лей назначил встречу на шесть вечера, но ранние зимние сумерки обманчиво выманили на улицу. От полок с товаром к посетителю обернулась продавщица. Ее глаза расширились, выщипанные по моде бровки поднялись, и она ахнула:
- Фриц! Какими судьбами?!
Дост оторопело смотрел на девушку - это же Ева Тиссен!
- Ты что тут делаешь? - удивленно спросил он.
- Работаю, - пожала плечиками, разве не ясно, что можно делать, стоя за прилавком?
- А… - покачал Фриц рыжей головой. Он никак не мог освоиться с мыслью, что Ева - работает, Ева - продавщица. - Это как же у тебя получилось?
Она опять пожала плечиками - на сей раз выразив возмущение:
- Трудовая повинность. Будто это новость!
- Я давно не был в Берлине, - поспешно ответил Фриц.
- Ну а мне деваться некуда. Добрые люди помогли устроиться хотя бы сюда. Иначе - конвейер. Ты представляешь меня у конвейера? Моя подруга Роза, помнишь, она была танцовщицей в "Тюльпане", так она на военном заводе. Ничего не захочешь! Грохот, вонь… Мне повезло.
- Как ты живешь? - Фрица это мало интересовало, но надо же поддерживать разговор, а на английский манер спрашивать первым делом о погоде уже так надоело…
- Одна, - в синевато-серых, с ржавчинкой глазах Евы появилась откровенная тоска. - Ну а ты, сразу видно, процветаешь. Ишь какой франт! И не узнать… Видно, где-то разбогател…
Ева спохватилась - коль разбогател, так это же не просто рыжий Фриц, это выгодный клиент!
- Что ты хотел бы купить?
- Что предложишь? - Фриц рассеянно окинул взглядом полки. - Еда меня пока не интересует. Перекусил не так давно.
- Сейчас все что-то покупают, подарки, сувениры… - Ева предлагала товары подороже. - Если для женщины, вот, отличная французская косметика. Для мужчины - например, бумажник, новогодние игральные карты, в футляре ручной работы, для семейной пары - статуэтки, саксонский фарфор или… Вот посмотри. Богемское стекло, комплект рюмок. А к ним - бутылочка венгерского вина. Цена тебе наверняка доступна.
- Ишь ты, кто бы мог подумать… Какая ты была, - неожиданно бросил Фриц. - Теперь-то как заправская.
Ева вдруг сникла:
- С виду не скажешь, что ты все такой же.
Дост неожиданно почувствовал себя виноватым перед ней. Действительно, времена меняются. Бойкая проститутка, некогда приписанная к району Восточного вокзала, превратилась в маленькую продавщицу.
- Пожалуй, и взял бы флакон хороших духов. Лучше французских.
Ева отчего-то тяжко вздохнула, быстро выложила на прилавок нарядную коробочку. Вопросительно глянула. Дост кивнул:
- Надеюсь, они стоят этих денег? - Фриц достал бумажник, протянул Еве новенькие хрустящие купюры.
Ева опять удивилась - Фриц платит, не торгуясь. Нет, что-то происходит в этом мире… необычное… Она ловко обвила коробочку шелковой лентой, завязала красивый бант:
- Прошу!
Дост не спеша положил покупку в широкий накладной карман пальто, глянул на часы - времени в запасе было еще достаточно, а главное, он понял, что, кажется, не придется одному куковать в новогоднюю ночь.
- Когда закрывается твое заведение?
- В десять. У нас предпраздничная торговля.
- Ну и отлично, - Фриц перевел дыхание. - Меня это время вполне устроит. Я буду в половине одиннадцатого у Бранденбургских ворот. Там есть отличный ресторан, - он вдруг вспомнил давние дни, когда они все еще были вместе и он впервые попал с Робертом, Карлом, Максом и каким-то родственником Дорна в "Хижину охотника" - шикарный дорогой ресторан. - Если у тебя, Ева, нет других вариантов встретить праздник…
Ева усмехнулась.
- Нам есть что вспомнить, - он подмигнул ей и, не прощаясь, толкнул входную дверь.
Уличные часы показывали без четверти шесть. Дост прибавил шагу.
II
Дост разглядывал своего патрона - заместителя начальника отдела зарубежной агентуры СД штандартенфюрера СС Генриха Лея. Не только маленькой и одинокой Еве прошедшие годы не пошли на пользу, благополучный Лей тоже сдал. Морщины, седина… "Когда сам смотришь в зеркало, видишь только собственную физиономию, и никаких следов времени на ней, от привычки к самому себе, - подумал Дост, - но стоит повнимательнее вглядеться в другого, и ясно, что и ты постарел. Жаль".
- Хайль Гитлер! - вскинул руку Дост.
- Хайль Гитлер! - вскинул руку Лей.
"Будто две собаки, которые обнюхиваются при встрече", - вдруг подумал Фриц и тут же одернул себя. Сказываются и длительная отлучка, и новая привычка к английскому индивидуализму. Лондонские джентльмены никогда не приветствуют друг друга одной и той же фразой. Один скажет: "Добрый вечер, мистер такой-то". Второй отзовется: "Чудесный вечер сегодня, не правда ли, сэр?"
Фриц сел, переждав, когда Лей устроится за своим рабочим столом.
- Что ж, - начал Лей, - рад вас видеть, Фриц… Простите, - Лей фиглярски улыбнулся. - Рад видеть вас, барон… Ну, как вы там поживаете с Дорном, не застоялись в яслях "Лиги"? Пора вам и на простор.
Лей тоже разглядывал Доста. Полтора года за границей изрядно преобразили его. Хорошо сшитый костюм сидел прекрасно и шел ему больше, чем коричневая рубашка штурмовика. Рыжие волосы ухоженно блестят и лежат вполне элегантно. Зеркального блеска ботинки. Легкий запах дорогого одеколона. Лей подумал, что он сам пользуется более дешевой парфюмерией. И почему это считается непартийным пользоваться французским кремом для бритья, французским одеколоном, французским мылом? Ответа на этот вопрос у Лея не было. Был только осадок легкого сожаления. Дост тоже член партии, но ему - можно… И все потому, что не сидит в центральном аппарате.
Лей посмотрел на идеальную стрелку брюк Доста и спросил:
- Фриц, вы умеете лазить по мокрым крышам?
Дост пожал плечами:
- Это умеет каждый темпельгофский мальчишка. Я ведь рос в пригородах Берлина. Надеюсь, квалификацию за двадцать лет не растерял. Я должен одолеть крышу Тауэра, парламента, Вестминстера, Букингемского дворца?
- Крышу Форин офис. Но это шутка, как вы понимаете, Фриц. Впрочем, в ней может оказаться доля правды. - Лей задумался. - Сегодня я был у Лаллингера. Он очень интересуется, чем дышит английский министр иностранных дел Антони Иден.
Дост крякнул:
- Я этому джентльмену не представлен. Дорн, кажется, тоже.
Лей внимательно посмотрел на Доста и продолжил:
- Тем не менее вам с Дорном следует выяснить, что думает Иден об отношениях Германии и Франции, Германии и Австрии, Германии и Великобритании. По нашим данным, Иден готовит некий секретный документ… - и тут Лей вспомнил свой недавний разговор с Риббентропом, тот сказал о фон Хеше, что он, наверное, австрияк, но тщательно это скрывает. "Конечно, - подумал Лей, - иначе откуда эта чрезмерная светскость, откуда этот образ жизни, эта расточительность? Они не должны быть свойственны послу растоптанной страны. Посол растоптанной страны должен быть скромнее. Посол страны, входящей в новую эру, тоже должен быть скромным и щепетильным в личной жизни, должен все отдавать идее, а фон Хеш отдается удовольствиям плоти. Если на его месте окажется Риббентроп… А может быть, не думая много, указания Риббентропа передать Досту?"